Клиенты и поставки его мало интересовали. Он мыслил шире. Покупатели – разменная монета, к поставщику они не приведут. Они могут и не догадываться о его существовании, наивно веря, что товар им привозят откуда-нибудь из Пенсильвании. В их компетенции покупать и употреблять. Дилеры и курьеры – совсем другое дело. Но даже к пойманным за задницу производителям было не подобраться.
Наняв дорогих адвокатов, они упрямо молчали и не соглашались на сделки с полицией. Даже если сделки были очень привлекательны. Они боялись. Только молчание гарантировало им безопасность. Клиффорд догадывался, что условия второй стороны более выгодны, даже если любому из ее сынов придется сесть за решетку. Очевидно, у организации были связи в тюрьме и судебной системе, а не только шайка наглых юристов.
Отсутствие свежей информации после удачного налета нервировало Клиффорда. Очевидно, что на его пути стоит могущественный враг. В Нью-Хейвене, а может, и во всем штате, действует единая система наркотрафика, и управляют ею максимум двое. Кто бы ни был у руля, он умеет правильно вести себя в кризисных ситуациях. Так же просто, как к производственной базе, к нему не подобраться. Нужна целая команда таких же, как Лоуренс, неугомонных роботов, только кто их предоставит? Ведь для этого существует УБН, да и сам он привык работать один. Дружественных связей за несколько лет службы не завелось. Как-то не до того было. И если быть откровенным, коллеги тоже к этому не стремились.
Лоуренса Клиффорда изначально невзлюбили за высокомерие и привычку командовать. Его скорым успехом не все оказались довольны. Но начальник полиции Мидлбери, комиссар Лиотта, не мог проигнорировать достижения подчиненного. Как минимум это было невежливо с точки зрения профессиональной этики. Но самое страшное – это бы обесценило труд молодого, пылкого, горящего своим делом служителя порядка. Лиотта обожал таких ребят, невзирая на их человеческие качества, и поощрял всех, кто работал на результат.
Всего после двух с половиной лет службы повысить Лоуренса не имели права. Это противоречило общим правилам полиции Соединенных Штатов, дарующей звания по выслуге лет. Однако Клиффорду выделили какой-никакой, но свой кабинет, а также двух непутевых стажеров, которых нужно было куда-то приткнуть. С тех пор его допускали на все брифинги, прямо или косвенно связанные с наркоторговлей.
Первое и последнее (кабинет и брифинги) офицер полюбил всей душой. Личное пространство, тишину и информацию он ценил превыше всего. А вот за помощников благодарить было трудно. Эти двое скорее замедляли его работу, чем ускоряли. Он привык все делать один и отвыкать не хотел. Поэтому выданным в личное пользование стажерам делегировал несущественные, муторные задачи, не требующие умственного труда.
Лоуренсу было лестно, что с его мнением, несмотря на неприязнь, считаются, его вклад в общее дело признают, в чем-то даже могут спросить мнения, реже – совета. С течением времени коллеги, знакомые с послужным списком Клиффорда-старшего и полагающие, будто паренек занимает свое место благодаря папаше-полицейскому, скорректировали свои убеждения и прониклись неким уважением к Лоуренсу, несмотря на его невыносимый характер и неумение работать сообща. Поговаривали, что такими темпами он переплюнет заслуги отца еще до тридцати пяти.
Майкл Клиффорд, ныне лейтенант в отставке, был известной фигурой в Нью-Хейвене. В свое время он тоже прославился в молодом возрасте, но благодаря делу о серии странных убийств в Бриджуотере. Да и после этого вместе с напарником (маминым отцом) принимал участие в расследовании интересных преступлений, байки о которых Лоуренс слушал из первых уст все детство.
На отца сын смахивал разве что упорством и профессиональным чутьем, но во всем остальном – точно нет. Особенно ярко их несходство видел комиссар Лиотта, лично знакомый с Майклом и имевший возможность наблюдать за его работой.
На фоне постоянного превышения Лоуренсом полномочий честность и порядочность Майкла сияла святым ореолом. Принципиально другие методы, темперамент, убеждения, отношение к людям. В довесок – неприятный характер, диссонирующий с внешностью настолько, насколько это вообще возможно. Но это не мешало младшему Клиффорду добиваться поставленных целей. Наоборот.
Ущербные человеческие качества и отсутствие гуманности наращивали в нем квалифицированность машины, не знающей компромиссов, вызывающей трепет и зависть. Учитывая его работоспособность, все менее фантастической казалась теория, будто в участок устроился искусственный интеллект в теле прекрасного андроида. В каждой шутке доля шутки, остальное – правда.
Офицер Клиффорд проснулся в своем доме на Алгин-драйв в девять пятьдесят, за десять минут до будильника. Его организм отказывался спать в такой час, когда на улице пели птицы, а от солнца не спасали никакие шторы. И плевать ему было на усталость после ночного бодрствования. Режим есть режим.
Лоуренс снял этот аккуратный домик и переехал в него сразу же, как его официально закрепили за участком Мидлбери. Хотя мог бы приезжать на работу каждый день из родного города. Пятнадцать миль по Шоссе-84[11]. Пустяки! Но что-то внутри него протестовало. Дело было не только в закономерной сепарации от родителей или ссоре с отцом. Клиффорд был уверен, что обязан жить там, где работает. Знать этот город, маленький, бесперспективный, с чахлой инфраструктурой, знать его жителей, негласные правила, новости и сам его дух. Чувствовать в нем потоки не только воздуха, но информации.
Стать здесь своим, а не приезжим, защитой и поддержкой населения, обрести доверие, власть и известность. Он обязан жить тут, чтобы повысить эффективность своей работы. Разве что-нибудь может быть важнее? Опыт показывал, что выбор сделан верно.
С дежурства Клиффорд возвратился в начале седьмого и без промедлений упал в заранее застеленную кровать. В общей сложности за последние двое суток он спал около восьми часов (не отлично, но и не ужасно) и чувствовал себя соответствующе. Мозг не поблагодарит, обязательно устроит забастовку в ответственный момент. Ладно. С ним потом разберемся.
Утро после ночной смены никогда не бывало приятным. Но сегодня Лоуренсу снова в нее заступать. А до вечера нужно успеть много дел, поэтому нежиться в постели будем как-нибудь в другой раз. Если в первые секунды после пробуждения в голове запускался мыслительный процесс, можно было уже не заставлять себя уснуть. Думать он умел только о работе, отчего просыпался окончательно. Отключив будильник, Лоуренс поплелся в ванную.
Офицер испытывал зверский голод, но по утрам это чувство нередко атаковало его, стоило распахнуть глаза, поэтому усмирить аппетит не составило труда. Выпив стакан воды, Клиффорд набрал с собой маленькую бутылку и переоделся в спортивный костюм. Под воздействием жидкости временно обманутый желудок поутих, но Лоуренс даже не заметил этого. Подавить голод всегда оказывалось проще, чем раздражение или злость. Вот бы и другие проблемы можно было заглушить стаканом воды. Хотя на что ему жаловаться? Настоящие трудности он все-таки любил – в силу их мизерного количества в своей жизни.
В последние минуты перед выходом молодой мужчина ходил по дому и запускал дела, которые должны совершаться в его отсутствие. Он обожал, когда несколько процессов текли параллельно, экономя ему время.
Закинул рис с овощами в мультиварку, загрузил стиральную машину, запустил на ноутбуке проверку на антивирусы и чистку от лишнего хлама. Даже недавно приобретенный робот-пылесос включил. От входной двери до спальни плелась постыдная тропинка из сора и кусков земли, осыпавшихся с казенных ботинок, в которых он утром прошел прямо к кровати, стягивая на ходу (редкое исключение, вызванное критической усталостью).
С техникой он был на короткой ноге и свободно пользовался новшествами, которых общество пока сторонилось.
Дома у Клиффорда соблюдались порядок и чистота в степени фанатизма. В других условиях он не мог бы ни жить, ни работать. Прохладная, даже строгая аскетичность интерьера в бело-металлических тонах, само обустройство дома, в котором не было ничего лишнего и все лежало на своих местах, никак не ассоциировались с грязью и хламом. Хаос точно не был его стихией. Жаль, коллеги этих взглядов не разделяли. Их рабочие места красноречиво заявляли об этом.
Несколько секунд Лоуренс стоял неподвижно, словно отключенный прибор. Размышлял, что еще может сделать полезного, но не придумал. Поэтому натянул перед зеркалом тонкую черную шапку – спасение глаз от пота, полностью скрывающую волосы необычного оттенка, поправил серый спортивный костюм, чтобы сидел удобно и не стеснял движений, обулся, туго затянув шнурки белоснежных кроссовок, схватил бутылку воды в нагрудную сумку, вышел из дома и сразу побежал.
Как любой молодой полицейский, Клиффорд поддерживал себя в хорошей физической форме и следил за показателями здоровья, раз в полгода посещая медкомиссию. Благодаря комплексным усилиям его тело пребывало в идеальном состоянии – как внутри, так и снаружи. Каждый день по утрам, раньше или позже (зависело от смены), Лоуренс бегал одним и тем же маршрутом. От дома через Рега-роуд к мемориальному парку Леджвуд, там пару кругов по спортивной площадке, обратно через Такер-Хилл-роуд, где всегда было людно и полно машин, иногда срезая через подлесок между Такер-Хилл и Джой, легко лавируя между редкими частными домиками без заборов. Получалось что-то вроде круга, если, конечно, не придираться к геометрии Мидлбери.
Домой он возвращался через часик-полтора, насквозь мокрый, непривычно румяный, готовый как следует помыться и позавтракать. Ему нравилась бодрость, которую приносит физическая нагрузка. Ни в какое сравнение с нею не шла та фальшивая энергия, которую давал кофеин, таурин или сахар.
Во время пробежки Клиффорд старался отключиться от реальности и не смотреть на прохожих. Это засоряло «оперативную память» мозга. Все лица, которые он видел, по неизвестной причине запоминались ему с фотографической точностью. Для копа, безусловно, полезный навык, но в обыденной жизни весьма отвлекающий.