— Зачем ты дал им сделать это?
Смеется. А пальцы становятся нежными, гладят мою кожу на запястье. Взгляд его усталый, ленивый.
— Какая нах*й разница? Я же и нормальным тебе не нравился, так что изменилось теперь?
Мне больно от его слов. Он не понимает и капли всей правды. Закопался в своем сумасшествии и не хочет увидеть, как все на самом деле. Как я рыдала все эти дни и ночи. Как молила бога, чтобы он оставил мне частичку Зу. Ненавидела его, но все равно любила. Все это время любила. Боялась его, скрывалась, и только ночью во сне позволяла себе мечтать. О том, чтобы не было того рокового дня и выстрела из пистолета. Чтобы не было всей истории с его отцом и сестрой. Чтобы Элина была здорова и жива, и чтобы Заур был добрым и нежным. Таким, каким он должен был быть. Но не стал.
— Ты не ответил на мой вопрос. Зачем это все?
Молчит. Откидывается обратно на стену, но руку мою не выпускает. Опускает на нее глаза, водит пальцем по коже, вырисовывая незатейливые узоры.
— Мне сложно сдерживать некоторые обещания, — с его губ слетает смешок. — Лучше так, чем твой ублюдочный врач, порванный на лоскуты. Ты же не хочешь этого, правда, Сами? — когда он поднимает глаза к моим, я читаю в них злость и презрение.
Касаюсь его плеча. Он вздрагивает. Всегда огромный и сильный, сейчас такой ранимый и открытый. Вижу, как от движения перекатываются мышцы под его кожей.
— Сами… — сипло. Его голос царапает кожу.
— Я не отпущу… пока моей не станешь… в тот раз сдержался, сейчас не смогу….
Его слова вызывают горькую улыбку на губах.
— Ты ведь и так не отпустишь. Заберешь, ведь за этим пришел.
В его глазах снова злость.
— А ты так и будешь прятать голову в песке? Так и будешь убегать от себя, Самира?
Где-то там, в глубине исстрадавшегося сердца я понимаю, что каждое слово Зу — чистая правда. Но я не могу этого принять. И я начинаю оправдываться. Не перед ним, перед собой.
— Дима- врач. — по щекам текут слезы, мне так обидно за его правоту!
— Он добрый и порядочный. Он хороший…
Заур начинает смеяться. Осекается, от боли в губах. Шипит.
— Ты сама то в это веришь, малышка? — протягивает с кривой улыбкой.
— Моя jamela… ты такая глупая. Думаешь? он добрый и хороший? Думаешь? нашла порядочного? — смеется.
А у меня внутри все замирает от предчувствия чего-то плохого.
— Что не так?
— Да то, что отец его со мной в доле. Ты знаешь, какой у нас бизнес?
— Ты строишь сеть гостиниц для него.
Снова этот смех надменный.
— Он телок продает в Дубай. Наших русских девушек. А я свел его с покупателем и все проходит через вот эти руки, — Зу тянет ладони ко мне.
— Твой Дима живет за счет отца. Долбанный гинеколог, думаешь он может заработать кучу бабла? Думаешь, смог бы купить этот дом и катать тебя на иномарке, Самира?
Я не верю ему. Дима не такой. И его отец тем более. Я больше ни секунды не останусь с ним наедине. Он лживый, хитрый и изворотливый. Он говорит мне это в надежде пошатнуть мою решимость. Но я не откажусь от своей жизни.
— Отпусти. Достаточно. С меня хватит, — я вырываю руку из его хватки, срываюсь к дверям. Но не успеваю пройти и пары шагов, как волосы опаляет острой вспышкой боли. Он резко тянет на себя, разворачивая меня. Вся та усталость в глазах и ленивость в движениях — лишь ширма. Передо мной снова страшный зверь, готовый в любую секунду разорвать меня на куски.
— Сосала у него? — рычит, стискивая второй рукой мой подбородок.
Хочется рыдать. Закричать на него или еще лучше врезать. Его губы у моих, я чувствую его дыхание, а его взгляд способен убить.
— Отвали, — рычу сдавленно. Заур накрывает ладонью мои губы.
— Сосала этим ртом? Моим ртом! А?! — ревет так, что в ушах звенит.
Отталкиваю его. Но уже спустя секунду я снова в его хватке.
— Сюда иди, — рычит, вбивая в себя. Я ненавижу его, но ровно до того момента, пока его губы не накрывают мои. Я понимаю, что это конец. Тело уже не принадлежит мне. Каждый нерв, каждая частичка кожи воспламеняется. Голова кругом, а ноги больше не держат.
Это наш первый поцелуй после моего побега. Первый настоящий, тот на который я начинаю отвечать. Его руки — горячие и крепкие, он прижимает меня к груди, и я чувствую, как громко и быстро бьется его сердце. Или это мое?
Я не должна позволить этому случиться снова. Но он так сильно забрался в меня. Он так глубоко, и его не достать, не выскрести, не вырвать. Только с корнями, с мясом, только кости ломать и разрывать себя на куски. Только так его не станет. Вместе со мной.
— Ты скучала? Хоть когда-то думала обо мне? — он кусает меня, мучает. Ему больно. Заур шипит, злиться и еще сильней истязает меня. На моих губах привкус его крови, его руки уже срывают с меня платье, накрывают грудь.
— Моя… ты бл*ть всегда была моей и будешь, — рычание. Безумное, жесткое, а у меня все отключается. Только желание дикое. Жажда. Быть его, принять его, вместить в себя. Только так я смогу выдохнуть, только так смогу жить.
Резкий рывок, он разворачивает меня к себе спиной. Мои руки упираются в зеркало на стене. Зу тянет за волосы, заставляя наклонить голову вбок. Он смотрит на мое отражение, а я глаз оторвать не могу от его огромной ладони, накрывающий мою грудь. Он стискивает пальцами сосок, вырывая с моих губ шипение.
— Хватит мучить меня, Самира. Хватит этого дерьма. Я же вырву его глотку и скормлю собакам, ты понимаешь, как трудно мне сидеть здесь, пока ты там…
Моя голова кружится. От его шепота, от властного тембра и его рук. Я хочу сказать, что это не важно, хочу потребовать, чтобы он выпустил меня, но в следующий момент Заур подхватывает меня на руки и снова пожирает губами. Его поцелуи — клеймо. Они выжигают меня, они травят. Он бросает меня на небольшой выступ в стене, разводя мои ноги. Резкий рывок, и мою бюстгальтер порванный, валяется на полу. Зу хватает мой подбородок, больно стискивает его, смотрит в отражении в глаза мне.
— Ты маленькая сука. Душу мою в узел скрутила… — его пальцы касаются верхней губы, он ведет вдоль кромки, вниз.
— Чистая, идеальная-я-я… а я не такой. Я испорченный, Самира. Моя душа черная, грязная, — Зу резко дергает за плечо, разворачивая к себе лицом. Тянет за волосы, заставляя в глаза ему смотреть.
— Но я готов ее под ноги твои подстелить, лишь бы ты не замерзла, лишь бы не заболела, слышишь?
Я смотрю в его омуты черные и слова его режут, ломают кости. Я не должна его впускать, но уже поздно. Он во мне, в каждой поре, в каждом миллиметре кожи и плоти. Я погрязла в нем, я растворилась и не могу думать ни о чем, кроме его губ на своей груди.
Он жесткий, он резкий. Он рвет мое белье, он вгрызается в мою грудь. В его взгляде боль и ненависть, а руки грубые. Зу как изголодавшееся животное. Я вдыхаю аромат его кожи, погружаюсь пальцами в его волосы и тяну за них, когда он насаживает меня, когда входит на полную. Больно, так что искры из глаз. Я хочу отстраниться, но он снова сжимает мою шею, сдавливая ее. Смотрит на меня так, будто на шлюху последнюю. Его губы кривятся в презрительной гримасе, он вколачивается в меня, будто бездушная машина. Его лицо — каменная маска, его шрам кровит и этот привкус металл у меня во рту — он сводит с ума.
Зу ревнует. Сейчас он не со мной. Он пытается вытравить Димку из меня, пытается утолить свою злость. Обвиваю рукой его шею, подтягиваясь ближе, прошу его глазами не быть таким жестким. И он понимает меня. Его движения становятся не такими резкими, а поцелуи уже не так больно жалят мою кожу.
Его запах повсюду, его руки — это то, что я хочу чувствовать. Я улетаю. Знаю, что это путь в никуда. Но я живу. Впервые после той ночи в клубе, я чувствую. Я хочу. Я горю. Я смотрю на него — на изгиб его губ, на морщинку на лбу, на капли пота, стекающие с ниспадающей челки на лоб. Подыхаю заживо. Он безумно красивый, горячий и опасный. Внутри меня напряжение, я чувствую, что уже скоро рванет. Обхватываю его торс, изгибаюсь, прошу еще… Заур кривится, он сжимает мою шею, а у меня перед глазами вдруг вспышками картинки из прошлого. Его рука и пистолет. Его черные глаза и мой отец в луже крови. Мой брат, в ужасе прижимающийся к ногам матери.
Меня накрывает. Оргазм такой сильный, что в глазах темнеет, от напряжения я начинаю кричать. Я вцепляюсь в его спину, и снова вижу все эти ужасы. И мне так плохо. Я чувствую себя грязной, отвратительной. Я понимаю, что натворила снова. Я все сломала. Испортила. Уничтожила. Я такая же, как он. Грязная, делающая людям больно. Я хочу сбросить его с себя, но он рычит и еще крепче придавливает меня телом. Заур вбивается в меня, догоняя себя до кайфа, а я не хочу… не видеть, не чувствовать, не знать. По щекам катятся слезы, я зажмуриваюсь.
Он кончает в меня. Я чувствую каждое содрогание его члена внутри. Мне противно. Не от него. От себя.
Вдруг открывается дверь, в помещение кто-то заходит. Агата. Она стоит и смотрит на то, как Заур трахает меня, как вбивается в меня, пока я пытаюсь его оттолкнуть. Она тянется к полке рядом, и сбрасывает на пол один из снарядов. Раздается оглушительный грохот, и Заур наконец-то переводит на нее взгляд.
— Вышла! Быстро! — ревет так громко, так ожесточенно.
Она кривится, но пятиться назад и уже через секунду покидает спортзал. Он поворачивается ко мне, видит слезы в мои глазах, видит мою истерику. Я знаю, что это делает ему больно. Лицо Зу искажается брезгливой, злой гримасе.
— Да на х*й все это, — рычит, отстраняясь от меня.
Заур спиной ко мне, он стискивает виски пальцами. А я судорожно хватаю одежду и натягиваю ее. Поднимаю глаза в зеркалу. По щекам текут слезы. Мое лицо в его крови, как и руки, и шея. Испачканная. Горькая, уродливая, с прогнившей душой. Я родилась такой и не выбраться мне выше, как бы я ни пыталась.
— Зачем ты пришла? — не смотрит на меня. Разминает шею. Словно заталкивает демона внутрь себя, не дает ему воли. А меня трясет. Прижимаю руки к груди, понимая, что все мои доводы — полная чушь. Мое тело все показало. Как? Как я вернусь домой к Димке? Как в глаза его посмотрю? Как я буду жить дальше, ведь я поступила с ним как тварь.