– Отлично! – Фригерид хлопнул себя по бедру. – Будет хорошая драка! Командуй, брат!
– Все в крепость! – приказал Маркиан. – Кастор, твоя десятка тоже! Пусть варвары дерутся между собой. Мы садимся в осаду.
11
Героникон молчал, не дымил и не двигался. Последние два дромедария спешились, закрыли ворота и затворили на засов. Старые, рассохшиеся створки, вряд ли хоть раз чиненные со времён Диоклетиана, не внушали доверия, да и засов не выдержал бы таранного удара.
– Снесут на раз-два, – прокомментировал Фригерид. Шум и топот снаружи улеглись, но что происходило, уже никто не видел. – Брат, объясни, чего ради ты совершаешь это самоубийство? Я, конечно, всегда за добрую драку, но…
– Не сейчас. – Маркиан снова вытер пот. – Кастор! Твои люди не станут бить монахов, это я понял. Два вопроса. Будут ли бить царских блеммиев? И вступятся ли за монахов, если против них пойдём мы?
– Блеммиев бить будут, – заверил десятник. – А за монахов не вступятся – им важно только самим не согрешить.
– Ну хоть что-то хорошее. – Маркиан обвёл стены и окна внутреннего двора крепости. – Расставь всех по окнам третьего этажа с луками. Когда блеммии прорвутся – пусть стреляют по ним. Монахов мы берём на себя. – Кастор отсалютовал и побежал отдавать приказы. – Лонгин! Твоя нафта хорошо горит, верно?
– Это ж нафта, – с обычным равнодушием отозвался механик.
– Возьми людей, сколько у вас есть, и таскайте нафту горшками на стену. Когда начнут штурмовать ворота, поджигайте горшки и…
Лонгин широко улыбнулся. Это было неожиданно и пугающе.
– Есть идея получше.
– Ну? – рявкнул Маркиан, теряя терпение.
Механик хлопнул по непонятной конструкции из рычага, кузнечного меха, кувшина и бронзовой трубы с завершением в виде драконьей головы.
– Драконикон, – сказал он и улыбнулся ещё шире. – Наконец-то в деле опробую!
Маркиан не успел потребовать объяснений. За воротами наконец что-то началось.
– С нами Бог! – донёсся распевный голос авва Пафнутий. – Разумейте, языцы, и покоряйтеся…
– Яко с нами Бог! – грянули хором монахи.
– Суур байя! – проревели блеммии.
И нарастающий топот верблюдов смешался с рёвом боевых кличей и свистом стрел.
– Ну вот и драчка, – с удовольствием проговорил Фригерид. – Поднимемся, брат, на стену, поглядим что да как…
– Маркиан, что происходит? – Перепуганный Аммоний подбежал и схватил его за рукав.
– Пытаюсь вас защитить, – сказал Маркиан. – Как обещал. Правда, я не ожидал, что это придётся делать вот прямо так, физически. Аммоний, у тебя есть люди, способные держать оружие?
– Откуда? – Старый учитель только развёл руками.
– Тогда прячьтесь. И главное, прячьте книги. Олимпиодор, помогай им! – Не тратя больше времени на Аммония, Маркиан направился к лестнице, Фригерид за ним.
– Не так уж плохо командуешь, брат, – похвалил тот. – Для новичка. А всё-таки, почему ты не отдал крепость монахам? Настолько любишь книги, что готов умереть за них?
– Дело не в этом. – Маркиан быстрым шагом поднимался по лестнице.
– Настолько любишь этого сморчка Аммония?
– Это вообще ни при чём. – Маркиан на секунду остановился, повернулся и понизил голос: – Аммоний кое-что знает. Монахи этого знать не должны. И больше ни слова об этом. – Зашагал дальше по ступеням.
– Знает кое-что про тебя? – догадался Фригерид. – Брат, эту проблему можно решить гораздо проще.
Маркиан поднимался, больше не оборачиваясь.
– Об убийстве Аммония не может быть и речи.
– Если сам не хочешь, могу оказать эту услугу.
– Не вздумай.
Фригерид вздохнул.
– Хорошо быть варваром, – сказал он как будто в сторону. – Никаких этих ваших заморочек… Ладно, дело твоё. Ты командир, тебе решать, тебе отвечать.
Они поднялись на крышу третьего этажа и мимо ящиков-грядок с тыквой и репой прошли на крепостную куртину.
Битва была в разгаре. Как всякая битва для постороннего зрителя, она выглядела скучно и непонятно. Блеммии Харахена разъезжали по периметру своего табора и отстреливались от блеммиев Яхатека, а те эпизодически наскакивали поодиночке или мелкими группами, пытаясь прорвать оборону. В самом таборе женщины и дети сгоняли в кучу перепуганный скот. Человек десять харахеновских охраняли подступы к воротам, но яхатековские стреляли по ним редко и без энтузиазма – видно, их гораздо сильнее манил табор с его скотом и женщинами. Все грозно орали, верблюды ревели, и не наблюдалось никаких признаков управления – каждый, включая царя и вождя, скакал куда хотел и сражался сам за себя. Лишь дюжина валяющихся на песке трупов свидетельствовала, что это бой, а не упражнение в джигитовке.
– С тактикой у них неважно, – заметил Маркиан. – Про дисциплину и говорить нечего.
– Зато у тех полный порядок с дисциплиной, – показал Фригерид в сторону. – А может, и с тактикой.
Монахи стояли поодаль, в паре полётов стрелы от крепостной стены, довольно правильным сомкнутым строем. Они даже успели вооружиться блеммийскими щитами из пятнистых коровьих шкур. Иноки не участвовали в свалке, а ждали. Было видно, как они слаженно разевают рты. Временами, когда боевые кличи кочевников затихали, слышалось суровое хоровое: «Услышите до последних земли… Яко с нами Бог!»
– Нам с тобой придётся вдвоём на них идти, – сказал Фригерид. – Не смущает?
– А тебя смущает? Как-то непохоже на тебя. Где твоя безрассудная тевтонская отвага?
– Сомневаешься в моей отваге, иллириец? – В голосе Фригерида прозвучала угроза. – Уж не сомневайся. Просто смерть от монаха – это, ну… как смерть от бабы, понимаешь? В ней нет славы. Кто так погибнет, того Михаил Архистратиг в свою дружину не возьмёт.
– Опять богословствуешь? – Маркиан пристально наблюдал за битвой. – Смотри-ка, похоже, Яхатек взял табор. Сейчас начнётся…
В самом деле, царские блеммии наконец расправились с обороной табора и прорвались внутрь. Крики и суматоха усилились; дико визжали женщины, блеяли и разбегались обезумевшие козы. Харахеновы блеммии, что охраняли ворота, сорвались и поскакали к табору выручать своих.
– Готовимся. – Маркиан достал из-за спины лук, согнул, натянул тетиву. – Монахи пошли. – Присел за парапет, изготовил лук, стал ждать.
В самом деле, монахи, не прекращая петь, строем двинулись к беззащитным воротам. Фригерид тоже натянул лук и опустился за парапет.
– Рано я похвалил их тактику, – сказал он. – Щитами не закрылись, идут как новобранцы в баню, песенки поют… – Наложил стрелу, оттянул тетиву так, что скрипнули плечи лука, прицелился.
– Рано, – сказал Маркиан. – Не достанешь.
– Что ты понимаешь? Это гуннский лук, страшная вещь… – Фригерид медленно, с предельным вниманием вёл прицел за монахами. – К слову о гуннах… И к слову насчёт погибнуть от бабы… Вспомнилась ярмарка в Аркидаве – та самая, где мне крупно повезло в кости. Помню, сидел там старый-престарый гадатель-славянин. И вот подходит к нему какой-то гунн, должно быть, из мелких тарханов, пригнал коней на продажу, а с ним сынишка мелкий, лет десяти. Погадай, говорит, моему мальцу. Старик поглядел, пошептал, какие-то кости раскинул, да так и бухнул: твоего сына баба в постели убьёт. Так этот пацанёнок аж побелел, на деда кинулся – то ли задушить, то ли глаза выцарапать, то ли глотку перегрызть, – взрослые мужики втроём еле оттащили. Жёсткий пацан. Далеко пойдёт… Как же его отец-то назвал? Имя забавное… Ачила, Адила?… – Фригерид бормотал, кажется, не столько Маркиану, сколько себе. Его палец в костяном напёрстке до отказа оттягивал тетиву, прищуренный глаз не отрывался от монахов. – Но я к чему рассказываю: вот ведь гунны, хоть и нехристи, бесовское отродье, а тоже такие вещи понимают… С Богом!
Он отпустил тетиву. Звякнул лук, усвистела стрела, и каллиграф Онуфрий упал на песок со стрелой в груди, вошедшей почти по самое оперение. Хор замолк. Монахи отбежали, укрылись щитами, и вновь пошли к воротам уже быстрее и под прикрытием.
– Лучше бы Пафнутия, – сказал Маркиан.
– Лучник для нас опаснее, а этого всегда успею. – Фригерид снова выстрелил. На этот раз стрела воткнулась в щит, и монах не остановился.
– Это вряд ли.
От яхатековых блеммиев, что грабили табор, отделились несколько всадников и поскакали к воротам. Они обменялись какими-то словами с Пафнутием, и монахи отошли подальше, а кочевники бодрым галопом направились к воротам. Маркиан и Фригерид начали торопливо стрелять. Один чёрный наездник рухнул с верблюда со стрелой в шее, но остальные двигались слишком быстро, да ещё и сами начали стрелять на скаку. Блеммийская стрела щёлкнула по камню у самого лица Маркиана, другая, пущенная навесом, перелетела парапет, стукнулась о плиту: наконечник из змеиного черепа маслянисто блестел от яда.
– Всё, их уже не достать. – Маркиан присел под прикрытие парапета и отложил лук. – Здесь больше делать нечего, будет рукопашная.
– Это хорошо. – Голос Фригерида повеселел. – Уж лучше от блеммия, чем от монаха… Пошли драться, брат!
Пригибаясь от шальных стрел, они отошли к лестнице и побежали вниз. Дромедариев не было видно – должно быть, расселись по казармам у окон, как было приказано. Их верблюды беспокойно переминались и порёвывали в стойлах, Лонгин возился у драконикона, а Олимпиодор любознательно крутился по двору, разглядывая машины и что-то записывая.
– Хватит шпионить, не время! – рявкнул на него Маркиан. – Я тебе сказал, прячься! Это приказ! – Он подобрал один из дромедариевских щитов, сложенных у стены. – Лонгин, у тебя всё готово?
Механик кивнул, как всегда, не удостоив его человеческим ответом, и встал к рычагу машины.
В ворота ударили снаружи. С первого же удара хлипкие скобы засова оторвались, засов упал, створы распахнулись. Пешие блеммии Яхатека ворвались, ревя – груди в наколотых крестах, копья наперевес.
– Пора, – сказал Маркиан, вытаскивая меч из ножен. – Сожги их.
Лонгин нажал на рычаг. Складчатый мех драконикона сложился с тяжёлым выдохом.