Александр до последнего не мог понять, зачем он понадобился сотнику. Заметив тещу, очень удивился.
— Мамо? Почему вы здесь? — решился он обнять тещу.
— Тебя проведать пришла. Почему весточки не присылал? Наташка вся извелась, — жаловалась женщина.
— Не было возможности. А как вы узнали, что я здесь? — недоумевал Александр.
— Староста наш сказал. Наташка сама хотела прибежать, но куда ей? Кто Ваньку досматривать станет? Вот я и решилась сама прийти, чтобы хоть глазком на тебя взглянуть, — миловалась зятем Оксана Богдановна.
— Как он там? — переживал Сашко о сыне.
— Растет. Капризный только. Папки видать не хватает.
— Ну, да, — усмехнулся Деревянко.
— Только папки ему и не хватает.
— А тебя ранили? — интересовалась теща.
— И это вы уже знаете. Ранили. Еще зимой, когда я у вас последний раз был. Зацепились мы тогда с шуцманами и меня подстрелили. Мои побратимы сбежали и бросили меня одного в лесу. Если бы не парни Дубового, истек кровью. Так я в их отряде и оказался, — кратко обрисовал ситуацию казак сотни.
— Как ты здесь? Есть что покушать, во что одеться? — заботливо спрашивала Оксана Богдановна.
— Все у меня есть. Не переживайте.
— Когда увидимся-то? Наталья, так тебя ждет. Что ей передать? — продолжала разговор теща.
— Я буду возвращаться в Гуту. Крычильского сняли с должности старосты. Теперь у нас новый староста, а гроном пан Дроздовский. Помнишь его?
— Конечно, помню, — подтвердил Александр.
— Марек Ковач объявился. Пришел в село со своими дружками из Армии Краевой. А самое главное, что муж Стефании вернулся. Столько лет не было, а вернулся. Его все уже похоронили давно. Старики Новаки рады, — делилась Богдановна последними новостями.
— А Стеша? — заинтересовался такой информацией Деревянко.
— Как же она с двумя мужьями жить станет? Гришка ведь в полиции служит. Что о нем слышно? — хотел знать мужчина.
— Живой. Что ему станется? — махнула рукой Богдановна. Зять не стал говорить, что остался жив, благодаря своему соседу, у которого гулял на свадьбе, а потом же в лесу стрелял в него. Не очень красивая история и лучше теще о ней не знать. Александр взял женщину под локоть и отвел подальше от построек, так, чтобы их никто не смог услышать.
— Мамо! — обратился к Богдановне зятек, и такое обращение насторожило женщину. Когда Александр так к ней обращался, он обязательно говорил что-то важное.
— Вы, как только вернетесь, сразу собирайтесь и уходите из села, — тихо произнес бандеровец.
— Это еще почему? — не поняла она.
— Потому-что у нас приказ зачистить от поляков Гуту Степанскую, — выдал тайну Деревянко.
— А нам-то чего бояться? Мы не поляки.
— Вы, наверное, меня не поняли? Там разбираться никто не станет. Слышали, что с польскими селами недавно случилось? — все так же тихо говорил ее родственник.
— То, что селян топорами порубили? Так врут люди. Сами поляки и придумали, — была в курсе последних событий крестьянка.
— Ничего они не придумали, — сквозь зубы процедил зять.
— Это не «бульбовцы», здесь все по-другому. Забирайте Ваньку и бегите.
— Да куда мы ночью побежим? У нас и телеги-то нет, — заупрямилась женщина.
— Уходите ногами. Просите помощи у Стефании. Пусть и она бежит. Пощады никому не будет, — настаивал Деревянко.
— Не верю я тебе. Командир у вас такой обходительный.
— Оксана Богдановна, спасайте внука. Я же вам говорю, что пощады не будет, — тормошил ее Александр.
— Если они такие, то почему ты с ними? — не понимала селянка.
— Отсюда другой дороги нет, — как-то обреченно ответил зять.
Глава 19
Ночные прохожие, а таковых в Гуте было предостаточно, расступались в стороны при виде мчащихся с бешеной скоростью телег. Федька, свесив ноги, подскакивал вместе с товарищами, когда повозка попадала колесом в ямку или наезжала на камень. Руки уверенно держали винтовку. Все его сослуживцы готовы были вступить в бой, если бы их попытались остановить. Они встретились с подобным своему обозом, только не выезжающим из села, а наоборот. На подводах сидели крестьяне с узелками в руках, в которых был собран нехитрый домашний скарб. Это были беженцы из Ужан. Парни из самообороны побоялись останавливать бегущих из села полицаев, чтобы в случае возникновения перестрелки не пострадали мирные люди. Когда обоз выскочил на пригорок, все облегченно вздохнули. Теперь можно было и не гнать лошадей.
— Молодец фельдфебель! — похвалили шуцманы своего командира. Их план сработал, и теперь оставалось только добраться до уездного города. Луна, то и дело пряталась в темные тучки, которые в изобилии бороздили звездное небо. Без лунного света становилось значительно темней. Очередное исчезновение луны, плюс дорога, которая уходила вглубь лесного насаждения, навевали недобрые ассоциации. Стена леса с двух сторон вплотную подходила до наезженной транспортными средствами колеи. Шуцманы сами собой притихли, перестав говорить. Похрапывание коней, скрип повозок и топот копыт, единственные звуки которые издавал обоз. Разве, что пару раз где-то недалеко ухал филин, заставляя парней от неожиданных звуков, прижиматься ближе друг к другу. Откуда взялись партизаны, так толком никто и не понял. Они вынырнули из кустов и моментально окружили обоз, ощетинившись стволами винтовок и автоматов. Федька благоразумно поднял руки вверх. У него забрали оружие, и такая же участь ожидала всех остальных. «Шума» гадали к кому в плен они попали? Украинская речь и «мазепинки» на головах мужиков подсказывали, что это, скорее всего украинские националисты, а не советские партизаны. Когда они оказались в компании представителей украинской повстанческой армии, уханье филина в ночном лесу казалось вовсе не страшным. Всех шуцманов волновала одна единственная мысль, что теперь с ними будет? Если раньше шуцманшафт придерживался определенного нейтралитета по отношению к ОУНовцам, то с конца 1942 года оккупационные власти задействовали вспомогательную полицию для активной борьбы с украинским подпольем. Рассчитывать на снисходительность бандеровцев было бы глупо. Теперь уже и план фельдфебеля не выглядел так блестяще, как казалось. Федька даже успел позавидовать своему дружку, оставшемуся в Гуте Степанской. Путешествие их закончилось в селе Старая Мельница, совсем недалеко от Гуты. Их построили, и к ним при свете факелов, вышел невысокий мужчина в немецком френче, но традиционной «мазепенке» на голове. Подпоясан вояка был офицерским ремнем, на котором висела кобура с парабеллумом.
— Кто такие? — поинтересовался незнакомец у парней, конвоирующих полицейских.
— Вот, пан сотник, захватили в лесу полицаев, — доложили ему.
— Это не те ли полицаи, что в Гуту Степанскую вчера заехали? — удивился военный.
— Они самые, — буркнул Вася Зленко.
— А чего же бежите под покровом ночи? — повеселел сотник.
— Не желаем головы подставлять под пули. Мы придерживаемся нейтралитета в ваших разборках с поляками, — взял на себя бремя переговорщика обер ефрейтор.
— Выходит, что поляки вам не друзья?
— Получается, что так, — согласился с таким утверждением оппонента Зленко.
— Зачем тогда в село приезжали? — интересовался главарь повстанцев.
— Рабочих для Германии забрать, — пояснил цель своего появления Василий.
— Почему не забрали? — ставил вопросы собеседник.
— Не нашлось желающих.
— И что дальше? — последовал философский вопрос, на который и сами шуцмана в связи с изменившимися обстоятельствами, хотели бы тоже получить ответ.
— Возвращались в Сарны, — признался Зленко.
— Что же мне с вами делать? — изобразил задумчивость на лице командир повстанцев.
— Вася? Зленко? — неожиданно вынырнул из темноты Бородай и заключил в объятия своего дружка. Сотник с интересом смотрел на эти братания.
— Друже «Дубовой», это мой товарищ Василий Зленко. Наш человек, — обратился Степан к Литвиненко.
— Надежный парень? — задал вопрос сотник.
— Еще какой! — поручился за сослуживца Бородай.
— А еще такие парни есть, кто за Вiльну Украiну? — окинул взглядом присутствующих Литвиненко. Шуцманы с надеждой в глазах переглянулись между собой.
— Есть, — в разнобой ответили полицаи.
— Кто желает с оружием в руках отстаивать независимость Украины?
Хороший вопрос. Откажись и останешься в овражке с пулей в голове. И для согласия уж больно простенькая процедура. Разве сотник не понимал, что ради спасения собственной шкуры все сделают шаг вперед? А может, не все так просто, как кажется? — размышлял Игнатов. Понятное дело, что его голос влился в хор голосов тех, кто был не против дать согласие на вступление в отряд УПА. Где он только не воевал? В Красной армии, шуцманшафте, а если доведется то и в украинской повстанческой армии повоюет, до поры до времени. У немцев паек, жалование, а что здесь? Скитаться по лесам за непонятную идею? Главное остаться в живых, а там и обратно сбежать можно, — тешил себя подобной мыслью Федор. Когда Дубовой предложил желающим воевать за новые идеалы, обозначить свою позицию в виде шага вперед, то Федька без колебаний сделал это. Остался на месте лишь фельдфебель Жукаускас.
Идиот! — другого бы слова к поступку своего командира Игнатов вряд ли подобрал. Сотник, судя по его довольному лицу, был даже рад такому решению Антанаса.
— Не веришь в идею Свободной Украины? — с ухмылкой, поинтересовался Литвинчук.
— Нет. Я дал присягу, — спокойно ответил шуцман.
— Идейный значит? На что рассчитываешь? Отпускать я никого не собираюсь, — предупредил Дубовой.
— Понимаю, — не стал изворачиваться Жукаускас.
— Уважаю честных. Хорунжий, — обратился сотник к Бородаю. Только теперь Федька заметил на лацкане куртки Степана нашивки хорунжая.
— Быстро Степа в гору пошел, — отметил про себя Игнатов.
— Говоришь, что твой товарищ надежный? Пусть это докажет, — забрал он карабин у стоявшего рядом бандеровца, и передал его Зленко. Тот без дополнительных слов понял, что от него хотят. Жукаускаса толкнули в спину, уводя куда-то в темноту. Хлестко прозвучал выстрел, которого все так напряженно ждали. Федька не успел прийти в себя, как его за шиворот вытащили из общей массы.