Из каюты со стоном выполз Маркиан в одной распоясанной тунике. Держась за голову, он перегнулся через борт и принялся хлебать нильскую воду. Севастий даже не взглянул в его сторону.
– Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя… Воззываю ко богам, да хранят мя от злобы века сего, от гнета его и раздора и беззакония… Воззываю ко ангелам и двойникам, да хранят мя от всякия беды… Ибо время конца пришло, яко апостолом и пророком Мани предсказано. Аминь, аминь, аминь. – Манихей положил последний поклон и принялся отмахиваться от комаров пальмовой вайей.
– Где мы? – хрипло простонал Маркиан. – Как мы здесь оказались?
– Ты ничего не помнишь? – без выражения спросил Севастий.
Маркиан прихлопнул на шее комара и задумался.
– До чего же коварная штука, – проговорил он, – это чёрное пойло Анубиса. Последнее, что помню – пришёл какой-то козлобородый в синем плаще и стал допытываться, кто мы такие, и что мы делаем на его женщине. Дальше всё смутно. Помню только общую атмосферу веселья. А что было-то?
– Я не видел, – ответил Севастий. – Я сидел в яме. Только слышал много шума и крика. Потом стало тихо, и ты сказал, что надо поскорее убираться из города. Аретроя сказала, что пойдёт с вами. Мол, после всего, что вы сделали с Никанором, ей в Коптосе точно не жить, и теперь вы как честные люди должны стать её покровителями. Ещё она вспомнила про меня. Сказала, что нельзя же оставлять Севастия в яме, и Фригерид согласился, что свидетелей оставлять нельзя…
– Господи! – Маркиан схватился за голову. – Неужели мы его убили?
– Нет, – сказал Севастий, – когда меня вытащили из ямы, трупа не было. Только много статуй было разбито, в вазоне с лотосом плавала отрезанная борода, а на верхушке пальмы висел синий плащ. Вы долго искали кинжал Фригерида, а потом решили, что Никанор, видать, так и убежал с рукояткой кинжала в заднице. Фригерид сильно ругался. Вы оделись, и мы все направились на пристань. Вы захватили кувшин, и по дороге очень много пили…
– А до того мы, значит, мало пили? – просипел Фригерид, вылезая из каюты на нос барки. – Ой-ой, как мне плохо… Как же мне плохо… Нет, всё, эту египетскую дрянь больше никогда… ни капли в рот… Осталось ещё? – Он потряс пустой кувшин, выругался: – Thunras bloth! – Перегнулся через борт у форштевня и тоже принялся пить из Нила.
– Что дальше? – тоскливо спросил Маркиан.
– Мы все пришли на пристань к барочникам. Ты достал подорожную и стал требовать, чтобы нас бесплатно довезли до Максимианополя. Поскольку никто из вас не смог выговорить «Максимианополь», пришлось говорить мне. Одна из барок не успела от вас уплыть, и…
– Понятно, а где кормчий и гребцы? – с опаской спросил Маркиан. – Мы с ними тоже… что-нибудь сделали?…
– Нет, гребцы сами попрыгали в воду, когда ты начал плясать иллирийский народный танец с кинжалом. Потом выпрыгнул и кормчий, когда Фригерид стал плясать герульский народный танец с мечом. Потом Аретроя потребовала прекратить танцы, иначе выпрыгнет она сама, и вам придётся блудодействовать друг с другом…
– Она так и сказала «блудодействовать»? – вступил в разговор Фригерид.
– Нет, она употребила другое слово, – сухо ответил Севастий. – Ты обиделся и стал спрашивать: неужели вы недостаточно доказали ей, что вы мужчины? Она ответила, что нет, совершенно недостаточно. После этого вы втроём ушли в каюту, и позвольте не рассказывать, что я оттуда слышал. Сам я встал к рулевому веслу и попытался управлять баркой. И вот… – Севастий обвёл рукой панораму заливных полей под закатным небом. – … Мы здесь.
– Ладно, – сказал Маркиан, – это понятно. Непонятно другое. Зачем потащился с нами ты? Почему не побежал докладывать своему Ливанию?
– Ливаний в Александрии. Я бы всё равно не успел – вы доберётесь до крепости раньше, чем я до него. И ещё… – Севастий мечтательно вздохнул. – Я не теряю надежды обратить Аретрою. Да, да, она живёт во грехе и скверне, но я чувствую отблеск Света в её душе, и…
– Погоди-погоди, – перебил Маркиан. – Севастий, ведь ты понимаешь, что мы отправим тебя за решётку, как только протрезвеем? Почему не сбежал пока мог? Или, раз уж так сильно хочешь быть с Аретроей, почему не выкинул нас за борт на середине Нила?
– Я бы на твоём месте так и сделал, – добавил Фригерид.
– Вы что? – обиделся Севастий. – Убийство живого существа – величайший грех против Креста Света! Нам даже комаров убивать запрещено! Мне и в голову не пришло так поступить… – Он замолчал и как-то странно задумался.
Маркиан с Фригеридом переглянулись.
– В Максимианополе мы тебя арестуем, – сказал Маркиан. – Тебя ждёт следствие по делу о заговоре. Возможно, пытки. Возможно, казнь. Если, конечно, – добавил он со значением, – ты не сбежишь по дороге.
– Ага, – сказал Фригерид. – Если мы вдруг случайно отвернёмся и не заметим, как ты улепётываешь по мелководью. Кстати, Маркиан! Взгляни, какой красивый закат!
– Совершенно изумительный! – согласился иллириец.
Оба воина повернули к Севастию спины, но тот только сидел и растерянно таращил глаза. Он явно чувствовал, что ему намекают на что-то, но…
– Да беги же, болван! – крикнула Аретроя, вылезая из каюты – совершенно свежая и бодрая.
– Аретроя! – Севастий вскочил, его глаза засияли. – Умоляю, уйдём вместе! Поверь, Отец Жизни милосерден и всепрощающ! Сколько бы ты ни грешила, ещё не поздно покаяться, спасти душу, обратиться к Свету!…
– Если мы уйдём вместе, дурачок, – с жалостью сказала Аретроя, – то не я исправлюсь, а ты испортишься. Уходи! Забудь меня! И прости, если сможешь.
Она отвернулась от Севастия, а тот, всхлипывая и шмыгая носом, вылез из барки и поплёлся прочь по щиколотку в воде. Выбрался на дамбу, обернулся и выкрикнул:
– Вы пропадёте! Не вернётесь живыми из той крепости! Узнаете силу великих мудрецов! – Махнул рукой и побрёл прочь по дамбе.
Маркиан и Фригерид на него даже не оглянулись. Они в изумлении глядели на мероитку.
– Аретроя, – проговорил наконец Фригерид, – да ведь ты пила больше всех…
Она самодовольно усмехнулась.
– А как ты думаешь, почему ромеи не смогли завоевать эфиопов?
– Я всегда считал, что из-за трудностей снабжения армии через пороги Нила, – сказал Маркиан. – А на самом деле вы нас просто перепили? Возможно… Кстати, никто не хочет спросить, куда нас занесло? Спросить, например, вот у него?
На ближайшей дамбе стоял крестьянин в высоко подпоясанной тунике и молча разглядывал барку непрошеных гостей на его поле. Красный диск солнца уже наполовину закатился за гребень холмов на том берегу.
– Бог в помощь, добрый человек! – крикнул Маркиан и вполголоса спросил у спутников: – Я ведь правильно говорю? Крестьян именно так приветствуют: «Бог в помощь»? – Снова крикнул: – Что это за место? Мы уже проплыли Максимианополь?
– Я не коворить креческий. – Крестьянин попятился на шаг, но продолжал глазеть на пришельцев.
Маркиан вздохнул.
– Аретроя, спроси по-египетски.
– Ну, знаешь… – В её голосе было сомнение. – Я, конечно, владею иероглифическим, иератическим и демотическим письмом, я наизусть знаю «Книгу мёртвых» и сама сочиняла гимны на священном языке, но вот насчёт современных простонародных наречий… Ладно, попробую… Эм хотеп, эм хесет нет Амэн!…
Аретроя говорила торжественно и довольно долго. Бесполезно.
– Креческий не коворить я, – сказал крестьянин и попятился ещё на несколько шагов.
– Что ты ему наплела? – спросил Фригерид. – Надо было просто спросить, где мы.
– Я так и спросила, – ответила Аретроя слегка обиженно. – Я сказала: «Мир тебе, и да будет благосклонен к тебе Амон, о землепашец, радующий Осириса трудом рук своих! Во имя Маат, поведай заблудшим путникам, жрице и воинам фараона Феодосия (да будет он жив, невредим, здрав!), в какой из номов Верхней Страны, на чью залитую благодатной водой ниву принесло эту барку течением божественного Хапи?» Ну что вы так смотрите? На священном языке короче сказать нельзя!
– Давай лучше ты, – сказал Маркиан Фригериду. – Вроде ты можешь связать пару слов по-египетски? Спроси уже наконец по-простому: где мы?
– Это я не знаю, – буркнул Фригерид. – Знаю только, как спросить, где деньги. Ноув п'тон?
Он произнёс это вполголоса, но крестьянин всё равно развернулся и припустил по дамбе прочь, в сторону ближайшего острова-деревни.
– Вот и пообщались с местным населением, – подытожил Маркиан.
Солнце село, быстро смеркалось, в небе ещё горели розовым отсветом заката перистые облака, но меркли и они. Почти в зените светился молодой полумесяц. По берегам загорались тут и там дрожащие огоньки светильников.
– О, я понял, где мы! – обрадовался Фригерид. – Вон те огоньки на левом берегу – Тентира, а эти, поближе, прямо по курсу – Максимианополь! Мы выше, и уже близко. Давайте выбираться, а то комары едят – мочи нет.
Фригерид и Маркиан разулись. Барка сидела на мели, но всплыла, когда они спрыгнули. Толкая с двух бортов, они легко вывели её с поля в канал, заскочили обратно и с бранью принялись обдирать с ног пиявок. Когда с этим было покончено, сели грести, а Аретрою поставили к рулевому веслу. Вели барку неумело, постоянно тыкались в дамбы по берегам узкого канала, но всё-таки наконец выбрались в главное русло Реки. Здесь уже не надо было грести – только немного подруливать кормовым веслом, чтобы держать нос по течению. Царила ночная тьма, лишь полумесяц серебрил воды, и мерцали впереди редкие огоньки Максимианополя. Холодало, над водой стелился туман.
– Расскажи что-нибудь про свой Мероэ, жрица, – сказал Маркиан. – Это какое-нибудь скопище соломенных хижин или действительно город, вроде Коптоса?
– Это город вроде Рима, дурачок, – презрительно отозвалась Аретроя. – Видел бы ты Мероэ… Лес пирамид, гигантские храмы Исиды, Аммона, Апедемака… дворцы, парки, дороги процессий, ристалища боевых слонов… Хотя, – задумчиво добавила она, – в основном действительно скопище соломенных хижин.
– Как ты попала в Египет? – спросил Маркиан. – И как дошла до жизни такой? Наверняка у тебя припасена интересная история.