не рискнет ни один поддатый поденщик.
Впрочем, девицей она оказалась не только крупной и громогласной, но еще и довольно острой на язычок. Обитатели Стока, те самые, из нижних слоев, кто выбирал еду подешевле, довольно быстро зауважали Милу за то, что двумя-тремя меткими шуточками она могла поставить на место любого нахального забулдыгу.
Переехала девица в город совсем недавно, меньше года назад, мечтая поступить в горничные и накопить на приданое. Однако карьера горничной у нее так и не сложилась – в господские дома предпочитали брать девушек посубтильнее, чтобы не задирать голову, разговаривая с прислугой.
Она устроилась работать в овощную лавочку, но вдова-хозяйка очень быстро смекнула, что при такой продавщице можно не платить возчикам за погрузку-разгрузку. И почти десять месяцев Мила работала за зарплату и обещанную к Рождеству премию.
Однако, взглянув на размеры той самой премии девица отправилась на чердак, где стояла ее топчан, собрала свой дорожный мешок и, под причитания хозяйки и клятвенные обещания через год начать платить больше, отправилась искать себе лучшей доли. Нашла съемную койку у какой-то вдовы, где в комнате жили еще четыре девушки и тратила дни на поиски работы. Вещи оставлять там опасалась и приходилось таскать с собой весь нажитый скарб.
На Сток она заглянула в поисках мета и совсем неудивительно, что вызвала повышенный интерес у местных мужчин: одна ее русая коса в руку толщиной вызывала невольное уважение. Так что понятно, почему на ее вопросы-расспросы отвечали охотно и уважительно. А самое забавное, что она сходу покорила сердце того самого жутковатого и бородатого охранника мэтра Купера, который сопровождал меня до дома. Именно он и подсказал ей, что я ищу продавщицу.
Надо сказать, что увидев девушку первый раз я почувствовала себя не слишком уютно: очень уж она была крупная и статная, но держалась моя будущая служащая достаточно почтительно, а когда я ей предложила не зарплату, а процент от выручки, замерла на некоторое время, размышляя выгодное ей такое или нет. Пытаясь сообразить, она от усердия даже чуть шевелила пухлыми вишневыми губами и хмурила светлые брови, а потом низким бархатистым голосом уточнила:
-- От с каждых трех хлебов один медяк мой?
-- Да. Только не с хлебов, а с бутербродов.
-- Это мне барышня, без разницы – она махнула могучей рукой, отметая мою хилую поправку. – Оно хоть как назови, а главное для меня – три штуки продала – грош в карман положила.
-- Да, так и есть. Три бутерброда продала – медяк к в карман положила.
-- И кажинный день этак будет?
-- Каждый, – подтвердила я. – А в воскресенье – выходной.
– А в выходной чем занимаемся? – уточнила Мила.
– Отдыхаем. А чем еще заниматься? Можешь на рынок сходить, можешь выспаться. Что захочешь, то и станешь делать.
-- А, ежли, например, еще койку? Сколько бы тогда вы платили?
Сперва я, признаться, не слишком поняла вопрос. Мила очень серьезно уточнила:
-- Мне ить койка-то в приличном доме нужна. Чтоб там никакие ханурики по ночам не шумели, чтоб чисто было, ну и где поесть сготовить место надобно. Ежли на постой у вас встать – тогда сколько платить станете?
На некоторое время я зависла. Все же взять наемного работника это одно, а сдавать ему еще и койко-место – совсем другое. Однако от этой девушки веяло не только физической силой и некоторой простоватостью, но и каким-то крепким надежным уютом. Некоторое время я колебалась, а потом предложила:
-- Медяк с пяти бутербродов, еда твоя. Есть комнатка на чердаке. Не слишком большая, но одной тебе места хватит. Посуду я тебе выделю, и готовить сможешь на кухне – плита большая.
-- Посуда, барышня, у меня и своя найдется. – она небрежно повела плечом, за которым на двух широких лямках висел огромных размеров мешок с ее добром. – А комнатку бы спервой посмотреть. А то у прежней хозяйки я набедовалась – иной раз утром встаешь, так прямо из рота пар идет. Больно скупо она топила.
-- Что ж, подходи к вечеру. Я освобожусь и покажу тебе комнату. Правда, там топчан так и не сколочен еще, – честно предупредила я.
-- Сколотить я и сама смогу – первый раз за все время улыбнулась Мила.
Вечером девица появилась у моего прилавка примерно за час до окончания работы. Некоторое время она наблюдала за тем, как я режу хлеб и сколько кладу помазушки, а потом серьезно предложила:
-- Хозяйка, а дай-ка я попробую сама. Выйдет ли у меня этак-то ловко, как у тебя?
В этом был определенный резон и я, сняв фартук, подала его Миле. Тут случился некоторый конфуз, так как эта деталь одежды завязывалась у нее не на могучей талии, а где-то в районе лопаток, и верхняя часть одежки на ней больше напоминала странное подобие лифчика. Девушка чуть виновато улыбнулась и сообщила:
-- Ото ж и дома на меня ничья чужая одёжка не налезала. Только всё приходилось новое шить. Мачеха прям от злости с ума сходила, все кричала, что семью разоряю.
-- Кричать я на тебя не стану, – ответила ей с улыбкой. – А фартук сошьём другой, на твой размер.
Она тряхнула головой, замотанной в старый некрасивый платок и принялась резать хлеб с такой лёгкостью, как будто это был брусок масла комнатной температуры. Признаться, в этот момент я позавидовала её мощи. У меня самой постоянно болело и опухало правое запястье именно из-за больших нагрузок при резке хлеба на куски.
С работой она справлялась, ловко намазывая бутерброды и густым голосом уточняя:
– С луком желаете али с горчицей? Ох и вострая! А то ить может и два осилите? Эвон вы какой здоровый да ладный, что вам толку в одно куске? Так, только что аппетит нагулять! Прикажете второй намазать?
Большей частью покупатели отказывались, но штук пять-шесть лишних Мила точно продала. Пожалуй, мы с этой девушкой сработаемся.
Глава 36
Вселение Милы ко мне в дом произошло легко и просто. Слегка оторопевший от ее габаритов, Ирвин задрал голову и с каким-то странным восхищением спросил:
-- Что ли, ты у нас жить будешь?
-- Буду. Надеюсь, ты не супротив?
-- Не-а… – он помотал головой. – А только ить ты на топчан-то мой не поместишься.
-- А и ничего… – отмахнулась Мила. – Я, ежли что, могу и на полу поспать.
Джейд уже сидела у меня на руках и опасливо косилась на пришелицу. Та, разматывая платок, скинула доху и повесила ее на крюк. Затем также неторопливо, как раздевалась, развязала свой мешок, который высотой был мне почти до пояса, слегка наклонилась над ним и, порывшись, вынула маленький свёрточек в серой оберточной бумаге. Почему-то Ирвин сразу насторожился и с интересом наблюдал, как гостья разворачивает свёрточек и вынимает оттуда два небольших леденца на палочках. Он даже засопел от удовольствия, когда Мила протянула одну из желтых сахарных звездочек ему и сказала:
-- От, молодой хозяин, принимай угощение.
Брат оглянулся на меня, вопрошая взглядом, можно ли. Признаться, я колебалась. Бог знает, из чего сварены эти конфеты, да и на бумаге от них остались подозрительные масляные пятна. Уловив заминку, гостья пояснила:
-- Ты, хозяйка, не боись. Это я сама на прежнем месте этакие варила. Только сахар с водой, а более ничего и нет. Хозяйка-то моя бывшая, слышь-ка, не только овощем торговала, а еще и для детишек держала витрину малую. И которое там выставляла, всё сами и готовили. Я и карамелев разных научилась варить, и драже делать, и даже для жевания конфекты. Ить каждые выходные надобно было ассортименту пополнять. Вот мы по вечерам с хозяйкой и кухарила.
Она так вкусно рассказывала про конфеты, солидно выговаривая чужие сложные слова типа “ассортимент”, что я засмеялась и кивнула Ирвину, разрешая взять леденец. Братца, однако, строго предупредила:
-- Только после ужина!
Джейд, чувствуя, что её обделили, недовольно закряхтела у меня на руках, протягивая ручку за своей долей и ставя бровки домиком. Это был знак-угроза: не дадите – сразу же зареву! Ревела она теперь громко и со вкусом. Редкие, но громкие капризы ничем не напоминали то жалкое писклявое нытьё, которое у неё получалось в старой избе.
Сейчас малышка уже твёрдо знала, что её любят, что если вдруг случился конфуз, нужно позвать без слёз. Рубашку сразу поменяют, а укатившуюся игрушку принесут и подадут в ручку. Но иногда она, как и все дети, слегка хитрила и скандалила, требуя лишнее. Хмурилась, закрывая личико пухленькими ручками и подсматривая сквозь пальчики: “Вы все видите, как я ужасно плачу?! Дайте мне немедленно эту луковицу!”.
-- Ой, и не ладно я это сделала… – огорчённо пробормотала Мила. – Уж ты Христа ради, прости, хозяйка, другой раз умнее буду. А только как же в гости и без подарения?
-- Ничего страшного, проходи давай. Вот тут у нас кухня…
Для начала я провела Милу по кухне, показала, где какая посуда, и пообещала освободить ей полку. Посмотрела, как она осторожно открывает-закрывает кран с водой.
– Это что же выходит?! И помои выносить не нужно?! Само оно сливается?!
– Не нужно.
Затем отвела ее в туалет и выслушала новые восторги по поводу бегущей воды и смыва в клозете. И только потом, оставив ненадолго Джейд на попечении брата, мы поднялись с ней на чердак.
В комнате было тепло. Но стоять в полный рост она могла только по центру.
-- Вот такая вот комната у меня есть под сдачу. Вещи я отсюда уберу, чтобы ты могла расположиться. А вот насчёт топчана, – я подняла глаза вверх и глянула ей в лицо: – что-то я и не уверена. Не маловат ли он тебе будет?
-- Я, хозяйка, дома ить с тринадцати годков на полу себе стелила, потому как даже родительская постеля маловата стала. Так что ежли тюфяк найдётся, то очень мне тут распрекрасно будет. И тепло, и окно эвон какое большое, и постеля есть.
-- Днём здесь, конечно, прохладнее, потому что дети у соседки, а я на Стоке. Но вечером мы топим камин, а ночью я обязательно подкидываю дров. Так что вставать будешь в тепле. В выходной тоже тепло будет, обещаю.