490.
Трудно представить себе человека, лучше Моше Даяна подготовленного к тому, чтобы справиться с динамикой развития Старого города. Одноглазый министр обороны вырос на ферме, где ежедневно контактировал с арабами; он говорил по-арабски, с детства заводил с ними дружеские отношения и восхищался скромным достоинством родителей своих арабских приятелей. В ходе войны за независимость молодой подполковник командовал силами в районе Иерусалима. В разгар деликатных и продолжительных переговоров о перемирии, в конечном счете положивших конец конфликту 1948 года, он активно и все более тесно общался со своим иорданским коллегой Абдуллой эль-Теллем, которому Даян доверял в такой степени, что даже отправился в Амман (облачившись в арабские одежды) на переговоры с королем Абдаллой, отцом Хусейна; годы спустя Даян оказал ответную услугу, когда эль-Телль попросил, чтобы газета «Палестин пост» (предшественница «Джерузалем пост») выступила с резкой критикой в его адрес и тем самым повысила его авторитет в Аммане491.
После нейтрализации угроз со стороны Египта и Иордании, когда стало понятно, что прекращение огня вот-вот будет согласовано, израильский кабинет наконец одобрил захват Старого города; штурм поручили парашютистам Мордехая Гура, а приказ отдал Узи Наркисс, который сам участвовал в неудачном сражении 1948 года.
Гур, чье подразделение резервистов исходно планировалось развернуть на Синайском полуострове, в кровопролитных сражениях с иорданскими войсками сумел обезопасить северные и восточные окраины Старого города, заодно проложив надежный коридор к горе Скопус. Израильская авиация разбомбила колонну с подкреплением, которая шла на выручку иорданскому гарнизону в Старом городе, и это позволило парашютистам Гура сравнительно легко ворваться внутрь 7 июня. Даян, памятуя о возможной реакции мирового сообщества, приказал ни в коем случае не бомбить Старый город и не обстреливать из пушек Храмовую гору, но разрешил уничтожать вражеских снайперов, что забрались на минарет мечети аль-Акса492. Это было правильное решение: позднее стало известно, что иорданцы хранили огромное количество боеприпасов рядом с горой, и этот арсенал, вероятно, взорвался бы при попадании снаряда или бомбы – с катастрофическими геополитическими последствиями [147].
Захватив самое священное место в мире, Гур по радио передал Наркиссу наиболее, пожалуй, знаменитую фразу на иврите: «Har HaBayit BeYadeinu!» («Храмовая гора в наших руках!») Два офицера присоединились к Гуру в Старом городе – сам Наркисс и восторженный Шломо Горен, главный раввин израильской армии с момента обретения страной независимости: он взошел на Храмовую гору, громко читая библейские стихи и трубя в бараний рог (шофар).
Горен принадлежал к тому крохотному еврейскому меньшинству, которое жаждало восстановить Третий храм. Он отвел Наркисса в сторонку для секретной беседы, и лишь десятилетия спустя, незадолго до кончины, Наркисс поделился с газетой «Хааретц» содержанием этого разговора:
Горен: Узи, сейчас самое время швырнуть 100 килограмм динамита в мечеть Омара [Купол Скалы].
Наркисс: Рабби, хватит.
Горен: Узи, таким поступком ты попадаешь в анналы истории. Ты что, не понимаешь, как это важно? Отличная возможность, надо ей обязательно воспользоваться – прямо сейчас, завтра уже ничего не получится.
Наркисс: Рабби, если вы не угомонитесь, я прикажу вас арестовать493.
Горен молча ушел. Даян, едва узнав о захвате Старого города, поспешил в Иерусалим, чтобы на месте разобраться в ситуации с Храмовой горой, которая – тогда и сейчас – была и остается предохранителем на бомбе замедленного действия в ближневосточной политике.
В своих мемуарах Даян писал: «Много лет арабы не позволяли евреям посещать священные места – Западную стену храма в Иерусалиме и Пещеру патриархов в Хевроне. Теперь, когда мы вернули себе город, наша задача состояла в том, чтобы исполнить условия, которые мы сами выдвигали другим, и предоставить представителям всех конфессий свободный доступ к их святым местам и свободу поклонения»494.
Сразу по прибытии на гору Даян распорядился снять израильский флаг с мечети Купол Скалы. На следующий день он посоветовался с профессором Иерусалимского университета (специалистом по истории ислама) относительно того, как лучше всего вести переговоры с местным мусульманским духовенством. Затем он в сопровождении охраны направился к мечети аль-Акса, где должна была состояться судьбоносная встреча:
«Когда мы шли [вверх], двигаясь к территории мечети, нам казалось, что мы… идем среди угрюмой тишины. Арабские священники встретили нас за стенами мечети и торжественно приветствовали, на их лицах читались и глубокая скорбь по нашей победе, и страх перед моими будущими решениями»495.
Даян приказал своим солдатам оставить обувь и оружие у дверей, выслушал все то, что хотели ему сказать мусульмане, и спросил имамов, как они видят свое будущее. Те молчали; тогда Даян и прочие израильтяне уселись прямо на пол, скрестили ноги по-арабски и завязали светскую беседу. Постепенно имамы признались, что в данный момент их сильнее всего беспокоит отключение воды и электричества, которые пропали во время битвы. Даян пообещал вернуть то и другое в течение сорока восьми часов.
Далее он объяснил, зачем, собственно, пришел: израильские солдаты покинут гору, мечеть останется за мусульманами, они могут возобновить богослужения, а израильтяне не станут запрещать традиционную пятничную проповедь, как это делали иорданцы. Воинские подразделения будут охранять гору снаружи, а вот Западная стена, священное место иудеев, только что расчищенное бульдозерами, которые снесли арабские жилища по соседству, перейдет во владение израильтян. Позже Даян записал: «Наши хозяева отнюдь не были в восторге от этих моих слов, но они прекрасно понимали, что им нечего противопоставить моему решению»496.
Большой любитель женщин и расхититель древностей, Даян вовсе не был ангелом. Журналист Гершом Горенберг однажды заметил: «Если Бог и вправду причастен к истории человечества, надо признать, что святых Он выбирает с юмором»497. Даян придумал и провернул свою затею самостоятельно, без сколько-нибудь внятной поддержки со стороны кабинета министров; как обычно бывает при разумных и длительных компромиссах, никто не был всецело доволен достигнутыми результатами.
Поспешно согласованное перемирие обернулось впоследствии непрерывной чередой инцидентов, каждый из которых был чреват глобальной катастрофой. Причем едва ли не с самого начала доставлял множество хлопот уже упоминавшийся раввин Горен. Он стал водить на гору для молитвы небольшие группы иудеев, и мусульмане не возражали, но девятого числа месяца Ав, когда евреи вспоминают разрушение обоих храмов, Горен переусердствовал: в тот день, 15 августа 1967 года, он привел на гору пятьдесят человек и принес переносной ковчег, протрубил в бараний рог и принялся молиться.
Иерусалимские мусульмане заволновались, а имамы заперли главные ворота, ведущие к горе, и стали взимать с евреев плату за вход; Горен в ответ пообещал привести сразу тысячу последователей в ближайшую субботу. Израильский кабинет министров, утомленный выходками Горена, постановил, что евреи могут восходить на гору, но молиться там запрещено, и почти одновременно Главный раввинат, высшая религиозная организация Израиля, запретил иудеям ходить на гору. Хотя не все евреи признавали авторитет раввината, большая часть ортодоксов ему подчинялась, а поскольку именно они считались идеологическими экстремистами, этот запрет снизил накал страстей вокруг горы – во всяком случае, на некоторое время498.
Крохотное меньшинство евреев, мечтавшее прогнать мусульман с горы, взорвать мечети и восстановить Третий храм, возмущалось и называло Даяна предателем (самое мягкое определение). История как будто подтвердила правоту Даяна, но не будем забывать, что фанатики храмового строительства и мусульманское духовенство еще не сказали своего последнего слова.
Этот компромисс имени Даяна в значительной степени опроверг знаменитое радиосообщение Гура; очевидно, что сегодня Храмовая гора фактически находится во владении мусульман, причем для всех остальных ситуация за полвека после войны 1967 года лишь ухудшилась, а политическая нестабильность вокруг тридцати пяти акров «Божьей земли» неуклонно растет.
Следующий крупный инцидент на горе случился по вине австралийского христианина-шизофреника по имени Денис Майкл Роэн, который в пылу религиозного рвения, спровоцированного психозом, вошел в мечеть аль-Акса 21 августа 1967 года, облил керосином лестницу, ведущую к месту проповедника, и чиркнул спичкой. Огонь уничтожил большую часть обстановки и ослабил прочность опор.
Роэн был учеником Герберта Армстронга, американского священника, основателя фундаменталистской Радиоцеркви Господа [148] и одного из первых проповедников, осознавших потенциал новой медийной среды в начале 1930-х годов. Армстронг не принадлежал к диспенсационалистам, он считал британцев и американцев потомками десяти потерянных колен израильских. Тем не менее именно диспенсационалистская по духу вера в то, что Второе пришествие Христа потребует возобновления поклонений и жертвоприношений в восстановленном Храме, побудила болезненно грезившего наяву Роэна бросить вызов мусульманам: поскольку мечеть стояла на месте Первого храма, ее следовало разрушить, чтобы освободить место для строительства нового храма (стоит указать, пожалуй, что большинство ученых думает, что Первый храм находился на месте нынешней мечети Купол Скалы, а не на месте соседней).