Валентина появилась на объекте так же внезапно, как и первый раз. Григорий только диву давался, как это у нее получалось. От Сарн мост находился на порядочном расстоянии, а Валька являлась к ним, даже не запыхавшись. Неужели снова дедушка подвез? Валентину ждал, больше чем Чижов, Лешка Яценко с товарищами. Они оставили парочку беседовать, а сами потащили принесенный ею провиант в свою будку. Пока Селютин ходил на противоположной стороне моста, а Онищенко нежился где-то в теплой хате, Яценко припрятал спиртное, принесенное Стружук, как та и обещала. Праздник компания «человека-горы» устроит себе ночью, когда наверняка на объект не сунется ни один проверяющий. Чижов и Валя стояли у пулеметного гнезда, наблюдая, как темные воды реки Случь несутся под опоры моста. Сегодня уже было третье декабря, и кругом лежал снег, а вот с рекой мороз пока совладать не мог. Края от берега подмерзли, образовав тонкий лед, но центр реки благодаря быстрому течению еще не собирался примерять на себя прозрачный панцирь.
— Как дети? — задал стандартный вопрос Григорий.
— Хорошо, — ответила Стружук, не поворачивая головы в его сторону.
— Что пивная?
— Работы стало больше. Немцев полный город. От клиентов нет отбоя, — призналась женщина.
— Вот и хорошо. Теперь не надо бояться партизан. В город они не сунутся, — сделал вывод Гришка из слов собеседницы.
— Это точно. У нас появились даже эсесовцы, — поделилась наблюдениями официантка.
— Ты больше сюда не приезжай, — попросил ее Гриша.
— Не хочу, чтобы у тебя на работе были проблемы.
Сейчас она повернулась к нему лицом. На краешках глаз выступили слезы. Наверное, от холодного ветра, — подумал Чижов. Женщина прильнула к груди шуцмана.
— Какой ты хороший Гриша. Почему мне так не везет? Только встречу достойного человека и его не стает. Муж у меня был ласковый и детей любил. Не стало Вити. Ты, внимательный, нежный, но не мой, — жаловалась Стружук на судьбу.
— Ты так говоришь, будто бы хоронишь меня. Я умирать не собираюсь, — ответил Григорий.
— И я этого не хочу. Ты прости меня за все, если сможешь, — попросила она. Полицейский вытер ладошкой слезинки на ее щеках.
— За что я тебя должен простить?
— За то, что позарилась на твое семейное счастье, — выкрутилась Валентина, хотя имела ввиду совсем другое. Бураков недаром организовал ее выезды к мосту. Партизаны собирались его взорвать, и им надо было знать, какими силами осуществляется охрана объекта. То, что они не будут брать пленных, для Вали было очевидно. Передав разведданные по мосту, она фактически подписала смертный приговор Григорию. Если признается мужчине в содеянном, то подпишет его себе и своим детям. Сейчас по факту Валя прощалась с любимым мужчиной, понимая, что причиной его гибели станет именно она.
— Ты береги себя, — попросила Стружук. Теплая слезинка скатилась по красной от мороза щеке.
— Да, что с тобой? — не понимал Гришка такого настроения женщины.
— Ты словно прощаешься со мной навсегда. Отдежурим на этом мосту, и я снова вернусь в город, — обещал Григорий.
— Возвращайся, я буду ждать, — тихо ответила Стружук.
— Мне уже пора. Скоро стемнеет. Еще до Сарн надо добраться, — решила завершать свидание Валентина. Она на прощание крепко поцеловала Чижова и, не оборачиваясь, пошла по насыпи прочь от объекта. Шуцман долго смотрел ей в след, пока Валя не свернула с железнодорожной колеи в лесок. Такое поведение любовницы отразилось и на настроении Григория. Он старался побыть наедине с самим собой и разобраться в причинах возникшей тревоги. Вроде и повода волноваться не было, а в душе тревожно. Ближе к ночи стал крепчать морозец. Гришка мог пойти в помещение, чтобы погреться, но там устроился Алексей Яценко, который организовал игру в карты. Самогон, принесенный Валентиной, пошел для разогрева не только внутренностей, но и поднятия азарта к игре. Выпивали, курили и играли в картишки на деньги. Одни полицаи уходили на посты, кто в чистую проигравшись, а кто и с хорошим кушем, вторые возвращались с постов, чтобы присоединиться к игре. В деревянной будке царило оживление, на которое с укоризной посматривал ефрейтор. Сержант, которого оставил вместо себя командир роты не спешил наведываться на эту сторону реки, а вступать в прения с пьяной компанией во главе с Яценко, Селютин не собирался. Григорий, накинув сверху на себя тулуп, присел на своей огневой точке, выложенной из мешков с песком. Ночное небо затянуло тучками, сквозь которые изредка проглядывали светлые пятнышки звезд. От моста в его сторону пришел Игнатов. Он что-то недовольно бурчал себе под нос.
— Проиграл? — догадался о причинах такого поведения Чижов.
— Не повезло сегодня, — вздохнул Федька, присаживаясь рядом.
— А ты чего не идешь в караулку? Иди, погрейся, я за тебя подежурю, — предложил дружок.
— Не хочу видеть эти пьяные рожи. Здесь спокойней, — отказался Гриша.
— Как ты думаешь, долго нас тут будут держать? — продолжал беседу сослуживец Чижова.
— Лучше здесь, чем по лесам ловить партизан, — не сильно огорчался такой службе Григорий. Двери караулки открылись, и сквозь створки, на белом насте снега, образовалась полоска света от керосиновой лампы, стоящей на столе в помещении. В этом светлом проеме появилась фигурка полицейского. Товарищи без труда распознали в вышедшем человеке Пашу Удовику, близкого товарища «человека-горы». Пашка, пошатываясь, справил нужду на деревянную стену будки и, достав ракетницу, выстрелил осветительную ракету. Она с шипением взмыла вверх и словно маленькое солнце на какое-то время заставила темноту отступить. Григорий не поленился привстать с мешка, чтобы посмотреть, как ракета коснется земли. То, что он увидел, в один момент прогнало у него остатки сна. Со стороны леса, пригибаясь, двигалось не меньше десятка человек. Часовой на мосту тоже увидел эту картину и пальнул из карабина. Что тут началось! В их сторону потянулись трассы очередей. Лес ожил, причем сразу с обеих сторон реки.
— Партизаны! — кто-то истошно закричал, и этот возглас моментально оборвался. Наверняка бандитская пуля достала шуцмана. Гришка потянул к себе пулемет и передернул затвор. Пашка запустил вторую ракетницу. Из караулки посыпали наружу сидевшие в ней полицаи. В один момент помещение стало похоже на мишень в тире. Пули вгрызались в доски, прошивая их насквозь. Керосиновая лампа упала со стола, и языки пламени переметнулись на соломенную подстилку помещения. Воспользовавшись возможностью, пока в небе висела осветительная ракета, Чижов высунул в бойницу ствол пулемета и дал очередь по бегущим фигуркам партизан. Один из нападавших показался ему очень знакомым. Куртка, кепка, надвинутая на глаза, ну точно знакомый Валентины Стружук. Может он ошибся? А если нет? Сорок семь патронов из диска улетели в одну минуту. Тиу! — свистели пули над головой. Гришка отпрянул назад, чтобы сменить диск. Рядом сжавшись в комок, сидел Игнатов. Шуцман собирался вновь стать к бойнице, чтобы продолжить огонь, когда грохнул взрыв, и на него упало несколько мешков с песком. В голове звенело. Несколько секунд Гриша не мог прийти в себя. Когда шум в голове немного стих, он выдернул из под завала ручной пулемет, чтобы продолжить огонь. Оглянулся на Игнатова, но того рядом не обнаружил. Федька задал стрекоча через рельсы, в противоположную сторону от леса. Чижов понял, что если он еще задержится здесь, то шансов выжить у него не останется. Шуцман бросил свою точку и побежал в сторону плавней. Сзади ему в спину пальнули из автомата, и поэтому пришлось петлять словно зайцу, чтобы сбить у охотника прицел. К автомату присоединился и карабин. Григорий плюхнулся за какую-то кочку и установил на сошки свой «дегтярь». С насыпи в сторону реки бежал еще один шуцман, а ему вслед дружно палили партизаны. Рыкнул его пулемет и желающих продолжать стрельбу значительно уменьшилось. Теперь можно было бежать в плавни. Он забурился в камыши, проваливая ногами тонкий лед. Поскорее убраться подальше от объекта. На мосту стрельба почти стихла. Защитники или сбежали или просто были убиты. Стараясь не замочить оружие Чижов пробирался вперед. Где-то здесь должен быть и Игнатов. Убитых «шума» на склоне он не видел, значит, Федька прячется в плавнях. Он брел по холодной воде, удаляясь от моста. И тут сзади как жахнет! Гришка от испуга наклонился к самой кромке воды. В воду полетели куски древесины и какие-то осколки. Яркая вспышка осветила всю округу. Темный дым закрыл и без того слабо видимые звезды.
— Мать, твою! — выругался Григорий, рассматривая, что стало с взорванным мостом.
— Гриша, ты? — пискнул знакомый голосок, справа от него.
— Федька? — узнал товарища Чижов. Он пошел на голос и обнаружил в камышах Игнатова.
— Живой?
В ответ полицейский только кивнул головой.
— Что с мостом? — поинтересовался Игнатов, хотя тут и младенцу было понятно, что произошло.
— Нет больше моста. Взорвали его, — не поленился ответить Чижов. Он уверенно направился к берегу, а Федя поплелся следом. С насыпи в их сторону хлопнуло два выстрела. Парни остановились, замерев на месте. Где-то в камышах захлюпала вода. Федор передернул затвор «мосинки».
— Не стреляйте, свои! — донеслось до них. Раздвигая руками сухие стебли камышей, к ним вышел Селютин.
— Ты? — не ожидал увидеть ефрейтора Игнатов.
— Не видишь, что ли? — нервно произнес Александр.
— Уходим, — скомандовал Чижов, продолжая движение.
— Что произошло? Кто это был? — сыпались вопросы от Феди.
— Партизаны, — зло произнес ефрейтор.
— Расслабились вот и получили.
— И что теперь будет? — не умолкал Игнатов.
— Немцы разберутся и накажут виновных. Это из-за тебя все произошло, — произнес слова обвинения Селютин в спину, впереди идущему Чижову. Тот даже остановился.
— А я тут при чем? — не понял Гриша, в чем его обвиняют.
— К кому барышня приходила? Вынюхивала все тут. Кто она тебе? Где ты с ней познакомился? Родная жена не соизволила приехать ни разу, а любовница тут, как тут. Чего она так зачастила? Не все высмотрела? Как раз после ее ухода и напали партизаны, — налетел на Гришку Селютин.