– Ива подросла, – рассеянно заметила Уиллоу, когда Тина переоделась и они наконец вышли из дома. – Уже десятый час, а Оливейра так и не перезвонил.
– Мы не допустим, чтоб он пострадал.
Кто «он» – уточнять не потребовалось.
Вниз с холма бежали вприпрыжку. Потрёпанные пластиковые зайцы и гномы пялились с клумб злобно и подозрительно, как вражеские шпионы, а небо, затянутое плотными грозовыми тучами, точно давило на плечи, подгоняя – быстрей, быстрей, споткнись и катись под уклон, пока не разобьёшься… На мост Уиллоу влетела, задыхаясь, и плюхнулась на камни, спиной приваливаясь к бортику. Тина чувствовала себя лучше, спасибо ежедневным пробежкам, но пульс всё равно колотился в горле.
– И что… что теперь делать?
– Зови, – вяло махнула рукой Уиллоу и запрокинула голову. Горло ходуном ходило. – Он, это… услышит.
Вдалеке громыхнуло. Ветер прокатился по берегу, спутал опущенные к воде ивовые ветви, землистой сыростью дохнул в лицо. Тина пересекла мост и спустилась к берегу, к самой кромке, пока кроссовки не начали вязнуть в топком иле.
«Может, надо было пройти дальше? Туда, где камни?»
Фонари мигнули по цепочке – сначала вдали, на холме, потом ближе, ближе, словно сверху катилась тень.
– Кёнвальд, – сипло позвала Тина. Нога соскользнула – и ушла в ледяную воду сразу по колено. – Да что такое… Кёнвальд! Кённа!
Уиллоу свесилась через перила моста:
– Ты погромче покричи. И пару пуговиц на рубашке расстегни – красивые женщины из него верёвки вьют.
– Чтоб потом вешаться? – огрызнулась Тина, с трудом выбралась на берег и стащила кроссовку. Воды из неё натекла целая лужица. – Вот чёрт… Кёнвальд! Покажись, пожалуйста! Нам очень нужна твоя помощь! – Река ответила издевательским плеском волн в ивовых корнях. – Мне что, правда пуговицы расстегнуть?
Оба фонаря на мосту погасли разом, но сильно темнее не стало – в разрыв между тучами высунулась бесстыжая луна.
– А давай. Можно даже не пару.
Кёнвальд стоял в тени моста, плечом привалившись к каменной опоре. Одна нога была отставлена назад, джинсы держались на честном слове, футболка задралась, губы влажно блестели… Тина выругалась уже от души и демонстративно расстегнула три пуговицы.
Не сверху, снизу рубашки – а полы по-ковбойски завязала узлом на талии.
Кён разочарованно вздохнул.
– Так нечестно… Ладно. И чего же ты хочешь от меня, Тина Мэйнард?
Она сглотнула, набираясь моральных сил, чтобы заговорить… и в тот самый момент в небе громыхнуло оглушительно.
И – погасли все городские фонари.
Глава 12Неблагой след
Холм почернел, точно порчей захваченный. Набережную и парк Ривер-Флойд тоже накрыла тьма. Кёнвальд настороженно оглянулся, а потом поднял руки, точно сдаваясь:
– Я тут ни при чём. Это подстанцию вырубило. – Он повёл пальцами, над каждым своим плечом зажигая по синему огоньку. – Итак?..
– Маркос пропал, – ответила Тина. В горле тут же пересохло, и накатила жуть, точно слова, произнесённые вслух, обладали некой магической силой претворять худшие ожидания в жизнь. – Он наш друг, Уиллоу и мой, и он в курсе насчёт Доу.
– Мы поссорились, – добавила Уиллоу приглушённо и уткнулась лбом в перила. Говорила она отрывисто, словно через силу. – Я его дразнила. Он убежал. Мы нашли его бандану около крысиного логова.
Взгляд Кёнвальда стал неожиданно мягким, соболезнующим; жутковатый потусторонний свет глаз несколько померк.
– Если бы ты училась как должно, Ива, то сейчас не просила бы о помощи, прикрываясь своей подругой.
Он произнёс её имя по-особенному – так, словно обращался не к человеку, а к одному из старых-старых деревьев на берегу реки, и Уиллоу дёрнулась, как от пощёчины, ещё сильнее вжимаясь в камень, врастая в него невидимыми корнями. Тина сглотнула.
– Окей, – произнесла она хрипловато, совершенно не чувствуя себя вправе вмешиваться – но отстраняться и вовсе было невозможно. – Окей, у вас свои тайны и куча нерешённых вопросов, но о них потом. Ты поможешь?
Кённа ссутулился, точно вслушиваясь во что-то недоступное простому человеку, и прикрыл глаза.
«Что, умолять его? – пронеслось в голове. Мысль отчётливо отдавала паникой. – Если дойдёт до торга, что я вообще могу ему предложить такого, что он не может взять сам?»
Интуиция подсказывала – ничего. Тина рефлекторно сжала кулаки; руки были болезненно пустыми, лёгкими, и отчего-то некстати вспоминался наградной меч капитана Маккой. Нахлынули фантомные ощущения: шершавость вычерненной гравировки на эфесе, витая рукоять, постепенно нагревающийся в ладонях металл…
– Хорошо, – наконец ответил Кёнвальд, открывая глаза. – В конце концов, этот город принадлежит мне, а с ним нынче вечером явно что-то не то. Вы чувствуете?
– Ветер… горький. – Уиллоу словно выталкивала из себя слова.
Она выглядела так, будто хотела позвать на помощь, хоть как-то сместить болезненный фокус внимания речного колдуна в сторону от себя. И Тина выпалила, почти не раздумывая:
– Я видела сегодня Доу напротив полицейского участка.
Кённа вздрогнул.
– Что? При свете дня?
– Ну, в сумерках. Но солнце ещё не село, – подтвердила она. – И это третья причина, по которой я хотела тебя увидеть, – ляпнула она.
Сообразила, что имела в виду.
Щёки вспыхнули.
– Первая – пропавший мальчишка, а вторая – собственно я? – сощурился Кёнвальд и выразительно провёл большим пальцем по нижней губе. – Жаль даже, что нельзя продолжить прямо сейчас. Но если дела обстоят именно так, как вы рассказываете, времени у нас почти нет… – Он запрокинул голову к небу, глядя на луну, облекаемую тёмными густыми тучами. – Во многих смыслах. Будет гроза. У тебя есть какая-то вещь твоего избранника, а, мелочь? – обратился он к Уиллоу.
Та на удивление даже не обиделась на обращение. Она наконец отлипла от перил и спустилась на берег, на ходу шаря по карманам.
– Вот, – протянула Уиллоу линялую тряпку. – Бандана.
– Ну, так много мне не понадобится, – улыбнулся Кён плутовски. – Придётся подпортить твой трофей.
Кёнвальд взвесил бандану на ладони, разглядел на просвет, обнюхал даже. Затем отставил руку, не глядя, точно наощупь что-то разыскивая… и отломил лунный луч с тем особенным хрустким звуком, с которым трескается лёд. Обломок сиял холодно, потусторонне, как призрачный кинжал.
Тина отчётливо вздрогнула.
А Кённа словно и не заметил реакции. С тем же сосредоточенным выражением лица отпорол от банданы узкую полоску ткани, небрежно отбросил лезвие – оно на лету рассеялось искрами над рекой, а вниз по течению поплыло зыбкое отражение луны – и приказал вскользь:
– Воды набери. Или это ты забыла тоже?
Уиллоу раздражённо дёрнула плечом, чертыхнулась, а потом, зло печатая шаг, спустилась к самой кромке берега. Села, сложила руки лодочкой – и зачерпнула воды. Но не в пригоршню, а словно бы в невидимую чашу; часть реки, пленённая, продолжала перетекать, пенясь на незримых крошечных порогах, и закручиваться в самое себя.
– Что? – угрюмо спросила девчонка.
Тина поймала себя на том, что пялится на неё, и вымученно улыбнулась:
– Не знала, что ты умеешь такое.
– О, она очень способная ученица, – елейным голосом произнёс Кёнвальд, вклиниваясь. – Только вздорная, мстительная и вспыльчивая. И ещё она сама не знает, чего хочет.
– Чтоб ты сдох, – буркнула Уиллоу, на вытянутой руке протягивая ему «чашу».
– К сожалению, не вариант, – откликнулся он – и очень-очень осторожно опустил обрезок ткани в воду. – Ну-ка… Под большим камнем течёт река, кипит река. Один подойдёт – отопьёт, другой – лицо сполоснёт, третий – прочь пойдёт, да всё ж ноги омочит. Так и отрок, именем Маркос, приходил, у реки воды просил; вот у меня есть твоё, а у тебя – моё, давай меняться?
Тина так и застыла, прижимая мокрую кроссовку к груди. Кёнвальд не говорил ничего особенного – нескладная, нелепая присказка, без ритма и без рифмы. Но один образ возникал из другого, словно расходились по поверхности концентрические круги – слова порождали эхо, и на них что-то… откликалось?
– Есть, – нахмурился он. Полоска ткани закружилась по поверхности воды и прибилась к краю невидимой «чаши». Нитки тянулись ко дну. – Радуйтесь, ваш мальчишка жив. Но у него большие проблемы. Смотрите.
Кён провёл вдоль поверхности пальцем, и у Тины вырвался вздох: то, что она сначала приняла за нитки, было тонкими-тонкими жгутиками крови.
– Маркос ранен?
– Нет, – хрипло ответила Уиллоу. Глаза у неё сделались чёрные-чёрные и блестящие, как полированный обсидиан. – Просто в опасности. Был бы ранен – вода стала бы красной. А умирал бы…
– Вода бы убывала, – тихо закончил Кёнвальд. И ласково погладил девчонку по волосам. – Вот, а говорила, что не помнишь. Пойдём за твоим мальчишкой, Ива. Я спрямлю дорогу.
Это всё больше напоминало ночной кошмар.
Они передвигались странной процессией, по цепочке. Первой шла Уиллоу, прижимая невидимую чашу к груди; обрезок ткани прибился к краю, подобно стрелке компаса указывая направление. Затем следовал Кёнвальд, отставая всего на полшага, и то бормотал что-то вроде «тише-тише, придержи ливень, красавица», то аккуратно направлял Уиллоу, придерживая за талию или плечо. Грозовые тучи бурлили в небе, опускаясь ниже, ниже, – и уже почти нанизывались на флюгеры; если запрокинуть голову, можно было различить, как беснуется ветер, расшвыривая туманные клочья, как закипают молнии – и рассеиваются, не порождая грома. Небо напряглось, готовое обрушиться шквалом… и застыло.
Но самое необъяснимое творилось в самом городе.
Ривер-Флойд, набережные, мосты и улицы – Тина знала Лоундейл как свои пять пальцев, исходила его вдоль и поперёк, но теперь чувствовала себя заблудившейся туристкой. Не было никогда извилистой, поросшей тимьяном тропы через парк, упирающейся в стоянку за бургерной «Ямми». Не было хода между табачной лавкой и книжным магазином на Пекарской улице – стены там смыкались так плотно, что и ребёнок бы не просунул кулака между ними. Не было бузинного куста, скрывающего позаброшенную бетонную дорогу за недостроенным кинотеатром…