Я абсолютно голая. В его постели. И то, что было этой ночью, вернуло меня к жизни. Снова улыбаюсь, вспоминая то, каким нежным и требовательным он был. Как жадно он ласкал меня и я… в какие-то моменты накрывало так, что я забывала напрочь о смущении и стыде, обо всех правилах приличия.
Дверь из ванной открывается и в комнату входит он. Высокий, загорелый, с шестью четко очерченными кубиками пресса и абсолютно голый. Встает посреди комнаты и глазами жадными поедает меня. Опустив взгляд, понимаю, что простынь сползла и сейчас ему видна моя грудь.
– Доброе утро, – улыбается довольно Илай, следя за тем, как я натягиваю обратно ткань и принимаю сидячее положение. Лицо заливает краской.
– Эй, – он присаживается рядом. Слегка наклонившись, заглядывает в глаза мне.
– Как спалось? – спрашивает, игриво изогнув бровь. А у меня тут же вспышками картинки: его голова между моих бедер, его язык прямо там. Боже, что он творил! Я хоть и не девственница и столько лет прожила с мужем, но никогда в жизни не испытывала того, что было этой ночью.
– А тебе? – улыбаюсь в ответ. Голос хриплый. Илай тянется к груди и, подцепив пальцем край простыни, не сильно, но уверенно оттягивает ее, опуская. А я же, будто, краб клешнями вцепляюсь в ткань и держу ее на месте.
– Цыпленок, кажется, мы договорились вчера. Ты не закрываешься от меня, а я от тебя, – в его голосе нотки укора, но улыбка, озаряющая его губы, не дает меня обмануть.
Ну что он творит? Будто специально ввергает меня в краску. Ослабляю пальцы, позволяя ткани опуститься вниз, к животу. А он подается ко мне ближе, вдыхая аромат моих волос.
– Вот так, умница, – шепотом. Я вздрагиваю, когда его наглые пальцы касаются моего соска. По телу разливается огненная лава. Он проводит пальцами, приоткрывая мои губы, а из моей груди вырывается тихий стон, когда Илай чуть сдавливает сосок.
– Я дико проголодался… – в его тихом шепоте столько силы и огня, что я просто растекаюсь лужицей в его руках. Хочу его и сама. И все мысли улетают куда-то далеко, и все сужается только до его наглых и умелых пальцев и до горячих губ Илая.
Он нависает надо мной. Его губы ласкают мою шею, он спускается по ключицам к груди. С ума схожу от того, насколько сексуальной себя ощущаю. Настолько желанной и красивой.
Вдруг раздается рингтон его телефона. Мы замираем. Илай хмурится, но продолжает меня целовать.
– Иди. Может срочное что…
Я выбираюсь из его объятий. Этот звонок действует на меня отрезвляюще. Мы ведь даже не поговорили, так ничего и не выяснили. А сексом проблемы не решить.
Нейман чертыхается, но встает с постели. Подходит к тумбочке и забирает телефон, принимая вызов. Он стоит лицом к окну, а я смотрю на его спину крепкую, на его плечи широкие, и чувствую, что в данный момент, прямо сейчас ему больно. Правая сторона мышц немного напряжена, как и шея…
– Да, Остап. У тебя что-то срочное? – его тон недовольный.
Я подхожу к нему и касаюсь его правой лопатки ладонями. Чувствую, как эта боль проникает в меня. Не сильная, но давняя, выматывающая. Он не говорил мне о ней. Не хотел зря беспокоить или не хочет показывать мне слабости? В любом случае, мне не нравится, что он терпит ее. И не нравится, что Илай все еще не пошел в больницу.
Бабушкин дар свел меня с монстром. А свой я ненавидела. Я убегала от него… Но он всегда был во мне. Но когда я сама захотела воспользоваться им, то он подарил мне любовь. Он сделал меня счастливой. И сейчас, вспоминая слова бабушки, я понимаю, как она была права.
« Ты не убежишь от себя, Нинель. Не спрячешься и не обманешь. Ты та, кто ты есть. Ты должна лечить людей…»
И я лечу. Его. Единственного, кто протянул мне руку помощи, когда она была так нужна. Того, кто с первой минуты был для меня стеной каменной. И я сделаю все, чтобы он был в порядке.
– Меня сегодня не будет, я взял выходной. Потап в курсе…
Я прислоняюсь лбом к его спине, внутри все дрожит. Я так люблю его. И это чувство внутри меня вдруг становится таким огромным! Оно распирает изнутри, давит на грудную клетку, и мне жизненно необходимо поделиться с ним. Обхватываю руками его талию, прижимаюсь к нему с такой силой, что становится немного больно.
– А где собираетесь зависнуть? Хорошо, мы постараемся быть, – смеется. – Ладно, давай, не забудь завтра в одиннадцать в клети.
Илай сбрасывает вызов, тянет за руку, заставляя обойти его. И когда мы оказываемся лицом друг к другу, он обхватывает ладонями мои скулы и всматривается в глаза.
– У нас есть незаконченное дело, – усмехается. Понимает ведь все. Каждую мою эмоцию читает. И боли больше нет. И в глазах его тихое море спокойствия.
– Нет, – заявляю твердо. Он хмурится. – Мы должны поговорить. И ты должен узнать всю правду.
***
Сегодня слишком жаркий день. Я опускаю стекло, и ветер начинает трепать мои волосы. Он рядом. То и дело посматривает на меня. Всю дорогу Илай держит меня за руку, с легкостью управляя автомобилем свободной рукой. Я знаю, что он тоже взволнован, хотя и никогда не покажет этого. А уж как боязно мне, я даже думать об этом не хочу.
– Цыпленок, может ты мне сразу скажешь адрес? Вот сейчас куда сворачивать? – он останавливается на одной из развилок.
– Сейчас направо. Там немного осталось.
Я боюсь ему говорить. Пусть смешно звучит, но я, как могу, оттягиваю подольше момент правды. Знаю ведь, что сейчас придется все рассказать, пропустить весь ужас снова через себя. Я не хочу этого до тошноты, до головной боли. Но и по-другому нельзя. Илай должен знать все.
Несколько минут мы едем по проселочной дороге. Я уже вижу синюю крышу дома, как у Илая начинает звонить телефон.
– Вот здесь, – показываю ему, где остановится.
Он кивает, слушая собеседника.
– Мне жаль, Потап. Как она? – его голос напряженный и потухший. Я замираю, смотря на него.
Значит, Юля потеряла ребенка. Мне вдруг становится не по себе, холодно даже. Почему-то кажется, что я не должна слушать этот разговор… Я выхожу из машины и направляюсь к калитке. Илай следует за мной. Ставит машину на сигналку, все еще слушая собеседника.
– Да, конечно, я заеду к вам. Но я сейчас не в городе. Там Остап позвал всех на дачу с ночевкой завтра. Думаю, тебе тоже нужно там быть…
Он молчит. Видимо, Потап отказывается.
– Ты должен, Потап. Потому что Лука все еще в опасности и нам нужно решить этот вопрос.
Я вижу, как из дома выходит тетя Маша. Напряженно всматривается вдаль. Видит меня, улыбается. Но когда ее глаза наталкиваются на Илая, она хмурится.
Нейман сбрасывает вызов.
– Прости.
Я смотрю на него. Не знаю, что будет дальше через час. Не уедет ли он, не бросит ли меня? И в тоже время я понимаю, какие это дурацкие мысли. Это ведь Илай. Он не бросит.
– Ты готов? – улыбаюсь. Он усиленно всматривается во двор. Я даже начинаю думать, что он сейчас отмахнется и уйдет. Но в следующий момент мужчина обнимает меня за шею и, притянув к себе, целует в губы.
– Еще неделю назад был готов, цыпленок, – улыбается мне.
– Мама! Мама приехала! – раздается громкий детский визг. Чувствую, как пальцы Илая напрягаются на моей талии. Обернувшись, вижу дочку, бегущую к нам по дорожке.
– Ева, стой! Ева! – испуганно кричит тетя Маша, все еще не понимая, кто рядом со мной. А я уже и не помню ничего. Даже того, что ошарашенный Илай рядом. Я срываюсь к ней навстречу, и только когда малышка оказывается в моих руках, мое сердце отмирает и начинает биться громко-громко.
***
– Как твоя рука? Не болит? – поднимаю ее на руки и несу в дом. Тетя Маша уже на кухне, орудует с посудой. Илай идет следом. Он ничего не говорит, не перебивает и не влезает в наш разговор с дочкой. Но я чувствую его шок и удивление.
– Нет, совсем чуть-чуть, – хмурится Ева, прижимая здоровой рукой пачку Орео.
– Бабушка Маша, смотри, что мне мама принесла! – восторженно кричит дочка, когда мы заходим в кухню. Мне горько и больно, что пока я не могу позволить купить ей ничего дороже этого. Но я уверена, что все впереди. И дальше нас с Евой ждет светлое будущее.
– Так, после супчика сладкое, не забыла? – грозит ей строго тетя Маша. Ева хмурит свои черные бровки.
– Ну ладно, – вздыхает недовольно и оборачивается к Илаю. Он все еще стоит в дверях.
– Привет, меня Ева зовут. А тебя? – она протягивает здоровую руку Илаю. Он с таким трепетом смотрит на дочку.
Высокий и здоровый, как скала, и рядом с ним маленькая худенькая девчушка. И сейчас я вижу, как эта самая скала становится на колени рядом с малышкой и протягивает ей свою ладонь.
– А я Илай. У тебя мамины глаза, малышка, – улыбается он, подмигнув ей. А эта маленькая хитрюга кокетливо улыбается здоровяку и вкладывает свою ладошку в его руку.
– А ты знаешь, Илай, что я очень люблю сладкое. Пироженки там, мороженое. Правда, мороженое мама не дает мне кушать, говорит, что будет болеть горло.
Илай поднимает на меня беглый взгляд. На его губах замирает улыбка.
– Если бы твоя мама сказала мне, что мы едем к такой чудесной девочке, я бы набрал целую коробку мороженого, – он притягивает ее к себе и шепчет на ухо. – Мы обязательно с тобой поедим мороженое. Ты какое хочешь?
У Евы загораются глаза.
– Шоколадное на палочке. А еще я очень хочу большой торт с Эльзой, а еще я хочу щенка!
– Щенка? – уже вовсю смеется Илай, поражаясь фантазии дочки. Я закатываю глаза.
– У Даши есть Джим, – Ева, совсем осмелев, обнимает Илая за шею и начинает рассказывать ему свои истории.
– Это огромный мохнатый пес с разными глазами. Он ее лучший друг. А у меня нет лучшего друга… – вздыхает театрально. Ей богу, та еще актриса.
– Так, звезда, ну-ка руки мыть и за стол. Суп остывает, – хмурится тетя Маша.
Ева оборачивается к ней, а потом возвращает взгляд к Илаю.
– Вот так всегда, – цокает недовольно. – А ты не уйдешь? Я покушаю и мы сходим к Даше. Я покажу тебе Джима.
– Обязательно дождусь тебя. Ты даже не сомневайся.