авую руку, но она онемела и не сжималась.
А потом он окаменел от напряжения. Тело, казалось, раздувается, как резиновая перчатка. Ворвался вечерний свет. В мозгу выросла страшная мигающая вспышка. Он почувствовал, как валится, валится в потемки, в черноту, в черноту…
Солнце село на западный холм, сплющилось, и свет его был желтим и чистым. Напоенная долина блестела под косым светом. Прозрачный промытый воздух был свеж. На полях поникшая пшеница и толстые оцепеневшие стебли овсюга подтянулись, а свернувшиеся лепестки золотых маков чуть раздались. Желтая речная вода бурлила и вертелась в бучилах и остервенело грызла берега. На заднем сиденье автобуса захлебывался храпом Ван Брант. Лоб у него был мокрый. Рот был открыт, глаза – тоже.
Глава 20
Прыщ пересел к Норме, она грациозно подобрала юбку и отодвинулась к окну.
– Как по-твоему, чего этот старикан хочет от девушки? – подозрительно спросил он.
– Не знаю, – сказала Норма. – Одно тебе скажу. Она себя в обиду не даст. Она замечательная девушка.
Прыщ сказал:
– Ну, не знаю. Есть и кроме нее замечательные девушки.
Норма вспыхнула.
– Кто же, например? – спросила она иронически.
– Ты, например, – сказал Прыщ.
– Вот как! – Она этого не ожидала. Она опустила голову и стала смотреть на свои сморщенные пальцы, стараясь овладеть собой.
– С чего ты вдруг взяла и уволилась? – спросил Прыщ.
– Миссис Чикой плохо ко мне относилась.
– Я знаю. Она ко всем плохо относится. Жалко, что ты ушла. Мы бы с тобой могли подружиться.
Норма не ответила. Прыщ предложил:
– Если скажешь, я притащу пирог с изюмом. Они довольно вкусные.
– Нет. Нет, спасибо. Подумать о еде не могу.
– Тошнит?
– Нет.
– Вообще, если бы ты вернулась туда на работу, мы могли бы ездить на субботний вечер в Сан-Исидро – на танцы или еще куда.
– Раньше ты об этом не подумал, – сказала она.
– А я не думал, что нравлюсь тебе.
В ней появилось лукавство. Это была восхитительная игра.
– А почему ты думаешь, что теперь нравишься? – сказала она.
– Ну, ты теперь другая. Вроде изменилась. Мне нравится твоя прическа.
– А-а, это, – сказала она. – Да там, в закусочной, вроде как незачем прихорашиваться. Кто меня увидит?
– Я, – галантно сказал Прыщ. – Давай назад. Тебя возьмут обратно. Гарантирую.
Она покачала головой.
– Нет, когда я ухожу – я ухожу. Обратно не приползу. А кроме того, пора подумать о будущем. У нас есть планы.
– Какие планы?
Норма заколебалась, стоит ли рассказывать. С одной стороны, можно сглазить – но удержаться она не могла.
– У нас будет квартирка с красным диваном и радио. Будет плита, холодильник, и я буду учиться на сестру. – Ее глаза сияли.
– Кто это «мы»?
– Мы с мисс Камиллой Дубе, вот кто. Когда я стану сестрой, у меня будет на что одеваться, мы будем ходить в театр и, может быть, принимать друзей.
– Ерунда, – сказал он. – Не будет этого.
– Почему ты так говоришь?
– Не будет, и все. Слушай, чего ты не вернешься к Чикоям? Я изучаю радар, а там уйдем вместе и, кто его знает, может, и сойдемся. Ведь девушке – ей же хочется замуж. Я парень молодой. Ну а… это… парню хорошо иметь жену. Это делает его вроде… целеустремленным.
Норма посмотрела ему в глаза серьезным вопросительным взглядом, – не смеется ли он над ней. И была в ее взгляде такая прямота, что Прыщ неверно истолковал его и смущенно отвернулся.
– Понятно, – сказал он с горечью. – По-твоему, нельзя встречаться с парнем, у которого такая штука. Я все делал. Больше сотни истратил на врачей и разную аптечную дрянь. Все без толку. Один врач говорит, они пройдут. Говорит, годика через два исчезнут. Только не знаю, правда ли. Ну и давай, – сказал он со злостью. – Устраивай себе квартирку. Я, может, такие развлечения знаю, какие тебе не снились. Нечего строить из себя. – Голос у него был совершенно подавленный, и он глядел себе на колени.
Норма посмотрела на него с удивлением. Ни в ком, кроме себя, не предполагала она такой жалкой боли. Никто еще не искал у Нормы сочувствия и поддержки. Пузырек тепла наклюнулся у нее внутри – и какая-то благодарность. Она сказала:
– Ты так не думай. Нельзя так думать – если ты девушке не безразличен, она так думать не будет. Врач знал, что говорит. Я знала трех молодых ребят, у них это потом прошло.
Прыщ не поднимал головы. Он все еще был подавлен, но бесенок уже зашевелился. Он чувствовал, что преимущество переходит к нему, и начал им пользоваться – и это было внове для него, это было открытие. Он всегда хвастался перед девушками, петушился, а тут, оказывается, так просто. Хитрый бесенок начал действовать.
– Это так доводит, что прямо не можешь, – сказал он. – Иногда думаю покончить с собой. – Он вынудил у себя всхлип.
– Нет, ты так не говори, – сказала Норма. Для нее это было тоже новой ролью, но такой, наверно, для которой она годилась лучше всего.
– Никто меня не любит, – сказал Прыщ. – Никто меня знать не хочет.
– Не говори так, – повторила Норма. – Это неправда. Ты мне всегда нравился.
– Никогда я тебе не нравился.
– Нет, нравился. – Утешая его, она положила руку ему на локоть.
Он не глядя накрыл ее ладонью и прижал к себе. А потом его рука схватила руку Нормы и сжала пальцы, и Норма машинально ответила пожатием. Он повернулся, сгреб ее и сунулся к ней лицом.
– Не надо! – крикнула она. – Перестань.
Он обхватил ее еще крепче.
– Перестань, – сказала она. – Перестань же. Старик сзади.
Прыщ прошептал:
– Слышишь, храпит старый хрыч. Хоть из пушки стреляй. Не бойся, не бойся.
Она уперлась локтями ему в грудь. Руки Прыща цеплялись за ее юбку.
– Перестань, – шепнула она. – Перестань, слышишь? – Теперь она поняла, что ее провели. – Перестань! Пусти меня!
– Ну давай, – ошалело говорил он. – Давай, ну пожалуйста. – Глаза у Прыща помутнели, и он возился с ее юбкой.
– Перестань, перестань, пожалуйста. А если… если войдет Камилла? Если увидит, что ты де…
Взгляд у Прыща на секунду прояснился. Он недобро уставился на Норму.
– Ну и войдет. Ну и увидит, проститутка несчастная, а тебе не один черт?
Рот у Нормы раскрылся, руки ослабли. Она смотрела на него, не веря своим глазам. Смотрела так, как будто не расслышала. А затем – ярость ее была холодной и убийственной. Ее закаленные работой мускулы напряглись. Она вырвала руку и ударила его в зубы. Она вскочила на ноги и заработала обоими кулаками, а он был так ошарашен, что только закрывал лицо.
Она фырчала на него, как кошка.
– Сопляк! – сказала она. – У-у, сопляк паршивый.
Она пинала и толкала его, выпихнула в проход, пробежала по проходу и выскочила вон. Он запутался ногами в ножках сидений и пытался перевернуться.
Норма чувствовала слабость и дурноту. Губы у нее дрожали, из глаз текло.
– Сопляк паршивый, – плакала она. – Сопляк паршивый, грязный. – Она перешагнула кювет, кинулась в траву и уткнулась лицом в руки. Прыщ наконец встал и воровато выглянул в окно. Он совсем не знал, что теперь делать.
Камилла медленно возвращалась по дороге и увидела Норму, лежащую ничком. Она перешагнула канаву и наклонилась к ней.
– Что с тобой? Упала? Что случилось?
Норма подняла заплаканное лицо.
– Ничего, – сказала она.
– Встань, – коротко приказала Камилла. – Встань ты с мокрой травы. – Она рывком подняла Норму, подвела к обрыву и усадила на газеты. – Да что с тобой стряслось-то?
Норма утерла мокрое лицо рукавом и смазала остатки губной помады.
– Не хочу про это говорить.
– Ну, дело хозяйское, – сказала Камилла.
– Все Прыщ. Хватать меня начал.
– Ты что, постоять за себя не можешь? Сразу сырость разводить?
– Не из-за этого.
– А из-за чего же? – Камилле было, в общем, неинтересно. У нее хватало своих забот.
Норма терла пальцами красные глаза.
– Я его ударила, – сказала она. – Ударила потому, что он назвал вас проституткой.
Камилла отвернулась. Она смотрела на ту сторону долины, где за горами пряталось солнце, и терла щеку. Глаза у нее были потухшие. Потом она заставила их ожить, заставила их улыбнуться и с улыбкой обернулась к Норме.
– Слушай, детка, – сказала она. – Придется тебе принять это на веру, пока сама не убедишься, – каждой случается в жизни быть проституткой. Каждой. И худшие проститутки – те, кто называет это иначе.
– Но вы же нет, – сказала Норма.
– Оставим это. Оставим. Давай-ка лучше займемся твоим личиком. Помада, конечно, ванны не заменит, но все же лучше, чем ничего.
Камилла раскрыла сумочку, порылась в ней и достала расческу.
Глава 21
Хуан ускорил шаги, и Милдред с трудом держалась рядом.
– Нам обязательно бежать? – спросила она.
– Гораздо легче будет откопать автобус, пока светло, чем ковыряться в потемках.
Она поспевала за ним рысцой.
– Вы надеетесь его вытащить?
– Да.
– Почему же вы сразу не попробовали, а ушли?
Хуан замедлил шаги.
– Я же сказал вам. Два раза сказал.
– А-а, ну да. Значит, это было всерьез?
– Я всегда говорю всерьез, – ответил Хуан.
Они пришли к автобусу, когда солнце уже скользнуло за хребет. Верхние облака все еще были розовыми и розоватой прозрачностью обливали землю и холмы.
Прыщ шмыгнул из-за автобуса навстречу Хуану. В его повадке было какое-то враждебное подобострастие.
– Когда они выезжают? – спросил он.
– Никого не нашел, – лаконично ответил Хуан. – Придется самим. Мне нужна помощь. Куда они к чертям подевались?
– Разбрелись, – сказал Прыщ.
– Ладно, вынимай брезент.
– Там дама на нем спит.
– Ладно, подними ее. Нужны камни, если сможешь найти, и нужны доски или столбы. Придется, наверно, разобрать забор. Но колючую проволоку оставь, скот разбежится. И вот что, Прыщ…
Рот у Прыща открылся, плечи повисли.