Йорк несколько стушевался и отвёл взгляд.
– У него есть и более серьёзные поводы для волнения.
– Вот и не добавляйте, – мягко попросила Тина, чувствуя, что ещё немного – и победа за ней. – Знаете, у меня прекрасная идея. Сейчас все вместе мы сядем в вашу ужасную машину, её, кстати, за квартал слышно, поедем в «Чёрную воду» и там…
Слова присохли к нёбу, когда между зарослями и развалинами на широком асфальтовом поле заброшенной стоянки она заметила того, кого предпочла бы вовсе не видеть.
– Поздно, – пробормотал Маркос, спрыгивая со стены, и притиснул руку к груди. – Доу здесь.
Он был практически таким же, как в тот роковой вечер, – высокий, прекрасно сложенный мужчина в тёмно-синем рабочем комбинезоне с нашивкой «Перевозки Брайта» и в мятой клетчатой рубашке. Только орлиный профиль ещё более заострился, делаясь откровенно хищным, ногти удлинились и почернели, а глаза даже издали сияли, как два бледных болотных огня.
Джек Доу растянул губы, обнажая ряд великолепных белых зубов.
– Я пришёл забрать кое-что своё, – сказал он тихо, и его голос отдался низкой вибрацией в костях. – Иногда хорошо быть непунктуальным, э?
Йорк словно остолбенел. Ещё мгновение назад он готов был растерзать любого, а теперь весь пыл испарился. На висках выступили бисеринки пота, рот открывался и закрывался, но не доносилось ни звука.
«Впрочем, слова здесь явно лишние».
– Маркос, назад! – отрывисто приказала Тина, соскальзывая со стены, и отбросила бесполезные уже тряпки.
Доу стоял неподвижно, словно насмехаясь.
Без резких движений, как учил дед, Тина вскинула приклад к плечу, прицелилась и нажала на спуск.
От грохота заложило уши, плечо едва из сустава не выбило, а мир перед глазами дрогнул.
Доу покачнулся, но устоял. Он расправил замятый воротник, оттянул его и заглянул под рубаху. Снова оскалился:
– Мёртвым тоже быть хорошо.
Зато Йорк наконец-то очухался – испугался, вспылил, удивился, и всё это одновременно, в одном бешеном взгляде:
– Какого чёрта?!
– У меня есть разрешение и охотничья лицензия, – хладнокровно парировала Тина, краем глаза продолжая следить за Доу, который сдвинулся с места и плавно, слегка враскачку, шагнул вперёд. – Дед настоял. Правда, в зайцев и кабанов я стрелять не могу – жалко.
– А в людей, значит, можете? – рыкнул Йорк и вытащил из кобуры пистолет.
– Он и не человек, – одними губами улыбнулась Тина и сбросила рюкзак с плеча. У неё было шесть патронов двенадцатого калибра – и никакой уверенности, что она сумеет выстрелить хотя бы трижды. Плечо ныло, как от удара кочергой. – Вы серьёзно думали, что справитесь с ним одним только крошечным служебным пистолетиком?
Детектив взглянул на Доу – рана на груди у него затягивалась, зарастала, и даже края дырки в комбинезоне тянулись друг к другу – и коротко взвыл. Сунул бесполезный пистолет обратно в кобуру, отобрал у Тины ружьё и патроны, поставил приклад на согнутое бедро, быстро вогнал один патрон в зарядное отверстие.
– Не в первый раз, да?
– Заткнитесь, мисс Мэйнард.
Она целилась в корпус, потому что здраво оценивала свои возможности. Йорк – в голову, и попал он с первого же выстрела.
Доу медленно, с резиновой гибкостью откинулся назад; башка у него была наполовину разворочена, но кости уже срастались снова, и кровь, как живая, ползла вверх по комбинезону, втекая обратно в рану.
Маркос дышал мелко и часто, приняв защитную позицию. В правой руке его, побелевшей до синевы, был зажат изящный белый нож, скорее ритуальный, чем боевой.
Доу скалился.
– Стреляйте по зубам, детектив, – резко попросила Тина. – Бесит.
Йорк посмотрел на неё почти опасливо.
«Пять патронов, – напомнила себе она. – Пять патронов, а потом эта немёртвая мерзость доберётся до нас».
Опустевшие руки гудели от иллюзорного ощущения тяжести и металлической прохлады ружья. Не слишком жизнеутверждающая мысль – «Нам конец» – уже маячила на периферии, когда обстановка радикально переменилась ещё раз.
Они внезапно оказались посреди рощи – печальной ивовой рощи; шелестели текучие, тонкие ветви, трепетали серебристо-зелёные листья, пахло сыростью и горьковатой корой. Обгорелые развалины «Перевозок Брайта» терялись за деревьями. Свободным остался лишь небольшой пятачок, часть заброшенной стоянки.
Доу, целёхонький, выпрямился и огляделся. На его потусторонне-притягательном лице промелькнуло выражение растерянности.
– Что за?..
Уиллоу выступила из-за переплетения ветвей. В нелепой кислотно-оранжевой майке и в обрезанных джинсовых бриджах, тонкая и угловатая, она нисколько не походила ни на ведьму, ни на фею. Но на челе у неё был венец из ивовых ветвей и листьев, в руках – посох, а глаза светились уверенной силой.
– Исчезни, – приказала Ива, наставляя посох на Доу.
И Доу закричал.
Ибо десятки побегов проклюнулись из земли, стремительно вытянулись – и пронзили его. Руки, ноги, корпус… Побег, проткнувший шею насквозь, развернул нежные листья, и ещё один пророс через желтоватый, точно кошачий, глаз.
Крик стал вибрирующим; он точно раздирал барабанные перепонки.
Вокруг запястий и щиколоток Доу вспыхнули и закрутились тёмные кольца, сотканные из незнакомых символов. Уиллоу отшатнулась, заслоняясь посохом. Из подлеска, опутывающего развалины, хлынула крысиная волна, слитная, жуткая, – и потекла, потекла сквозь ивы, огибая лишь крохотный островок, где Маркос с почерневшими от напряжения глазами стоял с костяным ножом на изготовку.
Ивы плеснули ветвями – по ним словно дрожь прошла.
Вскрикнула Уиллоу; рассыпался её венец.
Налетел ураган, призрачный, свирепый, и разметал всё – и рощу, и крыс. И Доу тоже исчез, оставив после себя только обожжённый участок на стоянке.
Всё стихло.
Уиллоу сидела на асфальте, обняв иссохшую палку, и мелко дрожала.
– Мы, это… – Йорк кашлянул, прочищая горло, и опустил дуло ружья. – Мы победили?
– Нет, – честно призналась девчонка, глядя исподлобья. – Оно… То есть он сбежал. Ему помогли. И хорошо, потому что я выдохлась… Это плохая новость.
Тина облизнула пересохшие губы.
Теперь, когда ивы исчезли, развалины и заброшенная стоянка выглядели ещё более мёртвыми, пустынными.
– А что, есть и хорошая?
Уиллоу улыбнулась; губы у неё растрескались до крови.
– Есть. Девочки сказали, что он вернулся. Помощь идёт.
И только тогда Тина позволила себе в изнеможении сползти, приваливаясь спиной к остаткам разрушенной стены.
Глава 18Гибкость ивы
Тишина была как после взрыва: не настоящая, а словно бы следствие временной глухоты. Ветер успел перегнать банку из-под колы поперёк стоянки и пронестись по верхушкам зарослей в отдалении, Йорк что-то спросил, Маркос ответил ему какой-то запредельной дерзостью, судя по выражению лица… но Тина не слышала ничего.
«Надо же, мы не умерли, – подумала она с лёгким удивлением. – И даже не ранен никто».
Кёнвальд соткался из воздуха, подобно призраку, и одним своим появлением изменил абсолютно всё. Такие тёмно-синие облегающие джинсы и серая толстовка с кошачьей усатой мордой на спине могли принадлежать кому угодно – парню-подростку, девчонке-бунтарке, усталой мамаше, пенсионеру на пробежке… Но капюшон был откинут, и даже в ржавом вечернем свете паутинно лёгкие волосы оставались холодно-белыми, без намёка на цвет, а глаза сияли так ярко, что хотелось зажмуриться – или, наоборот, смотреть, смотреть, пока не перегорит в пепел воспоминание о пережитом кошмаре.
Можно было не знать, что явился речной колдун, но даже самый скептически настроенный чурбан опознал бы в нём сейчас источник такой силы, которая отменяет любую другую.
Кённа огляделся медленно, отрешённо, точно восстанавливая по одному ему видимым знакам ход событий. Задержал взгляд на Тине, дождался кивка и слабой улыбки – «Со мной всё хорошо» – и обратился к девчонке, которую било крупной дрожью.
– Я горжусь тобой, Уиллоу Саммерс, – произнёс тихо он, тихо, но отчётливо, неуловимым образом приблизившись к ней. – Ты прекрасна.
Уиллоу длинно, клокочуще выдохнула:
– Да па… па… пошёл ты… – У неё вырвался всхлип. Она уронила свою палку, теперь уже явно бесполезную, и обхватила себя руками. – Нет. Обними меня. Сейчас. Пожалуйста.
И расплакалась отчаянно, навзрыд, как ни за что нельзя было ожидать от неё.
Кёнвальд только полшага сделал к ней, а она бросилась к нему на подгибающихся ногах и сама уткнулась в плечо. Он обнял её, погладил по волосам, по спине, шепнул что-то на ухо; потом улыбнулся Маркосу и сказал, умудрившись ни одной покровительственной ноты не подпустить в голос:
– Ты почти справился. Маленький Оливейра – настоящий боец, так? – и отвёл одну руку в сторону.
«Куда делся белый нож?» – успела подумать Тина.
И ещё:
«Вот Маркосу-то наверняка гордость не позволит расклеиться на виду у всех».
И ошиблась.
Он отлип от стены, не слишком уверенно добрался до Кённы и молча упёрся ему лбом в шею. Плечи у него не тряслись, и сбитого дыхания слышно не было, но отчего-то отчётливо представлялось, как жжёт у него глаза, а горло перехватывает; наверное, потому что мальчишка, гордый, как демон, бестрепетно позволил и обнять себя, и успокоительно погладить по спине.
А Кёнвальд наконец посмотрел на Йорка, точно впервые увидев его, – совершенно ледяным взглядом, невыносимым:
– Я знал, что с женщинами ты не умеешь обращаться – это не новость. Но и с детьми, оказывается, тоже. Так какой из тебя защитник?
– Кто бы говорил, – не удержалась Тина и на мгновение закусила губу, чтоб в голосе не прорезалось слабины. – Где тебя носило?
– Я советовался кое с кем, – уклончиво ответил Кённа. И снова глянул на детектива, на сей раз насмешливо: – Язык проглотил? – Йорк побагровел. – О, с такими дуболомами это временами случается. Особенно после эпичного, даже легендарного провала, достойного места в поучительной детской сказке. Нет, безусловно, зрелый муж может умереть, как ему заблагорассудится, но других-то зачем за собой тянуть? Подыхать веселее в компании? Или хочется отомстить хоть кому-то, если не получается дотянуться до истинного виновника? О, он близко – да не достать, а ударишь – только зеркало разобьёшь.