Видимо, он готов был пойти на отчаянные меры, хотя в его случае самой разумной мерой был побег из страны. Вместо этого неизвестный действительно взял и разбогател, причем неслабо. Будто выиграл в лотерею, только без лотереи.
Выплатил ли он долги? Ни в коем случае. Он придумал кое-что получше: нашел киллеров и устранил тех, кому задолжал. Экономия была поразительной.
Легенды гласят, что сразу после этого он и начал строить новый бизнес, приносящий постоянную прибыль и стремительно растущий. Очевидно, он занял нишу, которую сам только что освободил, а потому конкурентов у него не было.
Ларс понимал, что история сильно приукрашена, но чуял в ней правдивое ядро. Не логикой, но интуицией. Чтобы выбраться живым из своей ситуации, большому боссу пришлось в короткий срок добыть невообразимо много денег. Казино? Продажа недвижимости? Ограбление банка? Эти методы оставляют следы, их можно прощупать годы спустя. Предполагаемый промежуток времени, когда организация начала набирать обороты, примерно известен.
В те первые полгода нового тысячелетия резко подскочил уровень преступности и смертности от передозировок во всем округе, и так же скоропостижно стих. Лоуренсу было пятнадцать, в школе еще учился. Помнит, как ребята из параллели начали приносить крошечные, иногда не больше ногтя, пакетики с разноцветными порошками и продавать за такие деньги, что можно было не работать.
Нет, тут без черного рынка не обошлось. Слишком большие суммы вращались в этой сфере. Босс почти наверняка что-то продал там, без налогов и пошлин, без какого-либо учета со стороны государства. Но откуда он это взял, кому продал, за что платят такие суммы? Что он такого сделал, чтобы все эти годы оставаться абсолютно недосягаемым монополистом, ворочая миллионами? Заключил сделку с дьяволом? Сам кого-то убил? Может, у него был сообщник, которого он устранил, когда тот перестал быть полезным, и забрал его долю? Или тайный покровитель? Или внезапное наследство?
Полный бред. Клиффорд ненавидел иметь множество версий, равнодалеких от правды.
Что конкретно мистер X совершил и в одиночку ли действовал – вот главное, что мучило Ларса. И почему, если это принесло огромный доход в короткий срок, он не продолжил этим заниматься, а переключился на наркотики? Неужели это было нечто настолько небезопасное, что промышлять этим более одного раза невозможно? Поэтому глава взялся за менее рискованный бизнес, имея хороший стартовый капитал и устраненных конкурентов. И стал тем, кем стал.
Но все это домыслы.
Сейчас, полгода спустя после громкого успеха, дело замерло, как плод в утробе героиновой наркоманки. После облавы под Мидлбери и задержаний нескольких курьеров по ближайшим городам организация осознала, что на этот раз за них взялись серьезно. Началась цепная реакция. Действия Клиффорда расшевелили УБН – вот уж кто должен в первую очередь всем этим заниматься. Слишком много людей, вынутых полицией из системы, ставили бизнес под угрозу.
В организации понесли убытки. Возможно, испугались. Поэтому ушли на дно и утроили бдительность. Но доверять наркоманам невозможно, в этом вся прелесть работы с ними. А в организации каждый третий им являлся. Так или иначе. Если не сразу, то становился в процессе.
Лоуренс Клиффорд не сомневался, что с годами переловит всех. Как крыс в лабиринте, который они сами себе построили. Но прямо сейчас, в установившийся на непонятный срок штиль, ему чего-то не хватало. Или кого-то? Нового человека в пазле, свежей крови. Впервые ему мало собственной головы, чтобы двигаться дальше.
Ларс написал на белом стикере «кто-то, кого я еще не знаю, знает больше, чем я» и приклеил на доску в нижнем правом углу, где оставлял себе подсказки на будущее. Больше он сегодня об этом думать не будет. Нужно разгрузить голову.
Заказав домой продукты, остаток свободного времени до выезда на смену Лоуренс посвятил самосовершенствованию. Ни одной минуты своей жизни он не хотел проводить зря, поэтому двигался в сторону лучшей версии себя: читал книги по психиатрии, смотрел документальные фильмы и криминальные хроники, чтобы лучше понимать мышление преступника, слушал аудиоуроки для улучшения дикции и ораторского мастерства. Планировал даже освоение нового языка по самоучителю, только не решил, какого. Французский и немецкий еще в школе раздражали, его тянуло куда-то в более восточную сторону. Может быть, японский. Чем менее похожим на родной он будет, тем полезнее для нейронных связей.
Ближе к шести вечера Лоуренс еще раз перекусил парой сэндвичей с сыром, индейкой и салатом и начал собираться. Сложил в черный кожаный портфель кое-какие распечатки, в боковое отделение поставил бутылку свежевыжатого апельсинового сока. Бриться пока не требовалось, поэтому он коротко остриг ногти на руках и ногах. Снял домашнюю одежду, аккуратно сложил, босиком прошлепал в спальню.
Полицейская форма, всегда идеально чистая и выглаженная (о чем он заботился заранее), ожидала его на отдельной вешалке в шкафу. Там, где солнечный свет не достанет иссиня-черную ткань. Лоуренс не хотел, чтобы форма выцвела. В ее глубоком насыщенном оттенке было что-то сакральное. Неприкасаемое. Возможно, ответ на вопрос, почему он служит в полиции и так дорожит этим.
Облачение рядового офицера состояло из брюк и рубашки из плотной хлопковой ткани, по прочности напоминающей тонкий, плохо тянущийся джинс, черного галстука с серебристым зажимом, а также черной фуражки с глянцевым пластиковым козырьком и начищенной до блеска латунной кокардой, изображающей орла, несущего герб штата Коннектикут, с выгравированной надписью «офицер полиции».
Фуражка лежала на полке над вешалкой, компанию ей составляли ремни, кобура и табельный пистолет с наручниками, а также полицейский значок, в точности повторяющий кокарду и такой же отполированный.
Лоуренс Клиффорд переодевался только перед зеркалом. Не потому, что черно-синяя ткань изумительно ложилась на его кожу, оттенком напоминающую только что взбитое тесто для блинчиков, бежево-белое, нежное, воздушное, – эстетические контрасты мало его интересовали.
Он становился перед зеркалом, чтобы визуально контролировать процесс преображения обычного гражданина в опрятного и строгого служителя порядка. Ему нужно было видеть это. Знать, в какой момент выражение лица окончательно меняется, становится бесстрастным в превосходной степени, а глаза стекленеют, готовые к любым ужасам, на которые способны люди.
Форма не просто была красивой, не просто шла ему. Для Клиффорда она являлась символом власти, заслуженной не обликом, а делом. Его главным достижением в жизни. Его местом и призванием.
Лоуренс давно не обращал внимания на бледные отметины на руках и ногах, оставленные зубами бездомных собак, которых ему пришлось убить, чтобы самому выжить. Нет, не псы оставили на нем эти шрамы, где-то рваные и зажившие длинными кляксами, а где-то напоминающие отверстия для вдевания шнурков, – не псы, а собственное решение побороться с ними. Многому, что с нами случается, мы сами позволяем случиться.
На тонкую серую майку Клиффорд надел форменную рубашку с нагрудными карманами, закатал рукава по локоть. Вышитый над сердцем шеврон возвещал его фамилию и личный номер, а наплечные нашивки в виде закругленных трапеций из белой, синей и золотой вышивки содержали в себе знаки отличия округа и надпись «Департамент полиции Нью-Хейвена». На отлетах воротника сияли мелкие металлические значки-ордера. Точно такой же, но побольше, располагался на груди слева.
Застегнувшись, офицер поднял воротник и, ловко повязав галстук, приколол его зажимом к рубашке, затем заправил ее в брюки с черным матовым ремнем. Второй ремень, пошире, с двумя пряжками (они называли его двуглавым), к которому крепилась кобура или резиновая дубинка, надел чуть ниже, продев в специальные шлевки.
И вот у зеркала появился надменный и властный адепт правосудия, офицер Лоуренс Клиффорд, метящий в детективы, презираемый УБН, не имеющий друзей ни среди коллег, ни вообще. Не нуждающийся ни в чем, кроме собственной личности и правосудия.
Обувшись в черные шнурованные ботинки и надев фуражку, Клиффорд вышел из дома, сел в припаркованный у гаража черно-белый «форд» с проблесковым маячком на крыше и гербами на передних дверях, и поехал на работу.
В участок он вошел ровно в 19.00. Но задержался на ресепшене, нужно было разложить несколько папок по именованным полкам, чтобы не заносить лично. Это экономило время и спасало от бессмысленной болтовни. Затем направился в свой отдел по длинному, скудно освещенному коридору, на ходу здороваясь с редкими коллегами, которые собирались домой после дневной смены. В участке было довольно тихо.
– Генри у себя?
– Пока еще да.
– Я зайду к нему, пусть не уходит.
– Ладно.
– О, привет, ты получил ответ от патологоанатомов?
– Еще днем отправил тебе копию.
– Серьезно? Не видел.
– Тебе Лиотта звонил? Ты в курсе?
– В курсе чего?
– Да ничего. Потом.
– Твои оболтусы сегодня с уловом.
– Сейчас посмотрим.
Лоуренс хотел сразу пойти в свой кабинет, но что-то внутри повело его в сторону внешнего изолятора. Не успел он войти, а девушки в камере как будто заранее почуяли его – стали радостно зазывать к себе, сверкая блестками макияжа. Вцепившись длинными ногтями в решетку, они возмущенно постукивали шпильками, пока Лоуренс приближался к стажерам. Увлеченные поединком, они мирно играли в карты и не заметили шума шагов Офицер поставил портфель прямо между ними, чем сильно напугал. Стажеры подскочили.
– Офицер Клиффорд! – отчеканили оба.
Лоуренс выразительно посмотрел на карты, и Эммет немедленно собрал и спрятал их поглубже в карман. Он всегда был более сообразительным. Проститутки в камере продолжали шуметь, привлекая внимание, словно стайка голодных чаек:
– Офицер, а мы вас так долго жда-али!
– Отпустите нас, офицер Клифф, вы же нас знаете.
– Нам нечего вам рассказать, вы должны нас вы-ыпустить! Начинается вечер, самое прибыльное время, нельзя же…