– Кённа… – выдохнула она, полуосознанно пытаясь удержать этот призрак.
И снова рухнула в сон, как в омут, теперь уже до утра.
Около половины пятого её разбудил шум: Уиллоу, полностью одетая, кралась по лестнице, пытаясь на ходу расчесаться, и уронила щётку вниз, аж до первого этажа. Тина высунулась из спальни, так ничего не поняла и пошлёпала к перилам.
– Извини, – виновато прошептала девчонка снизу, из прохладного полумрака холла. – Спи, рано ещё. Я вернусь, хочу только газеты развезти… И отцу вот завтрак приготовить.
– Отцу?.. – переспросила Тина растерянно, соображая, какой нынче день недели.
Выходило, что суббота.
– Он на работу устроился, в кои-то веки. Надо его побаловать, в смысле поддержать, как подобает благодарной дщери. Ну, до встречи!
Утром, как известно, лишний час отдыха идёт за три. Но у измученного стрессами организма было своё мнение на сей счёт, и в следующий раз Тина проснулась в восемь, бессовестно пропустив еженедельную субботнюю большую пробежку, и пришлось ограничиться обычным маршрутом. Уиллоу уже вернулась и окопалась на кухне, колдуя над мукой и молоком; кошки отирались там же, рассчитывая на поживу.
Весь же остальной город, похоже, спал – не стрекотали газонокосилки, молчали радиоприёмники, и даже вездесущие собаковладельцы выгуливали своих питомцев на удивление тихо, деликатно позёвывая в кулак. Под ясным небом, на ветру бежалось легко; ускорялся ток крови по венам, пока всё тело не прониклось горячей пульсацией. В какой-то момент мысли растворились в ней – осталось только движение, только потрясающее чувство настоящего времени, бесконечного мига «сейчас»… Но некоторые образы оставляли занозы в сознании, сбивая с ритма.
Крысы у мусорного бака.
Непроглядная чернота реки вдали, под ивами.
…кладбище.
«Там был белый памятник, – подумала вдруг Тина, рефлекторно вглядываясь в то место, где рано или поздно находили последнее пристанище почти все жители Лоундейла. – Белая каменная стела. Где она?»
На том месте, где раньше стояло надгробие, почудилась яма, полная крови.
Тина моргнула, и иллюзия рассеялась: там всего-навсего рос куст барбариса с тёмно-красными листьями.
Пробежка затянулась на час. За это время Уиллоу успела напечь тонких дырчатых блинчиков: в часть из них она завернула остатки вчерашнего куриного мяса и поджарила на сковороде, а другие пересыпала сахаром.
– Уловки нищеты! – с гордостью провозгласила она за завтраком. – Когда на тебе с девяти лет висит домашнее хозяйство, волей-неволей учишься из двух яиц делать три разных блюда.
Маркос пробурчал что-то насчёт того, что тоже круто готовит. Тина вспомнила о спрятанных на голодный день рыбных консервах в подвале и пяти килограммах риса в буфете – и благоразумно промолчала, дабы не портить себе репутацию взрослой самостоятельной женщины.
После завтрака мыли посуду – споро, в шесть рук. Потом Уиллоу приспичило помочь с уборкой, но убиралась в итоге одна Тина, а двое бессовестных подростков закопались в книжном шкафу Эстебана Мэйнарда и пропали без вести. Кошки были в восторге; гости им явно понравились. За окном тем временем до неприличия распогодилось: солнце сияло изо всех сил, перистые облака можно было для открыток фотографировать, а температура уверенно подбиралась к отметке в двадцать пять градусов.
Телефон зазвонил в разгар попыток домыть пол в кухне и одновременно не пустить Альвильду в ведро с мыльной водой. Номер высветился незнакомый.
«Из полиции? Или Долорес Харди звонит с домашнего?»
Тина кое-как отёрла руки о джинсовые шорты и нажала на зелёную трубку.
– Алло.
– Это Рюноске Гримгроув, – произнёс голос с приятным акцентом. – Прошу прощения за вторжение в личную жизнь, к тому же в такой дивный выходной день. Однако мне срочно нужна твоя помощь, Тина. Твоя – и тех, кого только ты можешь привести.
Она замерла. В горле мгновенно пересохло.
– Что-то с Йорком?
С другого конца провода долетел невесёлый смешок.
– Угадала. Сегодня я пришёл на работу и обнаружил, что сердце Джека Доу пропало. Камеры на сей раз не выключались. А в морг спускался, кроме меня самого, только один человек.
Ноги ослабели; стул очень вовремя ткнулся под колени. Секунду в голове царила пустота, гулкая и бессмысленная, как ночью в школьном спортивном зале. А затем точно свет вспыхнул; паника отступила, и вариантов развития сюжета, по большей части подсказанных Эдгаром По и Уилки Коллинзом, сразу стало слишком много, а приятных среди них не было ни одной.
– Исчезло одно только сердце? Или вместе с контейнером?
– С контейнером, – ответил Гримгроув после запинки. Голос его звучал теперь несколько иначе, без скрытого напряжения, зато с любопытством. – Почему ты спрашиваешь?
– Потому что если бы это был замаскировавшийся Доу, то он не стал бы тащить бесполезную коробку и забрал бы только свои потроха, – сказала Тина, с усилием прижимая пальцы к вискам, чтобы выдавить призрак головной боли. – Ты пытался дозвониться до Йорка?
– Телефон у него отключён.
– А полицейская рация?
– Она в служебной машине, а Реджи, к величайшему моему сожалению, приехал не на ней, а своей древней развалюхе. Служебную машину легко было бы отследить, однако её на выходные взял детектив Роллинс, у него дежурство в эти выходные, – пояснил Гримгроув. Он выдохнул в трубку, словно захлёбываясь, и голос у него стал выше, а акцент ярче: – Я понимаю твои подозрения и готов ответить на любые вопросы. Но, клянусь, Тина, я обеспокоен именно потому, что сам ничего толком не знаю: Реджи ещё вчера днём утверждал, что в субботу собирается отоспаться, а потом вместе со мной пойти в больницу. И я понятия не имею, что за двенадцать часов перевернулось в его чёртовой лохматой башке… Прошу прощения.
В самом начале разговора ещё маячила на горизонте гаденькая мысль, что патанатом в лучшем случае чего-то не договаривает, а в худшем – находится под влиянием теней и заманивает в ловушку. Но то, как Гримгроув произносил имя своего друга, и то, как он сорвался в конце, – в этом было слишком много настоящего, того, что нельзя подделать.
Тина хорошо знала, как звучат отчаяние и усталость.
Рюноске Гримгроув, как всякий сильный человек, хорошо прятал их; и, как всякий действительно загнанный в угол человек, не мог спрятать до конца.
– Я помогу, чем сумею, – пообещала она тихо. – И расспрашиваю я тебя не потому, что не верю, мне просто надо понять, от чего отталкиваться в поисках.
В трубку нервно рассмеялись:
– Тебе следовало избрать другую стезю. И я даже знаю, какую именно.
Разговор продлился ещё минуты четыре, не дольше. Выяснить удалось немного, но картина складывалась откровенно дурацкая, абсурдная и потому тревожная.
Детектив Йорк явился в участок прямо с утра, в гражданской одежде, приехал на личном автомобиле. Сперва зашёл в свой кабинет, пробыл там, по словам дежурного, совсем недолго, затем воспользовался личным кодом и открыл запечатанный сейф, где хранились запасные ключи – в том числе и от морга. Спокойно спустился в подвал – дежурный ничего не заподозрил, потому что Йорк часто проводил время у приятеля-патанатома, – и вышел обратно через четверть часа. Вернул ключи в сейф, сел в машину, уехал, и больше его не видели. Телефон молчал.
Из морга не пропало ничего, кроме сердца в контейнере, – ни единой записи или улики.
– Будь это кто угодно другой, рапорт бы уже лежал на столе капитана Маккой, – завершил рассказ Гримгроув. – Но это Реджинальд. Я не верю, что он мог пойти на преступление ради выгоды, но совершить трагическую глупость – увы, вполне в его духе. И я боюсь, что обычному человеку не под силу одолеть то существо, с которым он имел неосторожность связаться.
– Поэтому ты обратился ко мне.
– Не к тебе, – мягко поправил он её. – Ты ведь понимаешь это.
И повесил трубку.
Фиалки, которые на удивление терпеливо пережили бурный вечер, благоухали в стакане на подоконнике; внизу, в прихожей, на дне сумки всё ещё перекатывались неровные речные жемчужины; работал в гостиной чёрно-белый телевизор.
И это были далеко не все следы Кёнвальда в доме-с-репутацией.
Самые глубокие отметины остались под рёбрами, в районе сердца: прозрачная холодная вода словно бы текла насквозь, из бесконечности в бесконечность, превращая Тину из человека – в берега, обнимающие реку, сдерживающие её, придающие форму и смысл.
– У тебя сейчас такое потерянное лицо, – сказала Уиллоу серьёзно, останавливаясь в дверях. За плечом у неё маячил Маркос с индейской раскраской от пыли на щеках. – Я слышала, как телефон звонил.
– Детектив Йорк забрал из участка сердце Доу и уехал в неизвестном направлении. Сомневаюсь, что ради того, чтоб вернуть пропажу владельцу.
– П… прекрасно, – слегка запнувшись, точно собиралась произнести нечто иное, выдохнула девчонка. Обернулась на Маркоса: – Эй, у вас что, эпидемия, что ли? Болезнь, передающаяся от мужика к мужику?
Он хлопнул её по руке, увернувшись от прикосновения, и боком протиснулся на кухню; сел за стол и принялся молча перебирать газеты, которые Уиллоу не смогла доставить с утра.
– Не язви, – попросила Тина. – Я и так не знаю, что делать.
«Только свар внутри команды нам не хватало».
– Ага, ага. Вру, у Йорка ещё более запущенная стадия: у него даже ножа нет.
– Он взрослый брутальный мужчина, который регулярно посещает спортзал и имеет бицепсы больше средних. Это примерно равняется двум умозрительным волшебным ножам, – улыбнулась Тина и исподтишка подмигнула Маркосу. Тот фыркнул и глубже закопался в газеты. – А ещё у него полицейский жетон, то есть практически карт-бланш на совершение смелых, но глупых поступков… Скажи лучше, ты сможешь найти Йорка? Как тогда?
Уиллоу пожала плечами, подсаживаясь за стол.
– Ну, если ты раздобудешь какую-нибудь его личную вещь – то никаких проблем.
Тина потянулась за телефоном, чтобы перезвонить Гримгроуву, но тут Маркос хмыкнул, тыкая пальцем в предпоследнюю страницу «Делового еженедельника».