Несчастье дает полное право на безумие. И пусть несогласный швырнет в меня камень.
Прежде чем тонированный фургон вместе с ничего не подозревающими хоккеистами подъехал и припарковался за углом, я несколько раз прокрутил в голове план действий. Простой, чистый, учитывающий все варианты развития событий. Изящный.
Его движущей силой был эффект внезапности – беспроигрышный механизм на моей стороне. Я повесил респиратор на шею, переместив на спину, чтобы его присутствие не вызвало преждевременных подозрений; повесил сумку через плечо, проверил карман пальто. Вылез из машины и закурил, делая вид, что высматриваю адрес. Мне удалось разглядеть, что за рулем Дэвид. А Пит, получается, ожидает сигнала в задней части фургона, чтобы распахнуть дверь, схватить жертву и затащить внутрь. В это время Дэвид уже ударил бы по газам.
Уверен, в их крови сейчас играет тот же безумный азарт, что и в моей. Наверняка они общаются, смакуя детали предстоящего, и их обрубки привстают от возбуждения. Запретное дурманит голову слаще любой наркоты.
Удивительно, на что способен одержимый человек, идущий напролом. Я ощущал в себе выносливость и живучесть, какой нет у других людей. Это была моя суперсила, данная самой жизнью. Я сильнее, чем спортсмены в три раза больше меня по комплекции. Я быстрее, чем спринтеры.
И у меня есть козырь в рукаве, точнее, в кармане. Средство, которое вырубит их и которое, к счастью, довольно легко достать.
Я знаю, что выйду победителем, как знаю, что Нона сегодня не появится в этой части города. Потому что я рассчитал каждый шаг и каждую погрешность. И как после такого не возомнить себя богом?
Поправив пальто не первой свежести, я побрел, озираясь, в сторону темно-синего фургона с вмятиной на боку. Машин здесь больше не было, людей тоже. Всеми силами я изображал вид человека, который ищет кого-нибудь, чтобы уточнить, не заблудился ли он и как ему добраться до такого-то адреса.
Трудно воспринять как угрозу тощую сутулую фигуру в бомжеватой одежде, праздно шатающуюся по улице в сумерках. Я скорее походил на бездомного, которому никто не поверит, даже если у него на глазах похитят человека. Поэтому, когда я постучал по стеклу, заискивающе улыбаясь с видом попрошайки, в глазах Дэвида не было ни капли испуга. Только раздражение, что я отвлекаю его от сладостного ожидания.
Пока водитель опускал стекло, я заметил у него на коленях черную балаклаву. Конечно, если собираешься кого-то избить и изнасиловать, стоит позаботиться о том, чтобы остаться инкогнито. На пассажирском сиденье стояла компактная спортивная сумка, из тех, куда складывают наличность, прежде чем навсегда исчезнуть. Но я знал, что там лежат не деньги.
– Тебе чего, старина? – почти дружелюбно поинтересовался Дэвид. Стекло он опустил до самого конца. Потерял бдительность.
Я нащупал одной рукой баллончик в кармане пальто, а второй облокотился о капот, отвлекая внимание. Из глубины фургона донеслось ворчание, но Дэвид не спешил отвечать напарнику. У него были расширенные зрачки. Я подозревал это.
– Ты глухонемой или че?
Я отчаянно замотал головой, изо всех сил сдерживая улыбку. Проще, чем я думал, но не будем расслабляться раньше времени.
– Кого-то ждете? – спросил я.
Дэвид напрягся, подобрался. То ли мой тон, то ли суть вопроса насторожили его, и он сосредоточился на происходящем.
– А тебе-то что?
– Да кто там? – крикнули сзади.
– Заткнись, – посоветовал Дэвид, не оборачиваясь.
Передние сиденья были полностью отрезаны от грузовой части фургона, если не считать раздвижную щель размером с кирпич. Но она оставалась закрыта. Пит не хотел, чтобы случайный прохожий увидел и запомнил его наглую рожу. А вот Дэвид уже понял, что сел в лужу.
– Чувак, ты кто такой? Че тебе нужно?
– Равновесие.
Вряд ли он оценит, что одним словом я отвечаю на оба его вопроса.
Веселящий газ напрасно не воспринимают всерьез. Помимо того что им надувают шарики и меняют голос, чтобы повеселиться, еще им обдалбываются на вечеринках и погружают в наркоз для операций. Хорошая порция N2O не причинит боли, но может вызвать опьянение, головокружение и транс. Идеально, чтобы дезориентировать противника на некоторое время. Слишком много газа может вызвать обморок, атрофию мозга и даже смерть. Но убивать их я точно планировал другим образом.
Четыре секунды на то, чтобы натянуть респиратор, распылить газ прямо в лицо Дэвиду, сунуть руку в открытое окно, схватить его за волосы и ударить о руль в надежде хотя бы разбить нос, пока он под эйфорией.
Секунда на то, чтобы подбежать к отъезжающей дверце, откуда готов вывалиться среагировавший на опасность Пит – либо чтобы сбежать, бросив друга, либо чтобы вломить мне.
На самом деле даже не важно, зачем он вылезет, я точно знаю, что он это сделает, и готов встретить его. Дверца отъезжает, я жму на кнопку, затем бью Пита в лицо, отшвыривая обратно. Его туша с грохотом опрокидывает что-то и валится на пол, к рукам прилипают черные пакеты. Дверь оставляю открытой, поскольку с водительского сиденья через секунду выскочит мычащий от боли Дэвид, хватаясь за нос красными руками.
Так и происходит. Не позволив отойти от кабины, я хватаю его за шкирку и направляю вслед за Питом вглубь фургона, прыгаю внутрь и закрываю дверцу. Они напуганы и дезориентированы, в них наркота и веселящий газ, поэтому все проходит гладко. В полутьме я вижу их лица, пытающиеся выдать оскал, но они уже в курсе, что проиграли, поэтому напускная агрессия только смешит, как и попытки подняться.
Они не понимают, что происходит с их телами, откуда такая слабость и легкость. Как сопротивляться?
Спортсмены, привыкшие к превосходству, впервые встретили настоящего противника. Да, это вам не девочек насиловать, думал я, нанося ногами точные удары по их тупым головам, чтобы они скорее отключились, а я мог связать их, сесть за руль и уехать подальше отсюда, туда, где смогу завершить расправу. Есть у меня одно место на примете, где их вряд ли быстро найдут.
Людям плевать на последствия своих поступков, пока они не встретятся с ними лицом к лицу. Только тогда начинают сокрушаться: зачем же я это сделал? Чем я только думал? А вопросы надо было раньше себе задавать. До, а не после.
И с какой стати я должен быть лучше, чем другие люди позволяют себе быть? Ради какой морали должен бежать от свершения зла, как от кипятка, если всякое зло есть проявление свободы воли? Я так же свободен, как другие.
Я с наслаждением ударил в последний раз, ощущая под костяшками глухо чавкающее крошево, и плюхнулся за руль фургона, вытирая мокрые руки о какую-то тряпку.
В тот вечер Нина Дженовезе благополучно добралась домой.
Episode 6
Офицер полиции Лоуренс Клиффорд припарковался на стоянке старшей школы Мидлбери. Через полчаса здесь должна состояться лекция о вреде наркотиков. Как ни странно, читать лекцию будет он.
Раньше Ларс этого не делал. Но знал, что в полиции занимаются подобным. Уделить хотя бы несколько дней в году просвещению местной молодежи входило в негласные обязанности сотрудников, особенно это касалось отдела нравов. Лоуренс не стал отказываться, когда Лиотта попросил его. Хотя, конечно, мог бы. Под предлогом, что у него много работы и ему некогда заниматься такой фигней. По сути, так оно и было.
Офицер мог бы озвучить свой отказ Лиотте слово в слово, но не стал. Следуя неким внутренним расчетам, Лоуренс решил не пренебрегать возможностью пообщаться с подрастающим поколением. С этой прослойкой населения Мидлбери он практически не контактировал, но чувствовал, что пора начать. А может, дело было еще и в том, что именно в этой школе (в Мидлбери всего две старшие школы) учится некто, с кем он познакомился пару месяцев назад и больше ни разу не виделся.
Лоуренс старался не думать об этом всерьез.
К лекции он не готовился. Потому что, во-первых, был уверен в себе, во-вторых, хорошо импровизировал. В-третьих, очень многое знал о наркотиках. Об их производстве, сбыте, поиске клиентов, закупке сырья. О том, как этот бизнес работает изнутри. Этому он посвятил много рабочего (и нерабочего) времени.
Однако лекция должна была не вызвать интерес, а оттолкнуть детей от этой сферы, предостеречь. Что ж, напугать тоже есть чем. О пагубном влиянии веществ на организм Лоуренс знал не просто на словах. В отличие от школьников, он не раз видел уродливые трупы и заключения патологоанатомов, у которых по-прежнему брал консультации.
По дороге сюда Ларс накидывал в голове примерный план выступления, но особенно об этом не переживал. Публики он не страшился, боязнь сцены была ему неизвестна. Люди склонны прощать ошибки и неудачи привлекательным персонам, особенно наделенным властью. И счастлив тот, кто умеет этим пользоваться.
Оставив в бардачке солнечные очки и кобуру с табельным (в школе носить его ни к чему, а вот наручники можно взять, для повышения авторитетности), Ларс вылез из машины и выразительно хлопнул дверью черно-белого «форда» с крупными медно-желтыми гербами и круговой надписью «Департамент полиции Нью-Хейвена».
Стоял один из последних теплых дней октября, прозрачный, солнечный, с пыльным ветром, несущим запах тлеющей листвы и далеких полевых костров. Школьники подтягивались к зданию спортзала, где обычно проходят массовые мероприятия. Многие несли с собой стулья, и это шествие напоминало возвращение в муравейник с добычей.
Детей оказалось гораздо больше, чем Ларс ожидал увидеть. Но это не вызвало в нем ровным счетом никаких эмоций. Спокойной прямой походкой офицер пошел по направлению к спортзалу. На человека в форме школьники оборачивались с напряженными улыбками и спешили отвести глаза. Кто-то осмеливался здороваться. Клиффорд сдержанно кивал, пропуская детей вперед.
На пороге его встретили школьный психолог и специалист по воспитательной работе, которые все придумали и организовали. Они сообщили, что собрались еще не все и нужно подождать. Школьники шумно рассаживались, не обращая на них внимания. Лоуренсу показали трибуну, но он решил подождать, посвятив остаток времени диалогу с организаторами. Пара уточняющих вопросов не помешают. Не бывает лишней информации о людях, с которыми собираешься взаимодействовать.