Кто еще, как не побитая девочка в испачканной и местами порванной форме, с кровоподтеком на губе и брови, разбитыми костяшками пальцев, взлохмаченными волосами и шлемом под мышкой, хмуро смотрящая прямо в камеру с выражением настороженности и подавляемой боли, с плотно сжатыми губами и сдвинутыми к переносице бровями, но все равно такая сильная, такая харизматичная, кто еще, как не эта девочка, снятая удачным крупным планом, где видно каждую родинку, ресницу и пору, мог бы передать главную мысль всей статьи? Кто еще мог бы так убедительно показать, что не стоит относиться к кому-то с предубеждением? Особенно по половому признаку.
Лоуренса даже проняло. Оказывается, он всегда хотел почувствовать себя таким, как Нина. Но не судьба. И теперь он завидовал ей в этой всепоглощающей возможности на тысячу процентов быть собой, плевать на осуждение и значить что-то помимо хорошенькой внешности.
Нет, никакая это не девочка, – подумал он, заглядывая глубже в напряженный взгляд Нины, – это боец. Боксер, сидящий в углу ринга на перерыве, с лицом, превращенным в фарш, с раздробленным ребром, пьющий воду через соломинку мокрыми от крови губами и раскрошенными зубами. Он знает, что в следующем тайме ему будет худо, но не уходит и ждет неизбежного, потому что выдержит, потому что опозориться и разочароваться в себе страшнее, чем испытать боль.
Вот что хотел сказать автор этой фотографией, этой статьей. Сила духа и честь – это уже за пределами понимания, что должны делать мальчики, а что – девочки. Это о человеке в целом.
К сожалению, кульминационный снимок Нины был последним, а за ним шло маленькое интервью и послесловие. Девочка отвечала на провокационные вопросы репортера в своей поражающе честной манере, ничего не боялась, говорила как есть, и ничем ее нельзя было смутить, расстроить или задеть.
Лоуренс с улыбкой пробежался глазами по емким ответам. В голове он слышал голос Нины, слышал, с какой интонацией она рассказывала, зачем пришла в этот спорт, почему играет в хоккей, как к ней относятся в команде и не боится ли она выбитых зубов и сломанных костей. Отвечая, она наверняка то и дело смеялась, воодушевленная хорошенькой заварушкой, которую затеяла.
В самом низу последней страницы маленьким кружочком висела портретная фотография мальчика с пятнами витилиго на лице и припухшими глазами, а под нею подпись – репортаж с места событий подготовил Алан Кейн, ученик старшей школы Мидлбери.
Если TINA не возьмет паренька на работу, они многое потеряют.
Клиффорд сохранил лонгрид в формате PDF и закинул в ту же папку. Ему нравилось, что объем материала растет. От этого становилось тепло внутри, но больше никаких зацепок он не вспомнил и решил отложить на потом поиски новой информации.
С тех пор миновало две недели, за которые решительно ничего не произошло, кроме тайных просматриваний содержимого папки в рабочее время.
У Клиффорда был выходной, впервые за последнее время совпавший с обычным человеческим выходным – субботой. С самого утра он, облачившись после пробежки в белую футболку и белые трико, босиком расхаживал по дому и занимался рабочими вопросами, потому что, наверное, слишком привык посвящать этому свободное время, а может, просто разучился проводить досуг иначе.
Упорство ломает невидимые стены любой прочности. В какой-то момент чувствуешь, что усилия дали выхлоп. Как будто второе дыхание открывается. Главное тут – не останавливаться и не отступать. Лоуренс не умел сдаваться. Это противоречило его натуре. На пути к цели он готов был вывернуться наизнанку, если потребуется.
Сегодня с самого пробуждения в нем сидела какая-то неприятная нервозность. К обеду он понял: это то самое ощущение, которое люди называют предчувствием. Как будто что-то лежит не на своем месте, но ты не можешь найти, что именно, сколько бы ни искал. Оно находится либо внутри тебя, куда не дотянуться, либо вообще в каком-то другом измерении. Желание что-нибудь предпринять, как-нибудь этому помешать преследует весь день, как дежавю. Только в отличие от дежавю тебя мучают псевдовоспоминания о том, чему только суждено случиться.
Что-то должно было сегодня произойти, а может, ему просто этого хотелось, и он выдавал желаемое за действительное. Предчувствие маячило над головой, неподвластное взору и словесному описанию. От него невозможно было отмахнуться, оставалось только терпеть.
Лоуренс читал сводки, работал, ел, немного отдыхал с книгой перед глазами (не так давно он переключился на практическую химию, чтобы лучше разбираться в производстве отдельных наркотиков) и пару раз выходил на улицу с кружкой чая в руках, размяться и подышать, помахать в ответ соседской дочке, которая по невероятному стечению обстоятельств показывалась наружу в то же самое время, что и он.
Что тут скажешь, он всю свою жизнь вызывал у молоденьких девушек гормональные всплески. Женское внимание – дело привычное. Главное – держать себя в руках, ты ведь теперь служитель порядка.
В течение дня офицер Клиффорд просматривал криминальные хроники за 1999, 2000 и 2001 годы, пытаясь найти в них зацепку. Что угодно, способное вызвать ассоциацию или слабую перекличку с уже имеющейся у него информацией о том, как зародилась организация. Очень много данных нужно было держать одновременно в голове, отчего она распухала и пульсировала, требуя перерыва, иначе взор замыливался.
Офицер прощупывал в прошлом связи, которые всегда находил первым, связи, которые до него могли упустить, потому что люди в целом невнимательны и не стараются делать свою работу идеально. Лоуренс чувствовал себя хирургом, пальпирующим остывшее тело в поисках пульса, но не мог ровным счетом ничего нащупать, раздражался и начинал по-новой.
Тяжело быть тем, кто не умеет сдаваться, потому что иногда упорство приводит в тупик, который не разбить за целую вечность.
Прошлое не отзывалось взаимностью, прошлое молчало, безразличное к бедам настоящего и тем более будущего. Его не волновало, что люди пропадают и умирают, а дети нюхают опиатные порошки, глотают всякую дрянь и вгоняют иголки в вены. Оно не собиралось помогать добросовестному офицеру полиции, не давало подсказок, хотя абсолютно точно хранило их в себе.
Прошлое было немо. Или кто-то сделал его таким.
Да, нельзя безоговорочно верить россказням, но не бывает дыма без огня. Пускай костер этот давно погас, и в золе ничего не шевелится. Что-то случилось там однажды, на рубеже тысячелетия, что-то очень плохое и очень запретное помогло главе организации стать тем, кем он стал. И это событие не могло пройти бесследно.
Офицер полиции Лоуренс Клиффорд ломал голову над этой загадкой, а может, целой системой загадок, зная, что однажды ее решит. Когда найдет для уравнения больше переменных. Не бывает нерешаемых задач, если ты достаточно упорный.
Ларс долго не ложился спать, как будто ожидая звонка. Но никто не звонил и не должен был, отчего ощущение лишь усиливалось. К полуночи ему пришло в голову, что нужно расширить зону поиска от Мидлбери не только на соседние города, а на весь Нью-Хейвен. Мало ли, откуда прибыл враг. Может, он вообще не местный. И что теперь, все штаты прочесывать? И все дела, мало-мальски связанные с наркотой? На это вся жизнь уйдет.
Нет, плохо работаешь, офицер, грязно, нерационально работаешь. Нужен другой метод. Более эффективный, хирургически точный. Он знал такой метод, но девочка не спешила прыгать в заботливо расставленную мышеловку.
А так ведь тоже нельзя. И потому нельзя, что ребенка используешь и под угрозу ставишь, и потому еще, что не бывает хорошего плана, который полностью зависит от действий постороннего человека. Дерьмо это, а не план, если все опирается не на тебя, а на марионетку. Нитки имеют свойство рваться. Особенно если пляшут на них такие безбашенные, как Нина.
Признайся, эта девочка в первую очередь необходима тебе, а не твоей карьере. Ты вплетаешь ее в рабочие дела только потому, что не привык по-другому, не умеешь быть с собой честен. Тебе нужно, чтобы она присутствовала в твоих буднях, и ты нашел официальный способ, не привлекающий внимания, не ставящий тебя под подозрение.
Все, что тебе встречается, ты стремишься эффективно использовать, вычерпать без остатка, будь то вещи, обстоятельства или люди. Но Нина этого не заслуживает. С ней, наверное, не получится так, как с другими. Только в теории. А ты строишь реальные планы, забывая, что она сотворила с тобой, всего лишь опустившись на колени и заговорив дрожащим голосом. Все еще считаешь, что сумеешь ее использовать? Пересмотрел бы ты свои расчеты.
Чем больше Ларс об этом думал, тем больше путался в собственных мыслях.
Перед тем как отправиться спать, он напоследок залез в папку «Дженовезе» и пролистал фотографии. По привычке задержался на портрете. Убить бы тех, по чьей вине на этом лице проступила кровь…
После первой же встречи Клиффорд разведал, в какой спорткомплекс Нина ходит на тренировки. Судя по общедоступной информации, туда съезжались хоккеисты даже из соседних городов. Раньше то же самое было в Саутбери, но после той трагедии в 2007 году негласный титул хоккейной столицы Нью-Хейвена перекочевал сюда.
Почему-то Ларсу вспомнились исчезнувшие парни из Вудбери, хотя они-то как раз не имеют отношения к текущим делам. О них знали в каждом участке округа, потому что по-другому быть не могло, но в список забот полиции Мидлбери не входили.
А что, если они пропали не просто так? И это результат их работы на организацию. Нет, это хаос, догадки, нелепые теории. Так нельзя. Нельзя двигаться от самого маловероятного предположения, от первой идеи, что взбредет в голову, и надеяться на результат. Это дилетантство.
Но все-таки Ларс решил прислушаться к интуиции (возможно, в последний раз, потому что хватит с него) и для очистки совести запросить информацию о пропавших. Кто такие, чем увлекались, что делали в свободное время, куда ходили…
Ну а вдруг? Вдруг выскочат маленькие крючки, и сцепятся два полотна, которые все считали параллельными без возможности пересечения. Вероятность мала, но все же. Решено, завтра же утром он все сделает с рабочего компьютера. А сейчас пора спать. Первая смена не прощает недосыпа.