Но пока я не был к этому готов, а Нона норовила вляпаться во все возможные неприятности. Именно такой я ее и помнил – вредная непоседа. Мне все-таки приходилось вмешиваться. Я рисковал, привлекая к себе внимание, но иначе не мог, если появлялась угроза.
Именно я в тот день заступился за нее на хоккее, осадив двух парней, которые донимали ее. Ситуация была критическая, как мне тогда показалось, но я еще не знал, что они затеют позже. Вдобавок после тренировки ее сбила машина, от которой она живого места не оставила, благодаря чему попала в участок, нарушив все мои планы. Это она умела лучше всего.
Но я на нее не злился, а действовал по обстоятельствам. Все-таки она моя сестра.
Этот коп вообще не должен был появиться, согласно моим расчетам о ближайшем будущем Ноны. Она и под машину не должна была попасть. Молодой офицер может серьезно помешать в будущем, я это чувствую. Слишком дотошный, слишком упертый. Я узнал о нем побольше, и мне не понравилось то, что я узнал. Ненавижу честолюбивых и излишне самоуверенных. А он, вне всяких сомнений, именно такой.
Нону и раньше обижали, но это были логичные повороты той жизни, которую она выбрала. Я старался быть рядом и помогал, чем мог. А вот всякие неожиданности, не поддающиеся прогнозам и вовлекающие все больше людей, я терпеть не мог. Наподобие той массовой драки на арене, которую она устроила. Порой предсказать ее поступки не мог даже я.
Нона должна достаться мне живой и невредимой. Такой же, какой я оставил ее тогда в парке аттракционов, посадив на синюю глянцевую лошадку и посмотрев ей в глаза в последний раз. А если кто-то хотел причинить ей вред, я выходил из себя и становился неуправляемым, наглухо отбитым ублюдком.
Сейчас был именно такой случай.
Я отлично знал тех, кому Нона нравилась, как и тех, кто ее не переваривал, хотя и не понимал их. Еще после первого случая эти двое абсолютно точно возненавидели ее за острый язык и фантастическую наглость. Когда тренер выставил их с поля, я подслушал их диалог в раздевалке, и то, что я услышал, мне очень не понравилось. А после повторного унижения (когда сокомандники встали на ее сторону), они вознамерились выжить девочку из хоккея и были настроены более чем решительно.
Я начал следить за ними неделю назад, когда все это случилось. И не зря. Интуиция верно подсказала мне, с какой стороны ожидать угрозы. Серьезной угрозы.
Парни оказались не из Мидлбери. Они ездят сюда на тренировки каждые два дня на междугороднем автобусе, который ходит каждый час. Я узнал это в первый же день и очень обрадовался. Конечно, угроза для Ноны не становилась меньше. Ничего не стоит приехать сюда на машине за двадцать минут. Но ведь и искать их будут не здесь. По крайней мере, сначала.
Пит и Дэвид. Одному семнадцать, другому восемнадцать лет. Здоровенные шкафы выше своих отцов, готовые ущемиться от любого писка в свою сторону. Спортсмены с кипящим в крови тестостероном, который нужно куда-то направить наиболее разрушительно. Любители издевательств и прилюдных разборок, которым прощалось все, потому что они одни из лучших игроков своей сборной.
Нона очень их разозлила. Они спали и видели, как разделаются с «наглой девкой».
Помешанные на идее отомстить, они не замечали, что я преследовал их и подслушивал разговоры. Их грандиозные планы я не мог оставить без внимания. Поначалу они собирались избить Нону, подкараулив ее и похитив. Я знал, что это трудно, и особо не переживал – Отто практически всегда с нею. Потом я вспомнил, что мальчик слег с гриппом, и мать не выпустит его из дома ближайшую неделю. А за Ноной тем временем помимо меня таскалась еще одна слежка.
Тут я начал нервничать.
Позавчера я зашел за этими двумя в строительный магазин и увидел, что они покупают веревку, моток герметичного серого скотча и большие черные мешки для тяжелого мусора. Первые нити беспокойства, тонкие и прозрачные, как паутина, натянулись в душе. Мне не верилось, что они настроены так серьезно. Может, просто хотели запугать ее, что в следующий раз и убить могут. Но потом они заехали в аптеку, чтобы взять презервативы и смазку, и картинка в моей голове сложилась во что-то поистине жуткое.
– Накачаем чем-нибудь, она и не вспомнит, – спокойно предложил Дэвид, как будто они уже не в первый раз такое проворачивали. Я понял, что речь о наркотиках, к которым у них есть свободный доступ. Этого дерьма стало слишком много в Нью-Хейвене.
– Порвем все дырки, не до хоккея будет. После такого позора не вернется.
Ублюдки зубоскалили, облизываясь в предвкушении жуткого события. А я лишился дара речи.
У меня началась паническая атака. На какое-то время я упустил их из виду и не знал, куда они уехали, но подозревал, что за наркотиками. Предчувствие неизбежной беды забило мне горло и перекрыло дыхание. Руки стали как бракованные керамические изделия, готовые рассыпаться от напряжения. В голове пылало.
Шла бы речь о любой другой девушке, если бы я случайно узнал такие планы, не стал бы вмешиваться, но позволить подобному случиться с Ниной я не мог. Над моей похищенной сестрой тоже могли издеваться, поэтому, придя в себя, я впал в ярость и решил устранить двух ублюдков до того, как они приведут в исполнение хотя бы часть плана.
«Что ты такое говоришь? – зашипел кто-то внутри, – что значит «тоже»? Она и есть твоя сестра». «Точно, – согласился я. – Она уже настрадалась. Хватит с нее».
С позавчера я был на взводе. Теперь я уже надеялся, что они не струсят, не передумают. По одной простой причине – не терпелось прикончить их. Сейчас я хотел этого даже больше, чем вернуть Нону. Они ничем не лучше тех, кто ее забрал. И они заслуживали смерти.
Яростное желание человека жить любой ценой – всего лишь инстинкт. Но разве смерть – не инстинкт? Умирание для организма такой же естественный процесс, как насыщение или размножение. Такой же требовательный и неизбежный.
Надо отдать им должное, за два дня они неплохо подготовились. Опять у меня промелькнула мысль, что они не в первый раз занимаются подобным. Это делало их жизнь значительно менее ценной.
Парни купили все что нужно, выведали, где и когда девочка бывает одна, наняли фургон, пол застелили пакетами. И вот-вот должны были приехать, чтобы поджидать ее. Они всерьез собирались рискнуть. Но за час до назначенного времени сюда приехал я. Вместе мы будем ждать Нону, но никто из нас ее не дождется. Об этом я позаботился. Я же тоже времени зря не терял. И самое главное, что я сделал, – это исключил малейшую угрозу для своей сестры.
Меня бил озноб от мысли, как хорошо я технически подготовился к этому дню. Мне повезло, что они выбрали самое безлюдное место, где собирались поймать Нону, а попались сами. Веревки и скотч тоже пригодятся. Удобно, что все уже в наличии, даже пакеты, чтобы не испачкать фургон.
Наблюдая за Ноной в течение нескольких лет, я замечал, как мое восприятие рассекается подобно ручью, в русло которого положили камень, делящий поток воды надвое. То я видел в ней похищенную сестру и был абсолютно уверен, что это она, находил даже сходства во внешности, в мимике и поведении, то смотрел на нее как на чужую девочку, которую не знаю по-настоящему, но испытываю к ней родственную симпатию, желая стать ближе и защитить, искупить тот вечер, когда меня не оказалось рядом с собственной сестрой.
Образы наслаивались друг на друга, лишая понимания, какой из них правдив по-настоящему. Казалось, что оба идентичны в своей истинности, хотя и разные в восприятии. Как эксперимент, в котором разные результаты выпадают при одинаковых условиях (они с Отто постоянно его обсуждали).
Какая-то часть меня понимала, что Нина – не моя сестра, а другой человек, который мог оказаться на ее месте много лет назад. Другая часть была уверена, что это Нона, которой изменили имя и продали в другую семью. В зависимости от времени одна из них становилась сильнее, другая слабее. Потом все менялось.
Я раздваивался.
Будто треснул когда-то от сильного удара. С тех пор трещина росла, позволяя обеим частям становиться самостоятельными. Перелом ментальной кости, который никогда не заживет, никогда не срастется правильно.
Первый, я называл его Одержимым, мечтал похитить девочку (он уверен, что это Нона, которой промыли мозги), чтобы вернуть в семью, искупить свой грех, добиться прощения родителей и простить себя самому. Чтобы все стало по-прежнему. Эта навязчивая идея не дает ему жить, есть и спать.
Второй, Мстящий, просыпался в виде здравого смысла. Поначалу редко, потом чаще. Он врывался в мысли первого, спорил, убеждал, что это не сестра. Раскрой глаза, говорил он, не убеждай себя во лжи, которую выдумал для оправдания своих действий. Ты просто жалок. Признайся себе, зачем ты делаешь это – зачем на самом деле ты стремишься ее забрать. Ты же знаешь, что это другой человек. Другая девочка. Это ее должны были похитить в тот вечер вместо Ноны. А сейчас мы просто восстановим справедливость. Мы восстановим равновесие. Какое важное слово, чувствуешь? Ты здесь затем, чтобы напомнить всем, что оно значит.
Одержимый наивен и не хочет зла. Он растерянно улыбается, наблюдая, как Нина едет на велосипеде, отпуская руль, и кричит Отто, чтобы он посмотрел. Он умиляется тому, как Нина ест и во что одевается. Она заправляет волосы за уши, и все это совсем не похоже на его Нону, но это не важно. Он все равно заберет ее.
Мстящий зол и жаждет самосуда. Но меня успокаивает то, что они хотят одного и того же, пусть и под разными предлогами. В конечном счете забрать эту девочку – главная цель моей жизни. Так будет правильно. И не важно почему. Я же прекрасно понимаю, что это единственный верный исход.
Когда-нибудь люди поймут, что не имеют морального права указывать другим, как жить, как правильно поступать, что правильно думать и говорить. Они не должны вмешиваться в дела, которые не касаются их лично.
Они не в силах ощутить груз ответственности и вины, лежащий на мне, как чан с кислотой, в который меня медленно окунает время. Если я долго бездействую, то ощущаю, как кислота начинает разъедать мне руки и ноги, как они становятся прозрачными безо всякой физической боли. Но это чувство сводит с ума.