Потом я все-таки вошел в мир ощущений – и с новым приступом страха понял, что то была лишь подготовка, вводная часть, а настоящий переход в тот макрокон, куда тащил меня Минаев, начнется только сейчас.
Полет
Узкая, прямая полоса дороги, черные скалы, щупальца песков, обиженное ворчание мотора…
а перед этим: светло-зеленая комната, датчики, приборы, врачи, тесты, беседы…
а перед этим: пляж, море, скольжение на гребне волны, набегающий берег…
а перед этим: лес, золотые сосны, шуршание игл, заросли папоротников, неразличимо промелькнувшее существо…
А перед этим: да, у вас феноменальная память, но никаких признаков математического мышления, здесь вам не найти себя – кабинет, стол, дверь, коридор…
А до этого: ты странный человек, кажется, ты можешь существовать где угодно и среди кого угодно – ты весь в себе…
а до этого: обширная заснеженная пустынная площадь, вечер, и двое тащат меня под руки, ноги бессильно царапают снег. – Почему ты сделал это? – Мне не нравится этот мир, я хотел уйти из него…
а до этого: широкий диван, на нем лежит книжка, я стою на коленях на полу, локти на диване, подбородок на ладонях. – Это уже вторая книга сегодня, внучек, надо же поесть. – Ну, дай хлеба с сыром…
(Надо остановиться, может быть, пора уже? Но не могу почему-то. Несет!)
А прежде было: траншея, шинель измазана глиной, под ногами вода и в сапогах вода, сзади, с закрытой позиции, бьют трехдюймовки. – Ваше благородие, ваше благородие!.. – Вижу, Тарасенко. По пехоте, в пояс, длинными очередями, с рассеиванием по фронту!..
Память все ускоряется и яснеет. Неужели все это происходило со мной? Нет, но – да. Так или иначе, я это вспоминаю, проваливаясь все глубже, все ниже с поверхности Первого слоя Пространства Сна и Времени Сна, воспоминания не приходится более принуждать, они возникают сами собой, легко, как пузырьки на поверхности новогоднего бокала.
Это – я. И это – я. И там, еще раньше…
А прежде было: хлеб не сжат, колосья склонились, спутались, наполовину осыпались уже. Неширокая тропа. Иду по ней в тяжелых от налипшей глины сапогах, длинноостые колосья цепляются за полы. – Батюшка, куда же вы, там мор! – Оставь, сын мой: меня там ждут…
а еще прежде: шаг за шагом, шаг за шагом, сошник врезается в землю, не оборачивая пласта. Лошадиный круп колышется впереди, савраска хлещет хвостом, отгоняя слепней, падких на потное. Еще борозда проведена, и еще, и еще…
а еще прежде: веточка не хрустнет под мягкими постолами, я осторожно проскальзываю между кустами и замираю, не выходя на поляну. Привычно накладываю стрелу. Лук нехотя изгибается, словно разминаясь после долгого покоя. Тонко жужжит стрела. И – бегом к рванувшемуся и упавшему рогачу…
И еще, еще раньше. Еще многое, многое…
Я уже глубоко-глубоко, Первый, внешний слой, поверхность Пространства Сна осталась в дальнем далеке. Не говоря уже о Производном Мире. Время замедляется. Я слышу, что в новом невероятном континууме все тот же Минаев переводит дыхание и враз ослабевшим голосом произносит:
– Вышли на финиш.
И исчезает неизвестно куда.
Перелет закончен.
Захват
– Да, – решил я в конце концов. – История, конечно, почтенная наука, но сейчас, боюсь, помочь мне она не в состоянии. Языкознание на нашем современном уровне тоже. Из того, что они говорят, я ни слова не разбираю, ни единого корня. Да и фонетика явно не наша, нехорошая какая-то фонетика, ненаучная. По науке, здесь должно было бы слышаться подвывание и кряхтение, щелканье языком и что-то, очень похожее на рычание – больше ничему звучать по науке не полагалось. На самом же деле взаимопонимание достигалось тут на совершенно ином уровне. Конечно, винить тут науку вряд ли уместно: она мыслит масштабно, и по этим ее масштабным представлениям в данную (предположительно) эпоху должны были обитать в основном первобытные племена, существа нижнего палеолита. Где-нибудь в другом месте, наверное, так оно и было, но именно тут, куда мы с Минаевым хотели попасть – и попали-таки, не удалось обнаружить ничего подобного. То есть палео, может, и было, но с литом обстояло совсем плохо. Что-то где-то нас подкузьмило. Придется, видимо, как-то разобраться в географии и хронологии, чтобы понять – куда же подевались наши славянские прапрапрапредки, коим полагалось бы быть статными, кудрявыми, обильно бородатыми, голубоглазыми, ну и всякими такими – весьма, в общем, положительными. Среди других Груздь вряд ли захотел бы обитать.
Люди здесь и в самом деле ничуть не напоминали наших предков из каменного века. Внешность у них была самая что ни на есть инородческая: скуластенькие, узкоглазые, хотя и не монголы явно, и не желтая раса вообще. Впрочем… Ох!
Я невольно вскрикнул, потому что меня ощутимо ткнули в бок тупым концом рогатины, а может, и копья. Кроме двух таких копий, в поле моего зрения присутствовали: два длинных ножа в кожаных ножнах, топор на длинном топорище, два лука в саадаках и столько же колчанов со стрелами; два кожаных, со множеством медных бляшек пояса и два комплекта плеч, на которых вся эта амуниция висела или на которые опиралась. Каждый плечевой пояс был увенчан головой на короткой шее, а ниже – всем тем, что требовалось для двух нормальных парней – небольшого роста, но крепеньких и в настоящий момент в хорошем темпе общавшихся между собою. Наряжены оба были в сильно ворсистые штаны и нечто вроде жилетов из достаточно скверно, как мне показалось, выделанной кожи. На ногах у одного было нечто среднее между постолами и мокасинами, снабженными, однако, длинными оборами, завязанными под коленом; второй обходился натуральными лаптями – тоже с оборами; и то, и другое было надето на босу ногу. На шее у того, что был в мокасинах, на тонкой полоске кожи висела какая-то продукция народного творчества в виде костяного изделия сложной конфигурации; у второго – гладкий камешек с дыркой посредине. Весь этот антураж свидетельствовал, безусловно, о достаточно глубокой древности; но эти парни никак не относились к первобытным: наконечник копья, например, был откровенно металлическим, хотя была то бронза или железо, я понять не мог: цвет наконечника был грязно-бурым – скорее всего, от засохшей крови. Это никак не придавало мне бодрости. Да и полное отсутствие Минаева, втянувшего меня в эту передрягу, не вдохновляло на подвиги.
Все это великолепие я разглядывал (и обонял, кстати) снизу вверх, поскольку лежал на земле, двое же нависали надо мною. После перехода мне, да и любому на моем месте, нужно было какое-то время, чтобы прийти в себя; к несчастью – а может быть, и наоборот, – на меня наткнулись еще до того, как я пришел в себя. Однако межэпохальные переговоры сразу же зашли в тупик по причине полного отсутствия общего языка, и пришлось перейти на язык жестов и действий. Тычок копьем и был таким действием и, видимо, указывал на то, что пора и встать на ноги.
– Да ладно, ладно, шли бы вы к… – безопасно произнес я и не без труда поднялся. Ощущение было таким, словно меня как следует отлупили, и к тому же очень хотелось есть. Если бы собеседники могли понять меня, – но нравы этого времени (как я сразу заподозрил) были достаточно суровыми и прямолинейными, так что ожидать, что к моим потребностям отнесутся снисходительно, вряд ли следовало.
Ладно, потерпим еще – где наша не пропадала… А кстати: Минаев тоже в таком же положении – или, может, ему больше повезло? Любопытно было бы увидеть его…
Я распрямился, стараясь не делать резких движений, хотя был не только без оружия, но и вообще без ничего, буквально в чем мать родила. Всем этим и прочим, что могло понадобиться, мы обзаводились уже здесь, окончательно составив программу действий; я же пока просто не успел. Впрочем, тех двоих моя нагота, похоже, нимало не беспокоила, да и меня самого тоже – поскольку было тепло.
Я медленно повернул голову (шея действовала затрудненно, как бы со скрипом), но, кроме описанной уже пары, ни единого антропоида в поле моего зрения не попало.
Тогда куда же девался Минаев, или кто он там на самом деле? Вроде бы он оказался неожиданно куда более опытным, чем любой из нас: на уровне гроссмейстера, пожалуй… Черт его знает! Пока стало ясно лишь одно – в сложившейся ситуации обо мне никто, кроме меня самого, не позаботится. Вывод нерадостный, но хотя бы достоверный.
Как же это меня угораздило? Мне ведь полагалось возникнуть в непосредственной близости от Груздя: и Минаев, и я в какое-то мгновение перед стартом явственно почувствовали поле его подсознания. Что же получалось: мы и в самом деле вышли на него, но он оказался вовсе не в том континууме, в котором мы его вроде бы вычислили? Или дело было в чем-то совершенно другом?
Для того, чтобы разобраться в этом, мне нужно было бы обладать некоторой свободой действий, всего и делов. Интересно, каким способом смогу я эту свободу получить? Может, если я попробую высвободить для начала правую руку…
Это мне удалось. Но…
– Смотри, как бы я тебя не толкнул!
Это уже было произнесено вслух и адресовано тому из двоих, который только что снова ткнул меня древком. Видимо, это занятие ему нравилось. Разделаться с обоими, с учетом моей подготовки, можно было бы секунд за десять, ну двенадцать от силы. Но так поступать как раз не следовало. Потому что где-то в моих извилинах уже забрезжила интересная мысль: все происходящее неслучайно. Не сами собой возникали задержки и сбои – все то, из-за чего меня и занесло неизвестно куда. Не простое стечение обстоятельств – то, что эти двое меня поджидали именно там, где я и возник. Да и с Минаевым скорее всего приключилось то же самое. Видимо, мои – наши – противники владеют методиками ПС-перемещений не хуже нас. Но такой вывод еще не давал никакой информации о том – кем же они являлись на самом деле. По логике событий, вместо одной задачи, ради которой я здесь оказался, придется решать еще и вторую, еще более детективную. Мне это не нравилось, но деваться было некуда, и следовало потерпеть, на