— Ты беременна? Стешка, милая! Почему ты до сих пор молчала? — расцеловал ее лицо Григорий.
— Хотела сделать тебе сюрприз, — всхлипнула Стефания.
— Он об этом знает? — поинтересовался «шума».
— Я сказала.
— И что Ян? — ожидал ответа пулеметчик.
— Сказал, что воспитает ребенка как своего собственного. Но, я не верю ему. Не будет он его любить, — сомневалась женщина в искренности Новака. У Чижова были на этот счет подобные сомнения.
— Поэтому я и сказала, что хочу остаться с тобой. А он видишь, как поступил? Идет на смерть сам и тебя за собой тянет. Не хочет, чтобы мы были вместе. Ты другой, и так бы не поступил. Вот поэтому я и выбрала тебя, — озвучила свое принятое решение полька.
— Если так, то я обязательно вернусь. Ты меня слышишь? Вернусь! — с надрывом в голосе обещал Чижов.
— Я буду ждать, — сквозь слезы проронила Стефания.
— Приготовиться к движению! — зычным голосом скомандовал Марек. Гриша усадил рыдающую жену на телегу. Здесь среди домашнего скарба сидела с Ванькой на руках Наталья.
— А где Богдановна? — заметил шуцман отсутствие матери украинки.
— Она отказалась ехать. Сказала, что ей некого бояться. На той стороне Александр и он ее защитит, — открыла семейную тайну Наталья.
— Сашка живой? — удивился полицейский. Тогда в зимнем лесу он оставил его одного и, причем раненного. Шансов у парня было немного, но видать, судьба благосклонна к Деревянко.
— Живой. Он теперь в отряде «Дубового», — виновато призналась Наталья.
— А ты почему не осталась? — не понимал Чижов такого решения женщины.
— Боюсь я за Ваньку. Не понимаю я этой жестокости. Спасибо, что пани Стефания не отказала в помощи. Лучше я уеду вместе со всеми, чем останусь ждать неизвестно чего, — рассуждала украинка. О зверствах бандеровцев ходили легенды, и ждать чего-либо хорошего не приходилось. Кто будет разбираться полячка ты или украинка? Зарежут вместе со всеми и фамилии не спросят.
Телеги начали движение. Гриша понимая, что настали последние минуты прощания, подбежал к жене и прислонился головой к ее животу.
— Ты береги ребеночка. Если будет девочка, Галей назови. Я так хочу, — попросил ее Чижов. Ему всегда нравилось имя Галина. Почему? Он и сам не знал. Просто нравилось.
— Обязательно назову. А если мальчик? — текли у Стеши слезы по щекам.
— Сама придумаешь, — не стал Гришка навязывать жене свою волю.
— Ты только возвращайся! — попросила женщина. Повозка вкатилась в колонну подобных транспортных средств и теперь уже двигалась вперед без остановок. Чижов смотрел ей вслед, стараясь запомнить этот момент прощания на всю оставшуюся жизнь.
— Марек, доведи их до Сарн, — произнес пулеметчик, хватая за рукав Ковача.
— Не переживай. Вы тут держитесь. Отправлю обоз в безопасное место и вернусь за вами, — обещал поляк. Шуцман только кисло улыбнулся в ответ, разжимая пальцы руки, которой держал Марека за куртку. Краем глаза он увидел, как Ян побежал к телеге Стефании, оставив своих родителей. Но теперь после слов Стеши в его душе не возникало чувство ревности. Стефания сделала свой выбор, и он был в пользу Чижова. Смотреть, как покидают мирные жители свои обжитые места, Гриша не стал. Вернулся к пулемету, где его поджидал Юзек. Парни, оставленные для заслона стали занимать свои места. По скрипучей дубовой лестнице на чердак поднялся тучный боец с польским карабином в руках. Растущая луна вынырнула из-за тучек и теперь освещала село, словно большой небесный фонарь. Ближе к часу ночи послышались одиночные выстрелы на окраинах села, звуки которых быстро смещались к центру. Националисты пошли в третью атаку. Основная оборона поляков сосредоточилась в поместье бывшего помещика Мицкевича. Его каменные здания служили надежной защитой для обороняющихся партизан. Из каждого окна или двери в бандеровцев летели смертоносные пули. Хлопцы из сотни Литвинчука и отрядов сформированных из местных крестьян, в ответ обильно поливали свинцом здания поместья, ставших для бойцов армии Краевой своеобразной крепостью. Чижову несколько раз доводилось менять огневые точки, в зависимости от того, где больше всего напирал враг. Когда заработал миномет, стало совсем плохо. Замолчал пулемет Бенеша и толстяк на чердаке больше не палил из своего карабина. Мины разорвались в помещичьей усадьбе, и воцарилась тишина. Из большого дома больше никто не стрелял. Толи защитники погибли или просто замерли в ожидании очередной атаки.
— Вахмистр, узнайте, в чем дело. Почему замолчал Бенеш? — распорядился подпоручик Новак, занимавший позицию в одной комнате с Чижовым.
— Есть, — кратко ответил военный и быстро скрылся в стенном проломе.
— Юзек, давай на чердак, — раздавал приказы Ян. Парнишка вопросительно посмотрел на своего первого номера и, не дождавшись его реакции, поспешил к деревянной лестнице.
— Снова пошли, — заметил Григорий фигурки националистов перебегающих от одного укрытия к другому. Та-та-та! Заработал его пулемет. Выпустив несколько очередей ДП-27 замолчал. Гришка вовремя успел убрать с подоконника пулемет, так как оконный проем стал мишенью для атакующего противника. «Шума» сидя пол окном отсоединил пустой диск и, высыпав из вещевого мешка последние боеприпасы, стал его снаряжать. Ни с того и ни сего, у шуцмана засосало под ложечкой. Возникло острое ощущение какой-то близкой опасности. Он повернул голову в сторону Новака и увидел ствол карабина направленного в его сторону. Пальцы так и замерли, держа патрон. Подпоручик пока не стрелял, что-то размышляя.
— Какой молодец. Свидетелей никого. Можно было, и поквитаться за униженные чувства. Убрать так, сказать конкурента. Тогда у Стеши и выбора не останется, как принять своего первого муженька, — подумал Чижов.
— Ребеночка от Стеши значит захотел? От меня она почему-то не беременела, а появился ты и сразу о детях заговорили, — зло произнес Ян.
— Не сразу, — не стал молчать Григорий. Сейчас у него не было страха, а только злость. Стефания всегда, так хорошо отзывалась о муже. Польский офицер, белая кость, а на поверку оказался малодушный, обиженный судьбой лавочник.
— Если бы захотела, то и у тебя дети были. А может, ты сам в этом виноват? — поинтересовался полицейский, подразумевая несостоятельность Яна как мужчины. Поляк понял направленность такого вопроса, и это его задело за живое. Выстрела не прозвучало, потому-что ухнула мина прямо в крышу их дома. Грохот на какое-то мгновение оглушил пулеметчика, и в этот миг что-то острое впилось ему в грудь. Сверху посыпались бревна, глина и битый кирпич. В облако поднятой пыли погрузилось все помещение. Гришка закашлялся, но кашель отдался болью в груди. «Шума» засунул ладонь под куртку. Рубаха пропиталась кровью.
— Ранен, — догадался полицейский. Пыль немного рассеялась, и он заметил Новака, стоящего в центре комнаты, рассматривающего дыру в потолке.
— Юзек, ты живой? — закричал Ян. В ответ тишина. Значит, парня не стало. Теперь его взгляд был обращен в сторону Чижова. От глаз поляка не ускользнула деталь с видом окровавленной ладони полицейского. Гришка тяжело дышал, не отводя взора от соперника. Поблизости кто-то выругался на польском языке, и в проломе появилась фигура вахмистра.
— Пан подпоручик, в имении никого в живых не осталось. Бенеш тоже убит. Надо уходить. Теперь уже ничего не изменить, — доложил военный.
— Я знаю проход через конюшню. У нас будет шанс спастись, — предлагал мужчина прекратить бессмысленное сопротивление и спастись бегством. Ян, долго не думал.
— Уходим, — последовал короткий ответ.
— А этот? — кивнул вахмистр на шуцмана.
— С раненным нам не уйти. Пусть остается. Да и не наш он вовсе, — обрек поляк Чижова на смерть. Вахмистр сделал шаг к выходу в другую комнату, когда за пределами дома раздался чей-то голос.
— Гриша, это я, Федор!
— Идемте, — торопил вахмистр своего командира.
— Федя? — выдавил из себя Григорий.
— Не стреляй, Гриша, — кричали с улицы. Подпоручик уже сделал несколько шагов, когда остановился. В оконный проем ему был виден силуэт идущего к зданию человека. «Шума» предпринял попытку подняться.
— Федька, иди скорее сюда, — выкрикнул Чижов.
— Вот мерзавец! Уже своих зовет. Я же говорил, что он не наш, — произнес сквозь зубы Ян, вскидывая карабин. Выстрел. Фигурка противника исчезла из поля зрения.
— Зачем? Это же Федя! — с надрывом в голосе воскликнул «шума». И тут в том месте, где исчез это Федя, бухнул взрыв.
— Гранату он тебе нес, твой дружок, — торжествующе произнес подпоручик. Григорий снова ссунулся по стене на прежнее место. Зато из-за груды битого строительного мусора выскочил еще один полицай, и с дикими криками побежал в их сторону, поливая свинцом окна из своего автомата. Ян лихорадочно передернул затвор. На каменный пол у его ног прилетела немецкая «колотушка». Времени на размышления не было. Палец нажал на спусковой крючок. Выстрел и одновременно взрыв гранаты. Вспышка, крик, и снова темнота.
Глава 21
Деревянко перебежками направился к усадьбе. По нему никто не стрелял, но это еще не значило, что все враги были повержены. Возможно, кто-то наблюдает за ним сквозь разрез прицела и лишь выжидает удобной минуты, чтобы нажать на спусковой крючок. Он достиг стены и забрался внутрь сквозь разбитую минометной миной дверь. Луна подсвечивала сквозь разбитые оконные рамы, и поэтому он уверенно ориентировался в комнате. Разбитая пулями мебель, битое стекло под ногами и каменная крошка. Вот труп одного из защитников «крепости», лежащий в неестественной позе согнувшись пополам. Следующая дверь, ведущая в коридор. Сердечко учащенно бьется, автомат упирается в плечо, готовый в любой момент выплеснуть в противника смертоносную свинцовую струю. Осторожно ступая продвинулся вперед, проверяя помещения попадавшиеся по ходу движения. Коридор привел в большую комнату с дырой в потолке. Здесь человеческих тел было больше. У окна, прислонившись к стене, сидел мужчина в форме полицейского шуцманшафта. Возле него валялся ДП-27 без диска. «Шума» тяжело дышал. Значит, живой. Чуть дальше еще двое. Причем один шевелился и был одет во что-то наподобие польской военной формы. Поляк тянулся к карабину лежащему неподалеку от него. Этого Александру было не надо. Его МП-40 дернулся от отдачи. Пули вошли в тело по всей длине спины. Больше вояка не дергался. Деревянко подошел поближе к «шума», чтобы лучше его рассмотреть. Это был его сосед, у которого Сашка гулял на свадьбе.