От мгновенного осознания её прошибло холодным потом.
«Последний фрагмент».
Она не сразу вспомнила, как камешек оказался в кармане. Потом что-то всплыло в голове, отрывочные картинки – стена в саду рассыпается, словно в замедленной съёмке; громила в униформе «Перевозок Брайта» с занесённой кувалдой; отчаянные попытки уклониться от удара, перебежки зигзагами… Тина с трудом припомнила, как, пытаясь удержать Гекату, наклонилась к земле и рефлекторно подхватила один из осколков.
«Да, именно тогда…»
Она глядела за окно; неспешно ползли мимо обочины до оскомины знакомой дороги, бойко сбегающей от вершины холма к его подножию, отвратительно правильные клумбы, иссохшие гортензии и пластиковые зайцы с гномами, точно оплавленные в костре, – следы невидимой обычному человеку, но страшной войны на истребление.
Прикрыв глаза, Тина заставила себя вспомнить в мельчайших подробностях тот самый момент, когда Чейз Ривер обратил против Кённы своё колдовство. Сейчас многое становилось ясно: и то, почему речной колдун устоял, и то, отчего его зрачки расширились на мгновение – тогда казалось, от боли, но на самом деле, скорее всего, от удивления. Кёнвальд сам не думал, что сможет перенести удар; он не знал, как и его враг, что оставался последний неосквернённый обломок.
«И как это использовать? Отдать Кённе? Или… спрятать?»
Пока никто, включая самого Чейза Ривера, не подозревал, что не все камни собрались в его руках. Он собирался провести ритуал в ночь на четверг, в новолуние, и наверняка неслучайным было не только время…
«А если условия будут нарушены? Без последнего камня ритуал сработает? Или нет? Или сработает частично?»
– Хочешь обмануть врагов – обмани сначала союзников, – пробормотала Тина, прислонившись виском к стеклу.
Мисс Рошетт, сидевшая рядом, ощутимо вздрогнула. А Алистер Оливейра повернул голову, отвлекаясь от дороги:
– Вы что-то сказали, Тина?
– Да, да… мой дом – следующий.
…камень был самый обычный, не холодный и не горячий. Но карман он прожигал, точно пылающий уголёк.
В машине сопровождения ехал великан Кид. Проводив Тину с компанией до порога дома, он с некоторым смущением вернул ей ружьё.
– По правилам я бы должен проверить документы на него, мэм, – голосом заправского джазмена произнёс он и повернул голову в сторону, почёсывая в затылке. – Но детектив Йорк сказал, что уже делал это, в общем, разрешение у вас есть. Но мой вам совет, мэм, не полагайтесь на ствол. Оставьте защиту парням вроде нас. Не стоит мне это говорить, но с завтрашнего дня капитан Маккой выделит вам защиту, наружное наблюдение. Мы поймаем этого ублюдка, сообщника Доу. И… мои соболезнования мисс Саммерс, – закончил он неуклюже, приложил руку к фуражке и широко зашагал к машине.
Взревел мотор, квакнула сирена – и умолкла. Уиллоу выскочила на крыльцо, уже с чашкой кофе.
– Чего хотел? – спросила отрывисто.
– Предлагал отложить ружьё куда подальше, потому что не женское это дело – самооборона, – отшутилась Тина. – Думаю, пытался успокоить по-своему. Ты как себя чувствуешь?
– Хреново, – мрачно откликнулась она. Взъерошила себе волосы, с отвращением посмотрела на собственную руку. – Кровью несёт. Можно я в душ схожу?
Тина заставила себя улыбнуться успокоительно и погладила её по плечу.
– Конечно. Тебе приготовить постель? Наверняка ты с ног валишься…
– Угу, – вздохнула Уиллоу и взмахнула кружкой, заворачивая в холл. – Только отоспаться не выйдет. Это сто процентов не конец, даже не временное перемирие.
Тина похолодела. Разговор с Кённой она ещё не пересказывала, свои предположения не озвучивала тоже.
– Почему ты так думаешь?
– А посмотри на небо, – донеслось уже из глубины дома.
Она подняла взгляд.
В первую секунду, ужасно долгую и спокойную, всё казалось нормальным. Низкое, хрупкое, сухое небо, к которому за день можно было привыкнуть; извёсточные мазки облаков; треск насекомых по зарослям, заунывный, словно скверная граммофонная запись, которую без конца крутят по кругу… Мозг как будто не мог обработать картинку целиком, она распадалась на знакомые и безопасные с виду фрагменты. Но что-то тревожило… что-то…
«Сосредоточься, Тина Мэйнард».
Это было просто и сложно одновременно, как отвести глаза от сетки трещин на стекле и увидеть то, что за ним.
От горизонта, частично скрытого за старыми яблонями и вишнями, за горбатыми крышами соседей поднималась чёрная волна. Как грозовая туча на закате, только ещё темнее, гуще, ниже – над самой землёй, плотное и жирное, как мазут. Белое, жаром пышущее солнце было высоко – день только-только перевалил за половину, и свет безжалостно простреливал сад навылет, до самых потаённых мест в зарослях ежевики. Но даже издали это чёрное, клубящееся ощущалось непроницаемым.
– А померкнет свет, – пробормотала Тина, – вылезут и тени.
Тяжёлое ружьё в её руках вряд ли чем-либо могло помочь, но ещё меньше надежды было на полицию: старый хозяин реки опомнился быстрее, чем рассчитывал Кёнвальд, и явно собирался сделать следующий ход. А что может противопоставить смертный человек мстительному фейри?..
Она вскинула ружьё к плечу и прицелилась в чёрную тучу на горизонте. Погладила пальцем спусковой крючок, примерилась – но так и не нажала.
– Бум, – выдохнула Тина и почувствовала, как губы расползаются в улыбке. – Ничего, мы ещё посмотрим, кто кого. Чейз Ривер, я клянусь тебя удивить.
Полегчало.
По крайней мере, дверь она запирала не с мрачным отчаянием, подобно рыцарю в осаждённой крепости, нет – так лихо захлопывали в танке люк в старых военных фильмах.
В гостиной вещал чёрно-белый телевизор. Блондинка с бульдожьей челюстью ходила из одного края экрана в другой и, как маршал перед сражением, хладнокровно обводила указкой линию фронта – атмосферного, грозового – и настоятельно рекомендовала лицам в преклонном возрасте, ограниченным в передвижении людям и несовершеннолетним не покидать свои дома в ближайшие часы.
– …закройте окна, на улице держитесь подальше от деревьев и плохо укреплённых конструкций.
И Тина вдруг задумалась, что бы сказал Кённа, услышь он это. Что-то философское; в чужих устах – шутовское, карикатурно-умудрённое, но для него органичное и естественное, а ещё с неуловимо-непристойным оттенком.
«Знаешь, что общего у всех так называемых полезных советов, Тина Мэйнард? Они либо приходят с опозданием, когда пик уже позади, либо следовать им невозможно, хоть узлом завяжись».
Голос в мыслях прозвучал так натурально, что она вздрогнула и машинально окинула взглядом комнату, но та была пуста. Лишь телевизор на табуретке, лишь чёрная Норна в дверях, изогнувшая хвост вопросительным знаком. Губы сами сжались в полоску; горло свело.
– Ещё ничего непоправимого не произошло, а мне тебя уже не хватает.
– Мисс Мэйнард, вы здесь? – послышалось с кухни.
– Иду!
Вести о том, что к Лоундейлу приближается чернота, мисс Рошетт восприняла с удивительным самообладанием. Она понаблюдала за тучей в чердачное окно, затем спустилась и сообщила тоном королевы-матери:
– Что ж, полагаю, несколько часов у нас есть. Советую вам отдохнуть, леди и джентльмены. А я пока понаблюдаю за обстановкой, – добавила мисс Рошетт, улыбнувшись. – Сражения, увы, не для меня, но уж на это моих сил хватит.
Уиллоу молча сдёрнула полотенце с мокрых волос и вернулась в гостиную, где свила гнездо в диване из подушек и пледов. Маркос лёг рядом – сперва на краешек, потом, конечно, подкатился к ней под бок. Тина наблюдала за ними какое-то время, потом сама пошла в спальню в полной уверенности, что уж точно не уснёт. И выключилась – едва только забралась под одеяло.
Сны её были путаными и тяжёлыми, как свинцовая пряжа из сказки.
Ей привиделся глубокий синий омут, со дна которого солнце похоже на тусклую холодную лампу; три города, горящих, как печати из раскалённого золота, и чёрный провал болот между ними, и лисья огненная стая, рассекающая его пополам. Потом сны изменились. Возникла из темноты Уиллоу, строгая и печальная; она сидела на краю открытой могилы и водила ивовым прутиком над её разверстой утробой, словно дразнила что-то внизу, пока высокий мужчина с короткими светлыми волосами не выступил из мрака за спиной и не увёл Уиллоу прочь. Затем появилась девочка в старомодном наряде, точь-в-точь как у мисс Рошетт – она переходила вброд стылую реку, закутанную туманом. Тина увидела и саму себя, но точно со стороны, обнажённую, беспечно дремлющую на поляне, устланной хрупкими лесными фиалками. Каштановые волосы волной раскинулись по фиолетовым лепесткам, а взгляд из-под ресниц был нежным и диким, как на картинах прерафаэлитов, и кошки дремали вокруг – семь пушистых настороженных клубков. Но прежде, чем она загорелась от стыда и проснулась, картинка переменилась вновь.
…Кёнвальд навзничь лежал на крупном сером песке, погружаясь всё глубже. И две костистые старушечьи руки сомкнулись у него на горле, а руки были крепко связаны женским ожерельем из чёрных и белых бусин.
Тринадцать и семь.
– Х-х-хе!
Тина рывком села на кровати, дыша тяжело и прижимая к груди одеяло. Мисс Рошетт стояла в дверях, и лицо её приняло обеспокоенное выражение.
– Я уже сама хотела будить вас, – призналась она. – На улице творится какая-то чертовщина. Лучше б гроза началась, как обещали синоптики! Хоть бы однажды прогноз сбылся, позор ведь.
– Справедливости ради стоит заметить, что на сей раз у них не было ни единого шанса, – возразила Тина хрипловато. Последний образ из сна до сих пор стоял перед глазами; было кисло под языком. – Сколько времени?
– Шестой час, – ответила мисс Рошетт. – Ну что ж, по крайней мере, мы все отдохнули. Возможно, стоит ещё приготовить ужин и…
Договорить она не успела – в саду раздался пронзительный, нечеловеческий вопль, а потом мэйнардский прайд взвыл на шесть голосов, причём примерно там же.
– Кошки!
Тина и опомниться не успела, как выскочила в сад – в шёлковом домашнем халате, расписанном птицами, и с кочергой наперевес. Вокруг было темно, как после заката. Воздух точно превратился в желе. Вопли между тем становились только громче и истошнее и на испуганные походили всё меньше… Тучи обложили небо от горизонта до горизонта, пучились, корчились, как от боли, взбухали и трескались, и вдоль надрывов змеились электрические разряды, едва не задевая верхушки деревьев.