— Умел, Эль. Тот, кого ты видишь сейчас и тот, кого я любила, это словно разные люди. Нет, он никогда не витал в облаках, не обещал золотые горы и стихов не сочинял, он ухаживал, как умел, но это было так искренне, так естественно… И… он любил меня, я чувствовала это, он не был таким мерзавцем, каким является сейчас, а может… Я просто не понимала, кто находится рядом, слишком слепа была…
Значит, Роберт любил. По-настоящему. Что ж, могу в это поверить, хоть и сложно применить это к тому человеку, которого знаю. Но я видела взгляд парня, который обнимал на том фото Алёну, и без труда тогда узнала в нём Левицкого, сомнение вызывал лишь взгляд. Не думала, что он способен на чувства, однако Алёна подтверждает: да, они были вместе. И были счастливы.
Тянущее чувство в области груди не отпускало, а в голове один и тот же вопрос: так что же произошло? Мне показалось, Алёна ушла глубоко в себя, в то прошлое, о котором сейчас мне рассказывала, её взгляд блуждал где-то далеко, она на время задумалась, глядя сквозь меня, но вскоре продолжила:
— Шло время, наши отношения продолжались, Роберт очень возмужал. Он упрямым был, целенаправленно шёл к тому, что считал необходимым. Просто делал, что считал нужным и ни у кого не спрашивал. Мне это в нём с одной стороны и нравилось. Если он говорил — то не отступал. Мог горы свернуть на своём пути, если ему они мешали. Но иногда именно это и пугало, а однажды… — Алёна запнулась, широко раскрыла глаза и сжала губы. Словно раздумывала, стоит ли мне рассказывать. Глубокий вздох. Ну же, продолжай! Словно читая мои мысли, она всё же нарушила тишину: — Однажды я поняла — вызывало страх это качество в нём не зря. Тогда я узнала, что он, по-настоящему, страшный человек. Но и я не лучше. К тому времени у нас всё чаще возникали недопонимания… Тогда я впервые решила, что нам не по пути, поздно поняла, что всё глупости. Это я виновата. Во всём, — обречённо произнесла девушка и обняла себя за плечи. Я тоже ощутила холод от её интонации. — Это я дала повод, но ничего не было, правда. Роберт приревновал, и мы поссорились. Я должна была его остановить, я должна была… Я могла всё это предотвратить…
Алёна всхлипнула и вдруг схватилась за горло, словно ей тяжело дышать, она снова уставилась перед собой, а я, обратив внимание, на её шею, на которой виднелись следы насилия, тут же догадалась спросить:
— Он тогда ударил тебя? Применил силу?
Девушка подняла на меня свой взгляд, я впервые видела в её глазах такую боль. И голос её не узнала, он был пропитан тоской и отчаянием, я почувствовала озноб от этого взгляда:
— Лучше бы он избил меня, Эль. Чтобы места живого не осталось. Пусть бы он мне отомстил, всё, что угодно сделал. Но он… Он стал убийцей.
Алёна закрыла рот рукой, словно глуша свой же крик, слёзы уже вовсю катились по её щекам, я присела рядом и попыталась обнять девушку, мне было её, по-настоящему, жаль. Предприняла попытку спросить, кого же он убил, но Алёна на этот вопрос не ответила. Она просто тряслась в моих руках, уже не сдерживаясь, а я прижимала её сильнее к себе, больше не учиняя ей такой цепляющий за живое допрос. Сейчас я ей верила, верила, что не врёт, что говорит правду. Так невозможно играть или я совершенно не разбираюсь в людях. Внутри меня всё разрывалось на части от того, что сейчас услышала. Почему же так больно?
Ведь знала, осознавала, что Роберт мерзавец. Отца избили по его указке. И не один раз! И после этого я так легко сдалась в плен, который словно магнитом притягивал меня к этому страшному человеку. Нет, это был тогда не алкоголь. Это я. Отвратительна сама себе была, хотела вычеркнуть ту ночь из памяти, а сегодня ему стоило лишь взглянуть на меня, лишь прикоснуться, чтобы я снова желала только одного — чтобы он вернул меня в свои объятия, в которых я, срывая голос, просила время остановиться. Но я не допущу больше слабости. Я не должна. Я не имею права.
Умом это понимала, а вот глупое сердце умирало, напоминая, как быстро оно умеет биться рядом с тем, кого Алёна так уверенно называла убийцей. И кто из нас после этого большее чудовище? Роберт хотя бы не скрывает своей сущности. А вот я — настоящая дрянь. Испытываю чувства к монстру, очень удобно прикидываясь дурой в тех моментах, где разум уступает дорогу желанию. В глубине души я надеялась, что он, и правда, не так плох, всему есть объяснение, поэтому закрывала глаза на очевидные чудовищные факты.
Но сейчас, Алёна снова утверждает: Роберт — убил. Она уже обвиняла Левицкого в этом, но я тогда отнеслась к её словам не более, чем к слухам, пожалуй. Или не хотела верить.
«Я просто не понимала, кто находится рядом, слишком слепа была…» — всплыли в памяти недавние слова девушки. Я недалеко от тебя ушла, милая. Ох, как недалеко. Не хотела верить в очевидное.
Но сейчас, узнав подробности, становилось не по себе, и слёзы Алёны наталкивали на определённые мысли. Значит, Роберт совершил такой страшный поступок просто приревновав… Получается, он так любил её, что ревность застилала глаза? Он убил того, к кому приревновал? И хоть Алёна говорит, что ничего не было, но повод дала. Возможно, она уже к тому моменту испытывала чувства к тому, другому человеку? Я бы решила, что это мог быть Антон, но он жив, здоров, и прекрасно чувствует себя, соревнуясь с Робертом в каких-то идиотских поединках. А ещё он — его брат, как проговорился однажды сам Макаров.
Значит был кто-то ещё в этой истории? Но, если всё так, то почему Левицкий на свободе? Неужели подобное может остаться безнаказанным? Или до сути никто не докопался, а Алёна молчит. Боится его и молчит. Раз она об этом никому не рассказывала, значит, Роберт её чем-то шантажирует? Господи! И теперь он ей крутит, как хочет? Подсылает, ради выгоды, к Антону. Макаров, кстати, шашни с ней не заводит, оставаясь в друзьях. Тоже боится братца? Не пропуская ни одной юбки, Алёну он не соблазняет. И, зачем-то, Роберт отправляет Алёну к моему отцу. Папа ведь говорил про какие-то новые разработки, возможно Левицкому они как раз интересны давно. А вот папа, кажется, о Роберте не догадывался. Боже!
Я округлила глаза и тело покрыла мелкая дрожь. А если всё не так. Если Левицкий до сих пор любит Алёну. Пусть такой сумасшедшей любовью, ради которой идут на преступления, но любит? Не зря ведь Алёна с отцом держали свои отношения в секрете. Допустить мысль, что Роберт и подослал Алёну к нам с одной целью: что-то разнюхивать про дела отца. Она боялась Роберта, и делала всё, что он велел. Но случилось то, что Роберт никак не ожидал: она начала испытывать настоящие чувства к моему папе. Допустим. Просто представить, что это так, и картинка складывается. Возможно, Роберт ещё не знает про них, и Алёна всячески боится, что тот как раз это выяснит. И тогда он и моего отца может…
Снова всё тело словно электрическим током прошибло: по спине холод, а ладони покрылись липким потом. Алёна уже не всхлипывала, видимо, какое-то время уже наблюдала за мной, ещё не понимая, что я обо всём догадалась.
— Роберт знает про вас с папой? — слишком громко прозвучал мой вопрос в затянувшейся тишине. Мне показалось, даже картины на стенах в прихожей вздрогнули от моей интонации.
— Мы были очень осторожны, но мне кажется, что да… — сдвинутые брови, снова вот-вот разревётся. — Мне страшно, Эль. А вдруг он его…
— Я этого не допущу! — не дала договорить ей я. Если Алёна не смогла уберечь своего бывшего возлюбленного, то этот является моим отцом. И я не позволю! Я должна успеть!
Достала из кармана телефон, и набрала номер папы.
Услышав длинные гудки, выдохнула, что телефон включен, но трубку отец не брал. И с каждым раздражающим слух сигналом я всё больше понимала: в этой истории я совсем не главная героиня. Бои идут за Алёну.
Глава 17.1Моя роль
Уже собиралась отключаться, когда услышала в трубке родной голос:
— Папа! — выкрикнула я, а он обеспокоено задал вопрос:
— Что-то случилось, Эль?
— Ты где?
— Дома…
— С тобой всё хорошо?
— Что за допрос?
— Где ты был? — снова проигнорировала я его слова. Я представила, как он сейчас сдвинул брови, как появились складки на лбу, и он скорее всего поправил сейчас седину на висках. Я очень по нему соскучилась, но мы словно отдалились на невероятное расстояние.
— Эль, уже поздно, — послышались раздраженные нотки в голосе, — давай всё обсудим завтра. Никуда не выходи сегодня, я сам зайду с утра.
— Но я… — возразила, но тут же замолчала. Пожалуй, заеду к нему сама, прямо сейчас, что бы он там не говорил.
— Спокойной ночи, Эль, — услышала слишком печальный голос в трубке. Недолгое молчание и тихое: — Я люблю тебя дочка.
У меня сжалось сердце, сворачивая в тугой узел надуманные обиды. Так редко мы в последнее время говорили по душам, а о таких словах, я в принципе забыла. Даже решила, что с появлением Алёны мне можно забыть о проявлении чувств в мой адрес. Ощутила себя маленькой капризной девочкой сейчас. Будто требовала внимание целиком и полностью, но отец разделил его между мной и Алёной. А тем временем, я не малышка и должна понимать — отцу тоже одиноко.
— И я люблю тебя, папа, — произнесла с трудом сдерживаясь. Даже не знаю, услышал ли он меня.
Мобильный давно уже не издавал никаких звуков, а я всё сжимала его в руке, сдерживая подступающие слёзы. Наконец, обратила внимание на сидящую прямо передо мной Алёну, она заглядывала мне в глаза, явно ожидая новостей. Я вытерла тыльной стороной ладони успевшую нарисоваться мокрую дорожку, и в этот же момент в домофон позвонили. Переглянувшись, мы затаили дыхание, а потом я догадалась, кто бы это мог быть и подняла трубку вместо хозяйки квартиры.
Помощь, как выяснилась, не такая уж и скорая, но хорошо, что вообще доехала. Про то, что некто ворвался с недобрыми намерениями и про Роберта мы врачам не сообщили. Алёна просила, пока люди в белых халатах поднимались по лестнице. Она уверяла, что это может навредить; спорить я не стала, чего доброго — снова грохнется в обморок.