— Этого тоже туда. Он хотел сдать меня гестаповцам. Что допрыгался? А я ведь тебя предупреждал, — зловеще улыбался Степан, держа Игнатова за воротник куртки.
— Да ты чего Степа? Я же тогда просто пошутил. Мы же тебя не сдали, — залепетал Федор.
— Не верю я ему. Гнида он, — произнес Бородай.
— А где твой дружочек? — появился еще один отрицательный персонаж. При виде «Мясника» у Федьки задрожали поджилки. Надо же ему было так влипнуть?
— Он в Гуте остался, — клацая зубами от страха, произнес Федор.
— Мы все уехали, а он остался.
— С женушкой своей? Хочу еще раз повидать Стешу. Сладкая баба, — облизнулся Бородай.
— Так, что в расход его? — обратился Степан к «Дубовому». У Федьки выступила испарина на лбу.
— За кого разговаривали? — захотел знать Литвинчук, о ком так интересовался хорунжий.
— Друг у него Гришка Чижов, пулеметчик первой роты. Это он «Мясника» вычислил. У меня с ним давние счеты. Здесь у Чижова жена полячка живет, — пояснил ситуацию Степан.
— Вот и возьми его к себе. Зачем патроны переводить, пусть поляки раскошелятся, — оказался не столь кровожадным Литвинчук.
— Повезло тебе, — толкнул Степан в плечо Игнатова.
— Часики верни. Не пригодятся они тебе больше, — потребовал бандеровец обратно свою вещицу.
— Да, да, — суетливо произнес Федор, поспешно снимая с запястья часы.
— Сегодня на рассвете будем штурмовать Гуту Степанскую. Там засели наши враги польские шляхтичи, которые многие годы угнетали украинский народ. Вы должны будете в бою доказать свою преданность нашему делу, — кратко выступил сотник. Даже перепуганному Игнатову было понятно, что ни какой борьбы за идею не будет, а их просто используют, как пушечное мясо, посылая в первых рядах атакующих. Выживут, хорошо, не выживут туда им и дорога. Литвинчук еще тот хитрец. Деваться им все равно будет не куда. Впереди отряд самообороны, а сзади головорезы УПА. Убьют если не те, так другие. Но все равно, есть хоть какой-то шанс выжить.
Возвращались обратно к Гуте вместе с бойцами ОУН УПА, количество которых оказалось не малое. Атаковали село с разных направлений. Все получилось, как и предполагал Игнатов. Ему в спину дышал «Мясник» то и дело, подгоняя вперед Федора. Хотел наверное, чтобы того быстрее укокошили. Да не тут-то было. Федька хоть и был трусоват, но все чему его обучали в Красной армии он усвоил «на отлично». Бежать, стрелять, ползти все было предельно ясно. Накатили на обороняющихся как следует. В укреплениях приготовленных загодя, сидели не обстрелянные крестьяне и поэтому ко времени восхождения солнца в зенит, оставшиеся в живых селяне отступили в Гуту. Вторая волна атакующих докатилась до центра населенного пункта. Казалось еще одно усилие, и украинские националисты, достигнут желаемого результата. Контратака поляков была полным безумством. На повстанцев бежали люди, у которых в руках вместо винтовок были косы и вилы. Федька не успевал передергивать затвор, отправляя к праотцам одного за другим бегущих ему навстречу крестьян. Они падали, но на смену упавшим приходили новые. Сколько погибло людей не сосчитать, но результата они своего добились, оуновцам пришлось отойти. Бородай матерился на сбежавших казаков и полицаев, угрожая всем расправой, если они не возьмут Гуту Степанскую. Федьке даже съездили по лицу для большего устрашения остальных. Почему выбрали именно его, было ясно и без слов. Мстил Степка.
Следующая атака началась за несколько часов до заката. Ударили сразу с нескольких сторон. Подавив пулеметное гнездо, заскочили в населенный пункт. Местная самооборона, отстреливаясь, быстро отступала вглубь села. На взгляд Федьки, даже слишком быстро. Несколько бросков и новые товарищи Игнатова были уже в районе костела. Бандеровцы, шли по улице, не пригибаясь, расстреливая попадавшихся в их поле зрения мирных граждан, словно охотники на диких уток, только утками здесь были простые люди. А еще лесные братья заходили в дома селян в поисках новых жертв. Что там происходило, Федор не видел, но по душераздирающим крикам было не трудно догадаться, какие бесчинства творили повстанцы. Он с шуцманом Абдуллой, татарином из Крыма, прикрывали спину «Мясника», который двигался впереди. Бандеровец толкнул массивные двери костела и вошел внутрь помещения. Испуганные возгласы, спрятавшихся здесь людей, разлетелись под своды культового учреждения. Дмитрий довольный произведенным эффектом ухмыльнулся.
— Зачiняйте дверi, — приказал Дмитро. Он отставил в сторонку свой карабин и достал из-за пояса топорик.
— Сейчас и повеселимся, — зловеще произнес оуновец, делая шаг в сторону испуганной группы людей.
— Что вы задумали? Это храм Господен! — вышел вперед служитель церкви, облаченный в рясу. На его груди висел массивный крест, сделанный с использованием драгоценных металлов. «Мяснику» хватило одного взмаха топора, чтобы проломить ксендзу голову. Тот упал на пол, и под ним сразу же образовалась кровавая лужа. Женщины и дети завизжав от страха, побежали к алтарю. Забойщик ринулся следом за ними, раздавая налево и направо удары своего топора. Пощады не было никому, ни взрослым, ни детям. Кровь из порубанных тел летела на иконы и стекала вниз, словно слезы святых отцов, перед которыми свершились эти убийства. Жертвам не куда было бежать, так как двери оказались закрытыми, и на входе стояло два полицая. Дмитрий с ревом дикого зверя гонялся за мечущимися в отчаянье людьми, и кромсал их тела своим орудием убийств. Федьку от такого кровавого представления стошнило. Он много раз видел, как умирают люди и сам принимал участие в их уничтожении, но чтобы таким способом! Никогда. Не всякая психика такое выдержит. Чтобы прекратить эту бойню Игнатов поднял винтовку, рассчитывая выстрелить в спину «Мясника», чтобы положить конец страданиям людей.
— Ты чего? — перехватил его винтовку Абдулла.
— Подумай о нас, — не дал он довести начатое дело до конца. Забойщик скота, покончив со своей последней жертвой, остановился тяжело дыша. Его довольное лицо все было забрызгано кровью.
— Пошли дальше, — сказал Дмитрий, пряча за спину топор, и беря свой карабин. Игнатов спешно открыл двери, чтобы поскорее оказаться на свежем воздухе. Перед костелом стоял Бородай с автоматом в руках. Федька блеванул ему прямо под ноги. Степан недовольно поморщился, отходя в сторону. Заметив на одежде и лице «Мясника» следы крови, весело улыбнулся.
— Ты снова за свое? Никак не наиграешься?
— Эти поляки словно безмозглые овцы. Как мы это раньше не понимали, — попытался Дмитрий оттереть кровь со своих рук. Из костела насвистывая себе под нос какую-то мелодию, вышел татарин. Он держал в руках крест, совсем недавно висевший на шее священника.
— Интересная вещица, — довольный приобретенным трофеем произнес Абдулла. Шуцман спрятал крест во внутренний карман куртки.
— Пошли дальше, — толкнул Степан бледного, как стена, Игнатова.
— Тут совсем недалеко осталось до дома моей бывшей зазнобы. Зайдем на огонек. Пусть принимает дорогих гостей. Может, и твоего дружка повстречаем. Дмитру есть, что ему сказать. Потолкуете с Гришкой, а я пока Стешей займусь. Страсть, как по ней соскучился, — открыто издевался хорунжий.
Федька понял, куда собрался Бородай.
— Нет уж! Тут без меня! — решил про себя Игнатов. К Стефании в дом, он точно не пойдет.
Не встречая сопротивления, бандеровцы все больше заходили вглубь села. Вот уже и дом Стефании показался.
— Слышишь Абдулла, надо нам бежать отсюда. С этими извергами нам не по пути. Сейчас нырнем во двор, а там, через огород и в лес. Держись за меня, — прошептал Игнатов своему напарнику.
— Объясним все в батальоне. Я думаю, нас под трибунал не подведут, а с этими мы точно долго не протянем, — подбивал Федор дружка на побег.
— А мне нравится, — достал татарин трофейный крест, чтобы еще раз полюбоваться вещичкой.
Федор понял, что шуцман на побег не пойдет. Звякнуло разбитое стекло. Федя машинально присел, почувствовав опасность в этом странном звуке. Хотя, что в нем странного? Может пуля какая-нибудь шальная прилетела в окно? А может кто-то огневую точку готовил? Второй вариант оказался верным. Из окна Гришкиного дома торчал ствол пулемета с характерным для ДП-27 раструбом. Игнатов не увидел вылетевшего из ствола пламени, а лишь услышал знакомое та-та-та! Абдулла с крестом в руке рухнул ему под ноги. Глаза открыты и на лице гримаса боли и удивления. Даже святой крест не помог, как впрочем, и священнику. Игнатов быстро на четвереньках перебрался за угол соседнего строения. В сторону дома заработал автомат Бородая и карабин «Мясника». Потом подключились и еще пару винтовок.
— Сосредоточить огонь на хате! — перекричал шум боя Степан. Зазвенели еще разбитые стекла и пулемет замолчал.
— Подавили! — отметил про себя Федор.
— Пошли! — кричал Бородай своим подчиненным, чтобы те могли сменить место дислокации. И тут снова это та-та-та! А потом дикая ругань «Мясника».
— Ранили? — заорал хорунжий, прятавшийся за выступом дома.
— Ухо отстрелили, — пожаловался Дмитрий, прижимая ладонь к голове.
— Лучше бы голову отстрелили, — зло прошептал Игнатов, подбираясь поближе к дому Новаков. Гришка, а в том, что это был он, Федька нисколько не сомневался, бил короткими очередями переходя от окна к окну. Этот пулемет остановил все продвижение украинских националистов по улице села. ДП-27 работал до последнего, а потом замолчал. Толи патроны закончились или стрелка убили. Бандеровцы посматривая на разбитые пулями окна дома, начали выползать из своих нор, чтобы взять штурмом эту огневую точку.
— Оставьте мне его! — рычал «Мясник». Повстанцы уже почти шагнули на порог, когда Федор заметил бегущих в их сторону людей из глубины Гуты Степанской.
— Поляки! — закричал Игнатов, чтобы отвлечь внимание повстанцев от Григория. Пожалуй, этот окрик и спас от расправы Чижова, если тот на этот момент был еще жив. И снова контратака местной самообороны и с примерно такими же жертвами. Убитыми поляками была устлана вся улица, но оуновцам снова пришлось откатиться на прежние рубежи.