— Таков порядок, — многозначительно заявил очкарик.
— Уездная управа требует отчетности. Новая власть налоги вводит. Мне надо знать с кого, чего требовать.
— Опять налоги, — вздохнула хозяйка.
— Только от одних спокойно вздохнули, как следующие.
— А вы, что думали пани Стефания, что анархия наступит? Германия, цивилизованная страна и все в ней должно быть учтено. Новые законы, новые порядки, — изрек пожилой поляк.
— Из колхоза, я так понимаю, вы решили выйти?
— Какие колхозы? Советов уже нет, — удивилась женщина такому вопросу.
— Возможно, в том понимании, как мы привыкли думать, их и не осталось, но в сельскохозяйственном отделе генерального округа, приветствуют ведение хозяйствования сельскими общинами. Теперь это будет называться по-другому, но сути не меняет. Немцы ничего не имеют против коллективного хозяйствования.
— Спасибо, пан Януш, я сыта по горло колхозом, — высказала свое мнение Новак.
— Как хотите. Я никого ни к чему не обязываю.
Он что-то начал подсчитывать и выписал на листочке какие-то цифры.
— Здесь, я указал ваши ежемесячные и годовые налоги, как в деньгах, так и в виде натурального налогообложения. Продукцию надлежит сдавать в начале месяца в амбар помещичьей усадьбы. Для сбора налогов могут привлекаться украинские милиционеры из волости или уезда. Советую с этим не шутить.
— Позвольте, пан Януш, а причем здесь мои кот и собака? — удивилась Стефания, заметив в списке своих домашних питомцев.
— По директиве из уезда, они тоже облагаются налогами. Не хотите платить, избавляйтесь, но если обманете, то будете подвергнуты штрафным санкциям, — спокойно разъяснял староста. Женщина смотрела на строки, прописанные на листке бумаги, и выражение лица ее менялось.
— Но это же грабеж! — возмутилась она.
— Не грабеж, а новые реалии, — не стал с ней спорить гость.
— Кстати ваш наемный рабочий проживает вместе с вами? То есть у вас?
Она кивнула головой.
— Хотя он не является членом вашей семьи, но так, как проживает здесь и не имеет собственного дома и земли, то тоже облагается подушным налогом в размере 120 рублей, — выдал неприятную новость староста. Хозяйка опустилась на стул, не зная, что ответить. Гости задерживаться не стали и двинулись дальше, к соседнему дому. Чижов ради любопытства посмотрел на надписи в оставленном листочке. Он подошел сзади хозяйки и положил свои руки ей на плечи.
— Ничего, проживем. У других дела обстоят еще хуже. Я тут немного погорячился с оплатой труда. Ты прости меня, — извинился Гришка за свои резкие высказывания. Он собрался выходить, когда Стефания остановила его.
— Постой, не спеши. Присядь, — попросила женщина. Пока мужчина рассматривал убранство комнаты, хозяйка собрала скромную закуску на стол и принесла ягодную настойку.
— Давай, выпьем, — предложила Новак. По женщине было видно, что она расстроена. После нескольких рюмок Стефани порозовела.
— Как же вы раньше жили пани Стефания? — вернулся на официальный лад Чижов.
— Мужа то ведь с 1939 года нет, как одной-то было? Тут такое хозяйство, — сочувствовал Григорий.
— Тяжело Гриша. Ян оставил небольшой капитал, но он быстро обесценился с новой денежной реформой. Свекор помогал. Нанимала работников, хотя при большевиках это не сильно приветствовалось. Кое-как протянула. Пошла в колхоз работать. Повезло, что органы не арестовали за мужа и за брата.
— А брат-то что? — не понял Чижов.
— Марек, состоял в партии Лагерь Национального Объединения. Они поддерживали идеи Пилсудского, и являлась правящей партией Польши. За такое, при Советах отправляли в Сибирь. До меня, наверное, очередь не дошла, — вздохнула Стефания. Григорий встал из-за стола и остановился у окна, смотря поверх занавесок на улицу. Что он мог ей сказать? По сути, они были классовыми врагами. По идее он должен был ее ненавидеть, но почему-то в душе не тлел огонек такой ненависти. Может от того, что она спасла его из плена? Если рассудить, то это она делала не из жалости, а в корыстных целях. Ей нужен был батрак, вот она его и приобрела. Стефания чуждый для его общества классовый элемент. Но почему, его так тянет к этой женщине? Как это можно объяснить? Если это простое мужское желание, то было бы проще бросить камешек в окно Натальи и утолить свою страсть. Там явно отказа не будет. Но нет же, его тянуло именно к этой гордой польке.
— Что ты там увидел? — забеспокоилась Новак, таким пристальным вниманием мужчины к происходящему за окном. Она даже подошла поближе и встала рядом.
— Все будет хорошо, — повернулся к хозяйке Григорий и привлек ее к себе, впившись в ее губы жадным поцелуем. Она запищала и оттолкнула парня прочь.
— Ты чего? Пожалеть меня решил? Я тебе не Наташка! Ступай вон! — прогнала его полячка. Раздосадованный своим фиаско, Чижов поспешил на выход.
Вторым значимым событием было появление в Гуте Степанской бывшего помещика Анджея Мицкевича, который бежал с территории Волыни, после ее освобождения Красной Армией. Мицкевичу принадлежала добротная каменная усадьба в селе, в которой теперь размещались амбары, конюшня и другие отделения бывшего колхоза, а ныне сельской общины. Его и земли церкви отошли колхозу и в личные наделы безземельных крестьян. Односельчане и не рассчитывали на его возвращение, и его появление стало неожиданностью для многих. Мицкевич остановился у своего хорошего знакомого Милоша Вольского. Вот туда и потянулись все, кто тосковал по прошлой жизни. О чем они там разговаривали непонятно, но слухи об этой «тайной вечере» моментально распространились по селу. Чижов пристроился к группе сельских жителей, которые обсуждали последние новости.
— Мицкевич-то, говорят, у самого генерал-губернатора в Ровно на приеме был, — делился секретными сведениями пожилой украинец.
— Говорит, мол, хочу заполучить земельку обратно, ту, что Советская власть забрала.
— И что ему немцы сказали? С чего бы им полякам угождать? — не совсем верили рассказчику слушатели.
— А что немцам-то? Им главное выгоду иметь, — продолжал привирать дед.
— Поднимешь, говорят, хозяйство? Да так, чтобы в Германию зерно потекло рекой? У нас руки пока до этого не доходят, сам видишь война. На что Мицкевич отвечает: «Как не поднять? Деньжата имеются. Мне бы только ваше одобрение и чтобы власть на местах поддержала».
— А как же нам-то быть? Землю между крестьянами распаивали и колхоз образовали. Теперь, что все обратно? — расстроились слушатели.
— Колхоз при коммунистах был, — не сдавался дед.
— Так его же немцы не разогнали. С уезда начальник приезжал и сказал, чтобы мы не беспокоились. Никто трогать колхоз не станет. Может по-другому название придумают.
— Чего ты за него переживаешь? Тебе какая разница, где работать? Будешь у пана Анджея спину гнуть. Тебе, что привыкать? — аргументировал свою речь рассказчик.
— Мне просто земли отмеряли для ведения личного хозяйства, а теперь выходит, что пан Мицкевич ее обратно заберет? Советы помогли мне коровку приобрести. Если землю снова заберут, как я ее кормить стану? Не правильно все это. Не хочу, чтобы семья снова бедствовала.
— Кто тебя спрашивать станет? — буркнул рассказчик.
— Нет, Архип, ты не прав. Украинцы этого не допустят. Слышал я, в городе поговаривали о независимой Украине. Мол, на своей земле мы должны быть хозяевами. Да и в волости и уезде все поголовно украинцы сидят.
— Все да не все. Кто в Сарнах бургомистр? На такие должности немцы своих людей ставят. Они и решать будут и у тебя не спросят, — безапелляционно заявил просвещенный дедуган. Постоял Чижов, послушал, да пошел домой. Во время вечерней дойки не удержался и поинтересовался у Стефании насчет пана Мицкевича. Скорее всего, пан Казимир тоже бегал к Милошу Вольскому на встречу с бывшим помещиком и рассказывал невестке последние новости.
— Стефания, скажи, а правда, что Мицкевич желает обратно свое имущество получить? — задал интересующий его вопрос, работник.
— Хочет. Имеет право, — утвердительно ответила хозяйка.
— И как на это власти смотрят? Теперь, что землю у людей обратно заберут, чтобы пану Анджею отдать?
— Не знаю.
— Он для этого и приехал? Хотел посмотреть, что осталось от поместья? — продолжал разговор Чижов.
— Чего тебе-то переживать? У нас своя земля и ее никто не забирает, — успокоила его полячка.
— Или ты за Наташку беспокоишься? Смотрю, даром ведра не проходят, — уколола его Стефания.
— Глупая ты, Стеша! — обиделся мужчина.
— Не Стеша я, а Стефания! — повысила голос женщина. Чижов спорить не стал. Нравится быть пани Стефанией? Не хочешь быть Стешей? Он ведь от чистого сердца! Можно сказать с любовью, а она…. Не кинуть ли ему камешек в соседнее окошко? Сколько можно со Снежной королевой жить? Ведь тепла хочется, душевного и не только.
Глава 3
Второй день хмурое небо бороздили свинцовые облака, извергая на землю крупные капли дождя, которые барабаня по металлическим листам крыши, сбегали вниз, тонкими струями. Григорий потушил фитилек в керосиновой лампе и собирался ложиться спать, когда очередная вспышка молнии осветила на короткий миг внутренний двор хозяйства. Этого момента Чижову хватило, чтобы увидеть непонятную фигуру человека в дождевике, склонившуюся к окну дома Стефани. Грабитель? — мелькнула в голове нехорошая мысль. Григорий быстро натянул штаны и, накинув плащ, шагнул к дверям флигеля. Топор, в такое непростое время все время находился у двери. Шарик нехотя тявкнул, не выходя из будки, и посчитав свою миссию выполненной, продолжал спать, под убаюкивающий шум дождя. Чижов, стараясь поменьше шуметь, открыл дверь, давая возможность глазам привыкнуть к темноте. Когда он более-менее стал различать подозрительную фигуру, то шагнул на размокшую от воды почву. Он подобрался сзади и схватил незнакомца за плечо, держа в свободной руке топор. В этот момент снова сверкнула молния. Гришка увидел удивленное лицо ночного гостя и ствол револьвера направленный ему в живот. От вы