-- Я кой за чем поеду, тебе моих делов знать не надобно, – важно сообщил он. – А ты, девка, беги до тетки Луты и договаривайся с ней, чтобы свидетелем пошла. Она вдовая, ей можно, – добавил он непонятное.
Визит будущего свёкра произвел на меня очень тягостное впечатление. Я молча протирала пол, смывая грязь после гостя, и ненадолго приоткрыла дверь, чтобы выветрился сивушный дух. Затем машинально принялась за приготовление обеда. Сегодня я решила приготовить суп. Понятно, что постный, но уж какой получится. А вместо хлеба можно напечь лепёшек.
Ирвин, пришибленный этим визитом, даже перестал ворчать на меня. Охотно сбегал за овощами в погреб и без особых возражений принес небольшой кусочек сала. Соль я счистила, порубила сало мелкими кубиками и кинула в сковородку. Вытопленный жир слила в отдельную плошку.
Дальше занялась обычной рутиной: чистила морковь и резала мелкой соломкой, рубила луковицу. Всё это кинула к вытопленному салу. А в кастрюльке поставила вариться нарезанную кубиками картошку. Для сытости и густоты добавила промытого пшена. Пока все томилось на уголке плиты, быстро завела тесто на сквашенном козьем молоке: в серую муку разбила яичко, посолила и сыпнула щепоть соды.
Лепешки пекла на второй, маленькой сковородке, смазывая ее вытопленным смальцем. Хотя маленькой сковороду назвать было сложно. Скорее чугунная форма с высокими бортиками, диаметром сантиметров двадцать, не меньше. Переворачивать в ней лепешки было не слишком удобно, но я справилась. Внимательно наблюдающий за процессом Ирвин сообщил:
– А мамка в ентой посудине хлеб пекла. Ох, и скусный же!
Я чуть по лбу себя не шлепнула от досады! Форма и в самом деле прекрасно подошла бы для выпечки теста. Тем более, что таких форм в хозяйстве было целых четыре. Ну ничего. Столько сала каждый раз на выпечку я себе не смогу позволить расходовать. Придумаю и рецепт для хлеба.
Первую же лепешку остудила и поделила пополам между Ирвином и Джейд. Получились они пышные и маслянистые. Малышка даже засмеялась от удовольствия, зажав в кулачке серый невзрачный кусочек и немедленно перепачкавшись жиром. По вкусу лепешки получились больше всего похожими на обыкновенный серый хлеб, слегка сдобренный салом, но свежий и очень даже вкусный. До нормальных оладий им, конечно, было далеко – мука не та. Впрочем, Ирвин обед хвалил и даже сделал весьма лестное замечание:
-- Ишь ты как! Мамка-то хужее делала. Вроде как и гуще у нее похлебка была, а на скус хужее.
Вдаваясь в детали и выяснять, чем именно «хужее» я не стала. Помыла посуду, наказала Ирвину приглядывать за малышкой и отправилась к той самой тетке Луте.
Дом соседки был через забор от моего. Если раньше я считала мать Ирвина неряхой, то дом Луты объяснил мне, что так живут здесь все. У вдовы оказалось аж трое детей: старшая, тощенькая девочка лет двенадцати, и две малышки-погодки: примерно полтора и два с половиной года. Обе девочки были привязаны веревкой к ножке кровати и ползали по такой же обоссаной соломе, по которой еще совсем недавно ползала Джейд. Старшая была занята тем, что мокрой тряпкой перетирала стоящие на столе миски, «мыла» посуду.
-- Добрый день. А где тетка Лута?
-- Так за домом дрова колет, – пожимая худенькими плечами, ответила девочка, не удосужившись поздороваться.
Соседку я нашла за домом и объяснила, зачем она мне понадобилась. При упоминании дядьки Кловиса женщина поморщилась и, воткнув тяжелый топор в колоду, распрямилась, держась за поясницу.
-- Это мне с тобой идтить – день потерять, – недовольно заявила она. – А у меня своих заботов хватает, чтоб еще этак-то бегать.
Я сперва растерялась, не слишком понимая, что делать. Староста меня отправил именно к ней, но, может, стоит обратиться к кому-то другому, среди соседей? Однако тетка Лута, которая вовсе не была теткой: женщине, дай Бог, лет тридцать только исполнилось, а может, и того не было, быстро объяснила мне, что нужно делать:
-- Лиру плати: так уж и быть, схожу с тобой, – она пристально смотрела мне в глаза, продолжая потирать поясницу.
Сперва я опешила: решила, что за потерянный день она хочет серебряную лиру, ту самую, на которую можно купить козу, но потом Лута добавила: – Одна медяшка – не так и много. Но уж так и быть, ради твоего сиротства больше спрашивать не стану. Чай, и тебе теперь лиха глотнуть придется, – без особого сочувствия добавила она.
Торговаться я не стала, хотя и не слишком представляла, чего и сколько можно купить на одну медяшку. Для меня главное было: получить тот самый «тугумент» и хоть немного понять, обязана ли я выходить замуж за ублюдочного сынка не менее ублюдочного старосты.
С момента, как я проводила «дорогого гостя», у меня в душе что-то сжалось в жесткий комок, как насильно втиснутая в маленькое пространство пружина. Я понимала, что пойду на что угодно, лишь бы не связывать свою жизнь с молодой копией дядьки Кловиса.
Глава 9
На следующий день, рано утром, оставив Ирвину завернутым в старое одеяло теплый завтрак, пяток чистых рубашек для Джейд и наказав ему не отходить от малышки, я накинула на себя тяжеленный, похоже, покойной матери, кожух, натянула шерстяные чулки, найденные в сундуке с приданым и взятые оттуда же сапоги, и вышла за ворота. Красный платок пришлось повязать на голову: никаких шапок я не нашла, а утро было морозное.
Лута, одетая так же, как и я, только в синем платке, уже топталась у своей калитки. Старосту нам пришлось подождать, зато выяснилось, что до города он повезет нас на телеге.
-- Мне оттель груз везти. Так уж я вас, бабоньки, так и быть, прокачу!
Похоже, мужик уже успел где-то приложиться к горячительному, так как пованивало от него сивухой и луком. Амбрэ было такое, что я чуть не перекрестилась, когда смогла отойти подальше.
Рыжий конёк беспокойно подергивал ушами, мы с Лугой забрались в телегу и умостились в соломе, накинув на себя старую грязную тряпку, которой, наверное, прикрывали груз от дождя и ветра. Староста что-то рявкнул, и телега тронулась…
Пару минут я и Лута пытались устроиться поудобнее, елозили и подпихивали пучки соломы себе и друг другу под спины. Наконец, добившись максимума, успокоились и немного расслабились.
Смотреть особо было не на что: вокруг тянулись лысые плешины пустых осенних полей. Изредка вдоль дороги встречалось полностью облетевшее дерево. По замерзшей неровной земле телега ехала со скрипом и подбрасывала нас на каждой кочке. Следом за нами, метрах в пятнадцати, ехала крытая повозка. Больше пока ничего интересного не было.
Тетка Лута, похоже, заскучала так же, как и я. Она протяжно зевнула, мелко перекрестив раззявленный рот, и завила:
-- Этак тебе свезло, девка. Увар мужик гожий, работящий, да и пьет не часто. Эх, я бы за такого бегом замуж побежала.
Беседа у нас так и не завязалась: на ее реплику я промолчала, хотя мысленно отметила ее слова. Случись что, за советом, как мне избежать брака, к соседке вполне можно будет обратиться. Раз уж ей так женишок глянулся, то она дурного не подскажет.
До города оказалось не так уж и далеко. Лошадь шла неторопливо. Минут через тридцать на дороге, где кроме нас также медленно и тяжело катились телеги и повозки, показались первые городские дома.
Центр города виден был издалека, так как там возвышался гигантский многоэтажный замок с бесчисленным количеством башен. Ближе я его так и не увидела. Кловис вез нас по каким-то окружным грязным улочкам, не приближаясь к замку. Часть пути была мощеная, часть просто разъезженная телегами грязь.
Тротуаров как таковых не существовало, и прохожие жались к стенам невысоких двухэтажных домов. Дома сплошняком стояли каменные, застекленные, в некоторых окнах даже заметно было двойное остекление. Но смотреть на достаточно скучный камень мне скоро надоело: я больше разглядывала местных жителей и их одежду.
В городе явно было более цивилизованное население. Нет, разумеется, никто не носил джинсы или короткие юбки, но даже обычная одежда была достаточно чистой, без латок. Да и обувь, что у мужчин, что у женщин, оказалась довольно добротной, не чета жутким калошам или неуклюжим сапогам, в которые я была обута сейчас.
Многие женщины, как и мы с теткой Лутой, кутались в платки, но некоторые платок накинули на плечи. А у одной модницы я даже видела некое подобие прически, а не просто косы или гульку. Да и полушубки, сшитые из той же овчины, что и на мне, были отделаны у кого яркой шерстяной вышивкой, у кого широкими полосами бархата.
Правда, кроме достаточно нарядных горожан, на углу какого-то храма я увидела и несколько нищих. Особенно потрясла меня сгорбленная старуха, держащая за руку девочку лет семи. Старуха куталась в огромный кусок мешковины, а на девочке была настолько драная доха, что непонятно было, греет ли она вообще. Нищие жалобно завывали, протягивая руку к каждому входящему в храм. Проехав еще немного, Кловис остановил лошадь и скомандовал:
-- Туточки стойте обе. Сейчас я лошадку пристрою, и пойдем с вами до законника.
Отсутствовал он довольно долго, а вернувшись, еще сильнее заблагоухал сивухой и луком. Хорошо уже то, что идти рядом с нами ему было не по чину, и мужик вышагивал на пару шагов впереди нас.
Мимо прошли две горожанки. Одна, стрельнув глазами на наши с Лутой нелепые фигуры, что-то демонстративно прошептала второй на ухо. Они дружно засмеялись, окидывая нас презрительным взглядом, и торопливо упорхнули прочь: сытые, нарядные, с изящными корзинками на локтях, в которых куда-то несли крупные желто-красные яблоки.
«Надо бы детям хоть одно на двоих купить.», – машинально подумала я.
Основная застройка города была двухэтажная. Редко где попадались дома в три этажа. И они, как правило, были обнесены забором, наполовину каменным, наполовину из железных прутьев. Там, за заборами, располагались небольшие озеленённые дворы с деревьями, кустами и клумбами. Разумеется, сейчас все это было облетевшее и пожухлое, но летом здесь, наверное, вполне себе симпатично.