– От и добро!
На том мы и поладили. В четыре руки шустро перекидали мешающие вещи поближе к дверям, и Мила принялась обустраивать себе спальное место. Старый тюфяк Ирвина, хоть и выстиранный и набитый свежей соломой, выглядел достаточно убого и был ей сильно короток. Её это не слишком смутило. Из своего огромного мешка она вытащила старенькое шерстяное одеяло, плоскую слежавшуюся подушку и две простыни.
Одну она уложила свернутой в головах импровизированного ложа, слегка удлиняя тюфяк. Второй застелила «постелю» и, оглядевшись, прихватила пару досок от топчана Ирвина. Встав на колени, Мила сложила две эти доски прямо на полу, обмахнула их непонятно откуда взятой тряпкой и, вынув из бездонного мешка сложенный в несколько раз и слегка помятый кусок оберточной бумаги, застелила «полку».
На эту полку она и выложила по порядку: глиняный горшок, глубокую миску приличных размеров, ложку и кружку; несколько стареньких штопаных рубашек, две юбки, синюю и коричневую, потёртую картонную коробку, бережно оклеенную по углам газетой для крепости, и три пары теплых вязаных чулок. Затем вынула слегка поношенные, но еще крепкие туфли-балетки чудовищного размера и, гордо показав мне, сообщила:
-- От, городские! Сапожник сказывал, что какой-то богатей для себя заказал и не выкупил. Я их всего-то одно лето и носила. Цельных две серебряные отдала!
Честно говоря, я испытывала некоторую неловкость, понимая, что девушка в этой жизни устроена хуже меня. Только я взрослая и опытная тётка, а она – наивная деревенская простушка, которую тот же сапожник в лёгкую обвел вокруг пальца. Полторы серебрушки – красная цена за эти туфли. Эти уродливые калоши она поставила отдельно от одежды и тряпочкой бережно смахнула с них невидимую пыль.
-- Сегодня тебе готовить некогда, да и продуктов ты, наверное, не купила. Так что пойдем, поужинаешь с нами, а уж завтра сама разберёшься, что и как.
Немного помявшись, Мила потупилась и сказала:
-- Благодарствую, хозяйка. И в самом деле, кушать-то сильно хочется.
За ужином доели всё, что оставалось с утра. Каждому досталось по маленькой плошечке супа с куском хлеба, по паре котлет, в которые по-прежнему я щедро добавляла гречневую крупу. Добавилась и отварная картошка, которую молниеносно начистила Мила, и хлеб – кому сколько нужно. Отправив детей в комнату, я оценивающе глянула на новую жиличку. Потом достала сковородку, кинула на нее несколько ломтиков сала с мясными прожилками, добавила порезанную кольцами луковицу и залила подрумянившуюся массу четырьмя свежими куриными яйцами.
-- Давай ешь, пока горячее.
Мила вздохнула, очевидно, испытывая неловкость, но тарелку с яичницей к себе подвинула, взяла ломоть хлеба и съела все до крошки.
-- Благодарствую, хозяйка. Ты ступай себе к детишкам отдыхать, а я посуду помою.
– Некогда отдыхать, – вздохнула я. – Работы еще полно.
– Это какой такой работы?
Через пять минут я мыла посуду и соображала, что приготовить на завтра. А Мила усердно крутила ручку мясорубки.
Глава 37
Самым сложным оказалось “изобретение” соуса. В самом-то майонезе нет ничего хитрого: на высокой скорости взбиваются желтки с растительным маслом, плюс соль-сахар, уксус-горчица. Все остальные добавки – исключительно по вкусу. Можно добавить чёрный перец и куркумы для цвета, можно мелко порезанный укроп или давленый чеснок для вкуса. Вариантом множество.
Проблемой стало то, что ручной миксер не давал нужной скорости. Из-за этого полученный соус через некоторое время расслаивался. Любая суспензия со временем расслаивается, если в неё не пихать всевозможную химию для стабилизации. А как раз химию взять мне было негде. Единственным решением стало изготовление «майонеза» на один день. Вот сегодня замесила порцию, продала на Стоке и на завтра ничего не оставила.
Удлинённые булочки пришлось заказывать. Почему-то все, что здесь продавали, было обычной округлой формы. Впрочем, для пекарей это оказалось не так уж и важно. Им без разницы было, какой кусок теста шлёпнуть на противень: шарик или колбаску. А мне пришлось учиться жарить сосискообразные котлеты.
Все же гречка меня очень выручала. Благодаря ей, родимой, мяса в эти самые котлеты шло намного меньше, а вкус изделия почти не отличались от обычных котлет. Кто раньше домашних не пробовал, тот и вообще не понимал, что здесь что-то не так.
Это на словах все получалось быстро и интересно, а в реальности прошло почти три недели до открытия точки с хот-догами. Особенно сложно оказалось найти продавца. Если с соусами и размерами порции я определялась дома на собственной кухне, никуда особенно не торопясь и понимая, что нужно посчитать все расходы, а только потом ставить цену, то за продавцом мне приходилось ходить на Сток чуть не каждый день.
Мила довольно быстро стала маленькой знаменитостью этого места. И когда прошёл слух, что мне требуется второй работник, желающих нашлось много. К сожалению, большая часть этих людей в продавцы не годилась.
Нельзя сказать, что на Стоке обретали только маргиналы. Нет, большая часть посетителей этого «информационного» центра была очень разными людьми. Сюда забредали даже владельцы средней руки магазинчиков и лавок, обедневшие дворяне, желающие что-то продать. Здесь нельзя было купить дорогую и породистую лошадь или, допустим, роскошную карету. А вот обычных рабочих лошадок выставляли на продажу каждый день не один десяток. Разумеется, существовали и конские ярмарки, но проводили их всего дважды в год. А если у извозчика среди зимы погибло животное, легче и дешевле было искать замену здесь, на Стоке, чем тащиться в далёкий пригород, где была расположена какая-то коневодческая ферма. Значительно проще купить уже объезженное и привыкшее к работе животное, чем брать молодого и норовистого коня с фермы.
В общем, публика на Стоке была весьма разношёрстная. И я верила, что рано или поздно мне попадётся нужный человек: честный, чистоплотный и расторопный. Именно такого продавца и нашла мне Мила.
Вечером, вернувшись домой и скинув тяжеленные, но тёплые сапоги, повесив на крюк свою неподъемную доху, она неторопливо и тщательно умылась, сытно поужинала вместе со мной и детьми и сообщила:
-- Хозяйка, у меня до тебя разговор есть.
Вообще-то, наши отношения со служащей очень быстро вывалились за рамки предыдущих договорённостей. Мила работала не за страх, а за совесть. Выручка у неё ежедневно была отличная. Кроме того, она не чуралась никакой работы по дому, охотно беря на себя заготовку сала на следующие дни.
В благодарность я начала готовить на всю толпу, чтобы, возвращаясь вечером домой, она не возилась с собственным горшком. Да и что это за еда для тяжело работающей женщины – каша на воде, чуть забелённая молоком? Конечно, порции у Милы были такие, что оказались вполне сопоставимы по размерам с ужином для меня и обоих детей. Но ведь и помогала она мне сверх оговорённого, не считаясь с расходом собственной силы. Я это видела и понимала, а потому думала, что наши первоначальные условия придётся пересмотреть в её пользу.
Кроме того, деньги деньгами, а Мила очень быстро поладила с детьми, доброжелательно общалась с Ирвином и охотно тискала Джейд, которая при виде продавщицы всегда оживлялась и начинала требовать, чтобы та немедленно взяла её на ручки.
Я познакомила Милу с госпожой Ханной. Молодая великанша пришлась по вкусу моей соседке. Сама Мила, впрочем, первое время сильно стеснялась сидеть за столом с пожилой дамой и даже ухитрилась от смущения и неловкости опрокинуть в первый день чашку с чаем. Впрочем, следующее воскресное чаепитие прошло гораздо комфортнее: мы обсуждали рыночные цены, будущее приданое Милы и выслушали от соседки несколько толковых советов по поводу того, что должно в это самое приданое входить.
Мила стала на неделе частенько забегать к госпоже Ханне по вечерам, в те дни, когда не нужно было крутить новую порцию помазушки: теперь сало мы солили дважды в неделю, но, похоже, скоро перейдём на один раз. Просто я по случаю наткнулась на огромных размеров медную кастрюлю, чуть поцарапанную, но вполне пригодную для наших целей. В ней удобно будет замешивать помазушку со всеми ингредиентами и только потом раскладывать её на ежедневные порции. В общем, мой быт всё время слегка менялся в лучшую сторону, и я понимала, что в этом есть приличная заслуга Милы. Поэтому, когда она захотела поговорить, я отложила все дела.
-- …я бы и не посмотрела, что пожилой он. Сам из себя деликатный весь, как господин какой, а только руки-то у него рабочие. А о прошлый год, как пожар был по весне, так он без своего жилья и остался. А только даже вот на эстоль… – она показала расстояние между большим и указательным пальцем примерно в полсантиметра, – даже на эстоль сивухой от него не пахнет! Конечно, одет убогонько: всё штопаное-перештопанное. А только и рубаха чистая, и под ногтями никакой грязи. Аккуратный, в общем, дяденька. Оно, конечно, вам самой решать. А только я бы к нему присмотрелась.
-- Мила, а где же он живет?
-- Дочь у него взрослая, взамуже. Она-то его приняла на постой, а только зять евонный сильно недоволен. Хоть и платят ему за место, а всё норовит задеть да обидеть. Не подумайте худого, госпожа, Огден-то мне не жалился, а только я и сама кой-чего разумею. Я его напрямки спросила, тут уж пришлось ответить. Он-то мне и не расписывал больно, а только ведь я тоже соображение имею! Ежли мужик вздыхает да глаза отводит, верная примета, что обидно ему там!
Глава 38
Мэтр Огден Беккер оказался невысоким, крепким ещё мужчиной лет сорока пяти. Всё было ровно так, как говорила Мила. Мэтр держал маленькую семейную пекарню-лавку, где торговал булочками и пирогами вместе со своим сыном. Хлеб они не пекли, так как именно хлебом торговали соседи, однако сладкой выпечки и различных начинок делали много.