– Дед, ты что, живешь в этом сарае? – Вопрос бандита был не к месту, но ничего лучшего он не придумал.
– Проживаю, – с достоинством ответил старик.
Всматриваясь в напряженные, скованные физиономии гостей, старик заподозрил неладное, пожалев о незакрытых воротах. Ангар находился на отшибе. Ближайшая живая душа – в трехстах метрах от ангара. Такой же старик, как и Николаевич, куковал во времянке строительной площадки. Но докричаться до глуховатого сторожа было бесполезным занятием.
Доверительно обняв деда за плечи, Шарик отвел его от верстака, где находилось слишком много острых предметов.
– Тут, папаша, проблемка возникла. Человечка одного я потерял, – дипломат из бандюги был никудышный, – должок хочу вернуть, а адреса не знаю. Может, подскажешь?
– Отчего не подсказать? С нашим удовольствием, – старик понял, что перед ним не дешевые мазурики, присмотревшие легкую добычу для гоп-стопа.
Он уже разглядел короткие стрижки, хорошую одежду и ременную сбрую наплечной кобуры, предательски выглядывавшую из-под курток двух амбалов. Сердце деда екнуло.
«Залетел наш толстопузый. Не поделил деньжата с конкурентами». – Размышления Николаевича касались владельца ангара, занимающегося, как и все российские бизнесмены, в том числе и сомнительными делишками вроде безналоговых поставок бытовой техники.
Но следующая фраза бритоголового застала деда врасплох.
– Нам Святой нужен. Позарез и срочно! – подхватив старика под локоть, Шарик прогуливался по ангару.
Такого оборота Николаевич не ожидал. К Святому он относился почти что с отеческой любовью, хотя никогда в этом не признавался даже самому себе. Единственный сын старика сгинул под афганским городом Хост в годы бесславной войны. Парня доставили в цинковом гробу, не позволив даже перед похоронами открыть крышку. Святой тоже воевал на той войне и даже в той провинции. Схожесть биографий усилила привязанность деда к нему.
– Пацаны, вы с дуба грохнулись. Здесь же не церковь, а мастерские. Откуда здесь святому взяться? Только алкаши-работяги да старые придурки вроде меня, – ненатурально засмеялся старик, пытаясь снять руку бандита со своего плеча.
Шарик и Дональд переглянулись. Добыть нужную информацию и принести сведения, что называется, на блюдечке, шефу было для них делом первостепенной важности. Ястреб уже записал на счет Шарика промах на пляже. Второго он мог не простить.
– Темнишь, папаша. Святой приезжал сюда и с тобой базарил. Мы ведь все равно найдем его. Но тебе на костыли тратиться не придется, – закипая от гнева, прошипел Шарик, устав прикидываться воспитанным человеком.
Он вообще плохо себя контролировал, а напарник с широким носом уже давно вышел из себя. Они оказались у лимузина. Дональд, чтобы отвлечься от упрямого старика, лапал зеркала «Опеля», обозревая свою раскормленную харю, не вмещавшуюся в размеры зеркала.
– Не трогай, – выкрикнул Николаевич, видя хамское обращение с плодами многомесячного труда целой команды.
Дональд внимательно посмотрел на лакированный лимузин. Достав из кармана кнопочный нож, он выбросил лезвие, выскочившее из ручки с тихим шипением. Затем бандит медленно провел ножом по дверце лимузина. Царапина пролегла глубокой бороздой от ручки до середины дверцы.
– Мы же вручную полировали! – выдохнул старик.
– Насрать. Или ты говоришь, как найти Святого, или вместо тачки я отполирую пером твою башку. На ней не останется ни ушей, ни носа… Ни хрена не останется, – сорвался на крик Шарик, размахивая ножом под носом у старика.
Второй бандит, куражась над беззащитной жертвой, саданул наотмашь рукояткой пистолета по затылку деда. Коротко вскрикнув, Николаевич упал на бетонный пол рядом с домкратом, державшим в приподнятом состоянии правую часть переднего моста лимузина.
Машина была подготовлена к установке амортизаторов, но работу отложили до утра, забыв опустить домкрат. Перевернувшись, Николаевич оказался между днищем автомобиля и полом. Он негромко застонал, чувствуя на губах солоноватый привкус крови.
А наверху разгорелась перепалка. Шарик костерил на чем свет стоит олигофренистого товарища, распустившего без приказа руки.
– Дональд, зараза, зачем деда шарахнул? Смотри, старый хер копыта откинул!
– Да пошел он… Прикалывается много. Мы же с ним по-человечески базарим. Без напряга! – вяло огрызался бандит, заглядывая под машину.
– Тебе говорили деда мочить? Я перед Ястребом отвечаю! – бесновался Шарик, надрывая глотку.
Удар был не так силен, как мог показаться со стороны. При падении старик сильно ушиб плечо, но сознания не потерял. Прислушиваясь к словесной перепалке, дед по-пластунски переполз к домкрату. Его туловище находилось в проходе, а голова по шею была скрыта под машиной.
Шевеление заметил Дональд. Он опустился на колени.
– Дрыгается, блин. В натуре, трепыхается! Шебутной старикан. Вылазь, работяга, а то точно уделаю! – то ли радостно, то ли рассерженно проревел Дональд, пытаясь выпрямленной рукой схватить Николаевича за редкие, выбеленные сединой волосы.
Старик уклонился от растопыренной пятерни и переместился подальше под днище машины, продолжая хрипло постанывать.
– Эй, червяк. Куда попер?
Распластавшись, Дональд нырнул в щель, собираясь вытащить жертву. Он мог бы сделать это и по-другому. Например, схватившись за ноги дедка. Но бандит стремился побыстрее исправить ошибку и поэтому демонстрировал рвение.
Когда Дональд достаточно углубился в пространство между полом и днищем, Николаевич, вспомнивший о банке автомобильной шпатлевки, поставленной им прямо под серединой переднего моста, нащупал округлый металлический предмет и покрепче зажал банку в ладони.
Бандит подполз, пыхтя как паровоз. И в ту же секунду старик врезал банкой по широченному носу Дональда. Нос, как известно, одна из самых болевых точек человеческого тела. Орган обоняния Дональда не был анатомическим исключением. Поэтому схлопотав ребром банки, он непроизвольно подскочил, пробуя задней частью черепа прочность днища немецкого лимузина.
– Козлище-е-е, – вопль пронзенного болью бандита летел по ангару.
Но Николаевич не дремал. С завидной прытью для его возраста старик как колобок выкатился из своего укрытия и сорвал ручку домкрата. Лимузин покачнулся, замерев на сотую долю секунды. Сила земного притяжения, не сдерживаемая более механизмом домкрата, потащила многотонную махину вниз с возрастающим ускорением.
Остолбеневший Шарик, потеряв дар речи, смотрел, как обрушилась машина. Перерубленный по линии лопаток, Дональд засучил ногами, выбивая по бетону пола смертельную чечетку. Его уход не был мучительным. Перебитый позвоночник и расплющенный череп обеспечили мгновенную клиническую смерть, позволив телу напоследок совершить несколько рефлекторных движений. Так курица с отрубленной головой продолжает носиться по двору, пока не упадет у ног хозяйки. Со стороны такое зрелище завораживает. Поэтому Шарик и стоял с откинутой челюстью и вылезшими на лоб глазами. Верзила, превращенный в ополовиненный обрубок, может поразить самого искушенного киллера, насмотревшегося на трупы.
А Николаевич, выиграв пару секунд, мчался к воротам. Он бежал по прямой, не петляя и не уходя из-под света фонарей. Старик спотыкался, падал и снова вставал, чтобы добраться до спасительного проема ворот.
Шансов у деда почти что не было, хотя в такие мгновения человек и не думает о шансах, доверяясь лишь инстинкту самосохранения.
– Стоять, падла! Стоять…
Пришедший в себя Шарик сорвал предохранитель. Зажав обеими руками пистолет, он принял стойку стрелка с расставленными на ширину плеч ногами. Догнать деда, ухайдакавшего его приятеля столь безжалостным способом, бандит намеревался при помощи пули.
Окрик подхлестнул Николаевича. Он не слышал выстрела. Только почувствовал, как раскаленный стержень входит в его спину, обжигая адским огнем. Раскинув руки, старик упал, но его тускнеющий взгляд успел выхватить фигуру человека, одетого в линялую офицерскую рубашку. Он протискивался в приоткрытые створки ангарных ворот…
Отставной майор, бывший преподаватель высших офицерских курсов «Выстрел», оглох на артиллерийских полигонах при испытании новой системы залпового огня. Быть швейцаром и отворять дверь перед гостиничными б…ми Михеич не хотел и поэтому подался в сторожа.
Сегодня у него совпали три события: разыгрался ревматизм, родилась внучка и зять на радостях поставил литровую бутылку заморского пойла с русскими двуглавыми орлами на красно-белой этикетке. В одиночку сторож не пил, считая подобное последней стадией алкоголизма.
Обойдя территорию, Михеич спустил собак, взял полиэтиленовый пакет, где бренчала крышкой кастрюлька с домашними котлетами, добавил завернутую в газету бутылку и двинулся к ангару.
Он шел, приволакивая правую ногу и опираясь на старый дробовик, служивший ревматику посохом. С нормальной инвалидной палочкой вояка ходить стеснялся даже ночью. У стариков, особенно отставников, бывают свои причуды. Дробовик относился к одной из них. Начальник стройки костерил Михеича за хранение в сторожке неположенного оружия. Но после того как сторож шуганул воров, пытавшихся утащить силовой кабель подъемного крана из чистой меди, старика оставили в покое.
Теперь Михеич ковылял к своему сверстнику, охраняющему ангар, чтобы в душевной обстановке раздавить бутылочку за здоровье внучки и по-стариковски покалякать о политике, бестолковой молодежи и хворях президента.
Тугой на ухо бывший артиллерист обладал острым зрением. Так бывает: когда слабеет один орган, другой словно пытается компенсировать ущерб, чтобы человек не чувствовал себя обделенным.
Бежевую «девятку» в кустах он заметил издалека. Обычно в такое время на этом отрезке трассы, проходящей через промышленный район, никто не останавливался. От природы подозрительный отставник подверг машину тщательному досмотру, осветив салон карманным фонариком. На сиденье он обнаружил брошенный Дональдом порнографический журнал с мясистой девицей на развороте. Присмотревшись, сторож сплюнул: