– Дура! Заткнись.
– Сама заткни-ись! Он как будто не в курсе.
– Офицер Клифф любит нас и отпустит, правда ведь?
Не выдерживая, Лоуренс полуобернулся на них и взглядом приказал молчать. Девушки обиженно затихли. Это были Наташа, Люси и Мелинда. Возможно, даже две из них хорошо знали Тиффани.
Второй стажер, Лот, стал что-то бормотать о задержанном нарушителе общественного порядка, но Клиффорд уже полностью отвернулся от подчиненных, заинтересовавшись чем-то позади проституток. Как будто темный мешок был привален к решетке в дальнем углу камеры, напротив входа в нее. Пятно не шевелилось, но приобретало человеческие очертания.
– …а этих трех привели от оперативников на допрос, сэр, – отчитался Эммет.
– А четвертый кто?
– Так я же говорю, задержали сегодня в патруле на юго-западе.
– Судя по всему, подросток. Неужели тоже?
– Что – тоже? – не понял Лот.
Эммет толкнул напарника в плечо.
– Удивляюсь каждый раз, как ты только прошел естественный отбор, – спокойно вздохнул Клиффорд. – Девочка тоже из этих?
– Не называйте нас так, мы все слышим.
– Да! И мы обижаемся.
– Помолчите хоть минуту, – процедил офицер, и девушки смолкли, пряча глаза и кусая губы. Они побаивались его, если он был в плохом настроении.
– Мы на самом деле не поняли толком, то ли девчонка там, то ли пацан. Сэр. На вид лет четырнадцать. Напал на мужика, разбил ему машину. Еле оттащили и сюда привезли. Так он… или она… в общем! Чуть наручники в клочки не разорвал. Поначалу так бесновался, что хотели во внутренний изолятор посадить, там же решетки покрепче, вот… Но он у нас бездомными забит до отказа, так что… решили сюда. Через час где-то успокоился, да так и сидит, а потом этих привели.
Терпеливо выслушав эту белиберду, Лоуренс понял только то, что уже и так знал: его стажеры – идиоты, которые так боятся его, что не могут двух слов связать.
– Вы мне сказки не рассказывайте. Анатомию не учили в школе? К четырнадцати созревание уже состоялось. Половые признаки мужчин и женщин не отличаете?
Проститутки захихикали, стажеры смутились. А Ларс потихоньку закипал. Его смена начинается с фарса. Ничего нового. Еще и девочки со своим словесным недержанием действуют на нервы. Лучше бы на допросах проявляли такую словоохотливость.
– Офицер Клифф, ты же спасешь нас отсюда? Мы тебе все что хочешь расскажем.
– С вами позже разберусь. Дайте ключи.
– От камеры?! – хором удивились стажеры, но не стали дожидаться ответа.
Лот извлек из нагрудного кармана звонкую связку и протянул. Забрав ее, Клиффорд быстрым шагом направился к изолятору.
– Вы что это, сэр, собираетесь внутрь зайти? Зачем? Давайте мы сами выведем кого нужно, это же наша обязанность.
Лоуренс остановился у входа, пальцем перебирая ключи.
– Если спит, почему не проснулся от шума? Вы об этом не думали, хм?
– Никак нет, сэр. Может, без сознания.
– А вот это как раз плохо. Несдобровать вам обоим, если у меня в камере сидит без сознания подросток.
– Вы просто не видели, как он крушил ту машину. Не знаю, откуда в нем столько силы, но он опасен, сэр.
– Это просто ребенок.
– Вообще-то это девочка, – закатила глаза Наташа. – У нее там подстелено что-то, какая-то картонка. Надеюсь, не застудит себе яичники. Мы пытались ее разбудить, но она не реагирует.
Офицер даже не глянул в ее сторону. Он смотрел на темный силуэт, сжавшийся в углу камеры, обхватив колени руками в настолько длинных рукавах, что виднелись только кончики пальцев с грязными ногтями, и уронив на них голову в глубоком капюшоне. Фигура в балахоне ни на что не реагировала, но дышала, Ларс видел, что дышала. Очень тихо. Спала.
Тут Лоуренс понял, что не знает, как позвать ее. Он никогда первым не обращался к кому-то в изоляторе, и уж тем более не заходил внутрь.
– Как ее зовут?
– Попробуй узнай имя у бешеной собаки… Она не назвалась. Документов при себе нет, мобильник разряжен.
С теми, кто поступал в спецприемник, офицер Клиффорд общался в комнате допросов. Удивление стажеров можно было понять. Он и сам опешил от скорости принятого решения. А теперь не знал, как привлечь к себе внимание. И главное – зачем?
Ларс провел ключами по прутьям решетки. Девушки поморщились от неприятного звука, но спящая не шелохнулась. Может, и не спит? Притворяется, чтобы подслушать. Вот только не надо шпионского бреда. Просто войди, войди. Зачем? Ч-черт, просто войди, ты уже стоишь тут с ключами, и все понимают, что ты намерен сделать, поздно отступать.
Действуй. Ты все поймешь. Войди.
Клиффорд отворил дверь, не сводя глаз с фигуры в темном. Не успела Наташа раскрыть рта, чтобы выдать новую порцию комментариев, офицер упреждающе поднял руку и погрозил длинным пальцем с красивым розовым ногтем.
– Стойте где стоите. И молчите ради своего же блага.
Он применил тон, которому подчинялись беспрекословно. Подействовало. Стажеры и проститутки напряженно наблюдали, ожидая развязки. Ларсу и самому было интересно, что это он вытворяет и к чему это приведет. Не участок – балаган. Только бы никто из своих не решил заглянуть сюда. Он почти улыбнулся, вообразив это, и шагнул внутрь.
– Ставлю десятку, она его сейчас ударит, – прошептал Эммет.
– Даже спорить не буду, – так же тихо отозвался напарник.
Офицер приблизился и сел на корточки. Субтильный подросток. Девочка. Действительно, спит. Нельзя имитировать такое дыхание. Но почему не очнулась из-за шума? Он говорил со стажерами, проститутки звали его и стучали по решетке. Ноль реакции. Такой глубокий сон бывает только после… сильного стресса, шока, испуга. Нервного срыва.
Она в отключке, но что случилось? Это ему не нравилось, причем с каждой минутой все больше. Дальше медлить нельзя.
Офицер протянул руку.
Episode 4
После того, что три года назад случилось с мальчиком на тренировке по хоккею в соседнем Саутбери, родители Нины всерьез намеревались забрать ее из этого спорта, внезапно ставшего не просто опасным, а смертельно опасным.
Новость потрясла мирных жителей округа, но не Нину. В спорте такое случается. Она это знала и не боялась. Благодаря врожденному упрямству к пятнадцати годам она не только не покинула ледовую арену, но и попала в сборную школы, где играла теперь с мальчиками своего возраста, как и мечтала.
Правда, тренер согласился на эту авантюру не потому, что устал сопротивляться, и вовсе не из-за заслуг Нины. Как будто их было недостаточно. На школьных смешанных играх она показывала себя наилучшим образом. Единственной проблемой было скептическое отношение к девочкам на льду, а не качество игры.
То, с каким постоянством окружающие зацикливали внимание на ее половой принадлежности, уже вызывало зубной скрежет. Как будто была существенная разница, особенно в таком возрасте, или же девочки изначально были не годны для чего-то, кроме юбок и пятерок по вышиванию.
Чудо случилось благодаря новенькой из Олбани, шестнадцатилетней девочке пакистанского происхождения – по-мальчишески крупной и волосатой, плотно сбитой, не по возрасту высокой. С таким телосложением сами звезды пророчили ей карьеру в регби, но почему-то она выбрала хоккей и занималась им несколько лет до переезда.
Таита Милз, так ее звали, создала прецедент, благодаря которому и она, и Нина теперь играли за сборную юниоров Мидлбери. Пока не в основном составе, а в запасном, и могли выйти на поле, если кого-то удалят или уведут в медпункт. Однако на общих тренировках отдача от девочек требовалась наравне со всеми.
Наверное, из-за того что Таита больше смахивала на мальчика, чем многие мальчики, особенно в хоккейной защите, ее не трогали. Зато к Нине цеплялись постоянно – давали понять, что она тут лишняя, как и пророчил когда-то ее лучший друг. Она обещала ему, что добьется принятия в сборную, и фактически добилась. Даже сыграла несколько календарных игр – выезжала на один тайм – в команде, которая относилась к ней предвзято и не стеснялась это демонстрировать.
Нина терпела и ждала подходящего момента – показать, на что способна. Слишком любила хоккей, чтобы отказываться от него из-за чьей-то там неприязни. После того как долго она добивалась своего, отступать было нелепо. Тренер не понял бы ее, перестал уважать.
Если бы проблема исходила только от членов ее команды, в основном сверстников из ее школы, это одно. Они учатся вместе, знают Нину, хоть и не особо доверяют. Но тренер учит их сплоченности и командной игре, и «общий лед» рано или поздно помирит их, выровняет, как траву – газонокосилка.
Общим льдом называлось время всех проведенных вместе игр одной команды. В процессе игроки притирались друг к другу. Занятно, что к Таите мальчики привыкли быстрее. Из-за этого Нина хотела коротко подстричься, но не решалась. Боялась реакции мамы.
В спорткомплексе, где дважды в неделю проходили тренировки, на поле одновременно выходили все юниоры от четырнадцати до восемнадцати лет, в том числе старшеклассники из других школ и даже городов. У всех был один тренер, к большому сожалению Нины. Два здоровенных парня лет восемнадцати постоянно провоцировали ее, смеясь и переговариваясь, настраивали против нее других. Даже решетки шлемов не скрывали их ехидные улыбочки.
Никто из команды ни разу ее не поддержал. Девочку выбрали козлом отпущения по принципу «самая слабая и отпора не даст». А тренер, зная это, запрещал реагировать. Его большая ошибка состояла в том, что вместо того чтобы затушить фитиль пороховой бочки, он только удлинял его, откладывая неизбежное. Огонек продолжал тлеть и рано или поздно рванул бы. Те двое с охотой раздували его.
Сегодня они подъехали к Нине и стали кружить, постепенно сокращая радиус, пока девочка отрабатывала удары с полуразворота – они у нее плохо получались. Каждый из парней был раза в три крупнее Нины. Они мешали ей тренироваться и обсуждали ее так, словно ее здесь не было. Знали, что стерпит, проглотит.