— Все в порядке пан ефрейтор, — ответил он Селютину и демонстративно забросил пулемет за спину, давая всем понять, что никто не собирается поднимать тему патрона. Федя непонимающе посмотрел в его сторону, но пальцы от спускового крючка убрал. Крестьяне напряглись, но ни каких действий не предпринимали.
— Если все нормально, то чего стоите? Нам еще неизвестно, сколько времени до райцентра тащится, — недовольно заметил подошедший полицай.
— Свободны, — выдавил из себя Григорий и моментально почувствовал, как стало легче дышать. Крестьяне не стали ожидать повторной команды и запрыгнув на телегу, хлестнули вожжами по крупу рыженькой лошадки. Повозки тронулись с места.
— Чего встали, как вкопанные? Идите к колонне, — подгонял их ефрейтор. Гриша дождался, пока товарищи повернутся к нему спиной, и поднял с земли боеприпас и положил его в свой карман.
Уже в колонне к нему подошел Игнатов, чтобы поинтересоваться причиной такого поступка.
— Ты почему не сказал о патроне нашим? Эти крестьяне наверняка везли не только патроны, но и оружие.
— Может, везли, а может, и нет. Ты же сам проверял телегу, — напомнил ему Григорий.
— Издеваешься? Кто ее смотрел? Там мешки лежали трехпудовые. У меня бы и пуп развязался, если бы я их начал воротить. А ведь под ними наверняка стволы лежали. И морды мне их не понравились. Что ты знаешь об этом Дроздовском? Он часом не в Армии Краевой служит? — допытывался Федор.
— Служит он агрономом в сельской общине. За армию Краеву ничего не слышал. Сейчас, по-моему, все вооружаются. Украинцы, поляки создают отряды самообороны. Скоро и в село просто так не попадешь, — спокойно отвечал Чижов.
— А все почему? Потому-что власть слабая. Порядок не может навести. Партизаны, националисты, армия Краевая, бандиты, кого тут только нет, — рассуждал Гриша, вышагивая сбоку от бредущих пешим строем евреев.
— Выходит, что ты поляков покрываешь? — сделал вывод Игнатов.
— Никого я не покрываю. Я наши шкуры берег.
— Как это? — не понял Федор.
— А так. Ты финку за голенищем у этого Дроздовского видел? Если бы мы подняли шум, то ты бы с ней поближе познакомился. Мы слишком рядом к ним оказались. Я бы тоже выстрелить не успел. Зачем тогда жизнями рисковать? Ради кого? — прояснил ситуацию Гриша.
— Выходит, ты за меня переживал? — удивился полицай.
— Ты же меня спас от расстрела? — вопросом на вопрос ответил Чижов. Федька уважительно посмотрел на своего спутника.
— Я об этом нисколько не жалею. Ты верный товарищ. Мне с тобой спокойно, — признался Игнатов.
— Верный товарищ? Тогда зачем ты на меня политруку настучал? — хотел спросить Чижов. Правда, не спросил, чтобы не поссориться.
Количество евреев в гетто стремительно возрастало. Для поддержания порядка приходилось коменданту гарнизона снаряжать дополнительные патрули. Гришка предпочитал нести караульную службу где-нибудь на железнодорожной станции или на худой конец на мосту, так, чтобы подальше от людей. Однако ротный смотрел на такие графики службы по-своему. И вот уже Чижов в паре со своим дружком поднимает пыль на улочках Сарн, где живут евреи. В отличие от Григория, Федя даже очень доволен, что Онищенко поставил его в патруль. В этих узеньких проулках он лавировал, словно рыба в воде.
— Гриша, постой здесь, — попросил он напарника, а сам нырнул в одну из хат. Побыл там недолго и вернулся с каким-то свертком. Лицо довольное.
— Вот купил по случаю отрез на костюм. Сейчас зайдем к портному, я с ним уже обо всем договорился. Борис Моисеевич, лучший портной в Сарнах. Он мне сошьет шикарный костюм, — хвастался Федя.
— И куда ты в нем пойдешь? — не совсем понимал пулеметчик, такое навязчивое желание товарища иметь парадное одеяние.
— Ты думаешь, война долго продолжится? Вот сломают немцы шею большевистской гидре и тогда я вернусь в свой родной город и пройду по улице в модном клифте, чтобы все девчонки оглядывались. Я иду, такой важный, с гордо поднятой головой, а они за спиной шушукаются, мол, кто это такой? На танцах выберу самую красивую и пусть только попробует отказать, — размечтался Игнатов. Гришка криво улыбнулся. Совсем недавно Советская власть его полностью устраивала, а сейчас уже стала гидрой. И что станет с его городом после того, как вермахт займет его? Да и когда это случится? Пока, что приемники трубят о скором крахе Красной Армии, но судя по всему, он еще не наступил.
— Чего лыбишься? — заметил Игнатов скептическую улыбочку товарища.
— К будущей жизни нужно готовиться сейчас. Евреи народ зажиточный. Пользуясь, случаем, я тут наменял на продукты всяких «цяцек». А что? В жизни все пригодиться. Не век же мне с винтовкой бродить? Вот ты, например, как собираешься жить со своей Стефанией?
— Не знаю. Мы ничего серьезного не планировали. Как тут что-нибудь запланируешь, если в любой момент могут убить? — не понимал его философии Чижов.
— Не думай о смерти, думай о жизни, — посоветовал Федя. Хороший совет, — согласился Гриша. Они остановились у неприметного дома с облезлой штукатуркой по углам.
— Пошли, — уверенно сказал Федя и толкнул дверную ручку от себя. Их прибытие не осталось без внимания. Из смежных комнат высунулись головы домочадцев, чтобы увидеть вошедших. Форма полицейских напугала жильцов и их любопытные лица скрылись в дверных проемах.
— Это ко мне, — возвестил старый еврей, который выдвинулся навстречу гостям.
— Прошу в мою мастерскую, — предложил Борис Моисеевич. Комнатушка портного была переоборудована под мастерскую. Ножницы, нитки, лекала, швейная машинка и видавший виды манекен, говорили о профессии хозяина.
— Я приобрел то, о чем вы говорили, — сообщил Федя и протянул хозяину сверток. Моисеевич развернул бумагу и довольно зацокал языком.
— Весьма недурственный материал. Костюм получится просто шикарный. Теперь необходимо снять с вас нужные мерки.
Игнатов стащил с плеча винтовку и снял курточку.
— Присаживайтесь молодой человек. Это займет некоторое время, — обратился Борис Моисеевич к Чижову.
— Желаете чаю?
Гришка пожал плечами, не зная, что ответить.
— Сара! — позвал кого-то старик. В комнату вошла темноволосая девушка. По коже Григория пробежали мурашки. Она была очень похожа на ту девчонку в демисезонном пальтишке, которую он собственноручно расстрелял в лесу. Такая же хрупкая фигурка и те же проницательные глаза. Неужели все евреи на одно лицо?
— Что дедушка? — спросила она своим звонким голоском.
— Сделай чаю нашему гостю, — попросил он, указывая на Чижова.
— Я тут по случаю достал великолепный морковный чай. Непременно отведайте моего угощения. Сара, просто профессионально его готовит, — похвастался Борис Моисеевич. Но не в чае было дело. Гришка словно завороженный смотрел на Сару. Ну, копия той девушки. Может, это высшие силы проверяют его? Пока возлеФедьки крутился с мерной лентой портной, Григорий наблюдал за Сарой. Эта еврейка вызывала у него некий душевный трепет. Это чувство было похоже на то, когда ты в темном помещении вдруг увидишь призрака. Но, кроме страха и любопытства, в его душе было и чувство сожаления. Сожаления о том, что все пошло не так, как он того ожидал. Не такой участи хотел для себя Григорий. Когда они вышли на улицу довольный примеркой Федор, хлопнул его по спине.
— Вижу, что приглянулась тебе эта евреечка. Хочешь, я тебе встречу организую? Тут некоторые готовы за буханку хлеба и банку тушенки отдаться, — ухмылялся Игнатов.
— Федя, я женатый, ты забыл? Да и девочка она совсем. Просто она мне напомнила одного человека. А ты бы поаккуратней был с врагами Рейха. Ходаковский узнает, по головке не погладит, — посоветовал ему товарищ.
— А, что я? Мне бы костюмчик пошить, — прикинулся простачком Игнатов.
— Эх, сейчас бы пивка свежего выпить, — перешел Федор на другую тему разговора.
— Может, заглянем куда-нибудь? — предложил Федя.
— По бокальчику махнем и снова на маршрут, — искушал товарища Игнатов. Гришка сопротивлялся недолго.
— Ладно, пошли. Я тут знаю один подвальчик, там всегда пиво свежее, — взял Гриша инициативу в свои руки. С еврейского квартала они вышли в город и спустились в знакомый Григорию подвал. Здесь было, как всегда людно и накурено. Чижов вышвырнул из-за стола пьяного завсегдатая, и они разместились с Федькой за отдельным столиком. Завидев новых посетителей в их сторону двинулась грудастая официантка в белом передничке и кокошнике. Она по-деловому смахнула со стола тряпкой остатки трапезы предшествующих посетителей и взяла в руку пустые бокалы.
— Григорий Васильевич, что будете заказывать? — очаровательно улыбнулась женщина.
— По бокальчику пива и сушеной рыбки, — сделал заказ полицейский.
— Сию минуту, — уплыла к барной стойке официантка.
— Ого! Сочная бабенка. Так ты тут постоянный клиент? — удивился Федор.
— Бывает, что захожу, — не стал врать Чижов.
— И как зовут красотку? Где ты с ней познакомился? — посыпались вопросы.
— Валентина, — назвал имя женщины Чижов, а вот, где познакомились, говорить не стал. Пусть думает, что в баре. Слабенькая у Федьки оказалась память. Сейчас бы с его легкой руки уехала Валюха в Германию, бросив на произвол своих малолетних девочек, а так, благодаря ему, работает в этой пивнушке.
— А ты с ней часом не того? Вон, она на тебя как зыркнула, — расспрашивал товарища шутцман.
— Того, не того, какое тебе дело? — возмутился мужчина.
— Так ты женатый теперь, — напомнил ему Федор.
— Познакомь меня с этой Валентиной, — попросил товарищ.
— Зачем тебе?
— У нее, что муж? — зациклился на своем Игнатов.
— Мужа нет, но зато две дочки.
— Это хорошо. Живет в своем доме? — продолжал расспрашивать Федя.
— Тебе то зачем? Жениться решил? Любовь с первого взгляда? — заулыбался Чижов.
— Жениться? Для этих целей я себе помоложе и без детей найду, а чтобы отдохнуть и такая сойдет.
— Говорю же, что у нее двое дет