— Хороший был человек, светлый… — Герасим Забарский налил по полному стакану коньяка себе и сыну. Не чокаясь выпили. — Как раз полгода прошло с его смерти.
— Марину жалко, — сказал Василий, такой же толстый, как отец, но, в отличие от седого Герасима, с черными как смоль вьющимися волосами. — До сих пор отойти не может. Я ей сказал, что мы за дядю Гришу отомстили, а она только рукой машет, мол, его все равно не вернуть…
— Убийца и в гробу покоя не найдет, — заявил Герасим. — Он меня и на том свете помнить будет. Жалею, что мы его живьем не взяли. Он бы у меня по капельке умирал…
— Я до сих пор не пойму, отец, как вы на этого полуеврея-полувьетнамца вышли…
— Мы бы его никогда не нашли, — скрипнул зубами барон. — Но людям иногда очень нужны деньги.
— Кто-то из своих настучал?
— Да. Пришел парень… Он несколько месяцев работал в этой его организации, как она называется… не помню. Короче, ему срочно понадобилась большая сумма, вроде как брат его кому-то задолжал. Парень не был в курсе всего, но то, что этот Савинский организовал убийство Григория, знал точно. Ты тогда в отъезде был, так что все без тебя свершили. Саша и Паша хорошо сработали.
— Все-таки надо было узнать, кто на курок нажимал…
— Это не так уж и важно, сынок. Ты же не будешь наказывать пистолет за то, что он стреляет. Но… послезавтра, на сороковины, возле могилы соберутся все его друзья, среди них как пить дать будет и тот, кто убил твоего дядю. И если в тот раз мы просто разрушили его могилу, то теперь сделаем так, что в живых не останется никто.
— Ты хочешь снова устроить взрыв?
— И очень мощный. Килограмма два-три взрывчатки.
— Так это же половину кладбища разнесет!
— А тебе что за дело? Там твои родственники не лежат. Остальное — до задницы. Ну, ладно. Поскольку ты теперь от дяди Гриши дело перенял, скажи, как тебе понравился тот новый афганец, с которым мы по «зубному порошку» работаем?
Зубным порошком между собой цыгане-наркодельцы называли героин.
Василий закурил и откинулся в кожаном кресле.
— Совсем мне этот Фарид не нравится, — сказал он, выпуская дым через ноздри. — Сладенький он какой-то, как повидло. Те люди, с которыми мы раньше работали, настоящими мужчинами были. Жаль, что их америкосы замели. А этот… Ну, да что говорить, поставки идут регулярно, жаловаться не приходится. Только вот порошок качеством похуже.
— А тебе какое дело до качества? Не тебе колоться…
— И то правда, отец. Только вот платить можно поменьше.
— Понятно. С Фаридом я сам переговорю, по спутнику. Он вроде у нас где-то учился, так что по-русски понимает.
— В Минске он учился, на химическом факультете. А кого ты пошлешь фугас закладывать? — неожиданно спросил Василий.
— Пошлю Пашу и Сашу. Начали — пусть и закончат. Следующий взрыв на годовщину смерти Григория устроим, а потом — на годовщину смерти Савинского. Не будет ему покоя.
— Стоит ли, отец? — покачал головой Забарский-младший. — Так и влететь недолго. Менты ведь не дураки, поймут, что к чему, охрану выставят…
— А пусть себе выставляют. На этом кладбище наш человек работает, предупредит, если что. Все, проехали. Как Зойка твоя? Не много ты ей воли даешь?
— Ей попробуй не дай. Огонь баба, ты же знаешь, — Василий довольно осклабился. — Да не волнуйся, она пределов дозволенного не переходит. Почти… А что я ей на тачке позволяю кататься, так ничего страшного в этом не вижу. Не в таборе, поди, живем.
— Эк сказанул… Ты табор-то хоть когда-нибудь видел настоящий? Не видел. А говоришь… В иных таборах женщины такую власть имели, что даже мне не снилась. Это мы тут, в городах, свои порядки завели. Впрочем, я такой цыганки не знаю, чтобы потребовала от мужа машину и за руль села. Русская, она и есть русская. Внука мне скоро подарите? — без малейшего перехода спросил барон.
Василий смутился.
— Ну, отец, мы же молодые еще. Вся жизнь впереди…
— Наша жизнь — как детская распашонка: коротка и запачкана, — хмыкнул Герасим. — Не успеешь оглянуться, как старым станешь. А то и посадить могут. Или того хуже — как Григория…
— Ну, что ты так мрачно!
— Поспешите, вот что. Каждый должен после себя не только кучу денег оставить, но и тех, кому он должен их передать. Не чужим же отдавать или не в землю зарывать, правда?
— У тебя-то, по крайней мере, есть кому наследство оставить…
— Надо, чтобы и у тебя было. Что-то предчувствие у меня нехорошее. Уже несколько дней какой-то запах странный чувствую. Неприятный запах… Ну, да ладно. Позови-ка Сашу с Пашей, проинструктирую их как и что.
Саша и Паша Жученко были родными братьями. Они родились с разницей в год, но были так похожи, что многие считали их близнецами. Старшему, Саше, исполнилось девятнадцать, и за эти небольшие годы он успел прослыть в кругах подмосковных цыган человеком без малейших намеков на наличие моральных устоев. Недалеко отстал от него и младший брат.
Единственным человеком, которого братья уважали и слушались беспрекословно, был барон — Герасим Забарский. Он, собственно, и воспитал братьев, рано оставшихся без отца, убитого в какой-то драке.
Герасим был человеком дальновидным и понимал, что специальные поручения типа устранения конкурентов и тех, кто мешает жить, можно давать только лично преданным людям. Он и вырастил себе таких — полных отморозков, которым было плевать на всех, кроме хозяина.
Первое дело Герасим доверил братьям четыре года назад. Пятнадцатилетний Саша должен был тихонько «пришить» мелкого торговца наркотиками, у которого оказался слишком длинный язык. Паше поручено было прикрывать брата. С поручением они справились «на отлично», устроив так, что трупа убитого никто никогда и не нашел бы. Его похоронили в уже готовой могиле на одном из подмосковных кладбищ, засыпали землей, а назавтра поверх трупа поставили гроб очередного «официального» покойника.
Убийство Кана Савинского было для них задачкой для первоклассника. Выяснив, когда он выходит из дому, а также то, что профессора Савинского никто не охраняет, братья без пяти семь утра въехали в его двор на неприметной «Ладе», несколько минут подождали, и, когда профессор вышел из подъезда и направился к своей машине, Паша с трех метров выпустил в него несколько пуль из пистолета с глушителем. После этого они не спеша уехали, уверенные, что никто ничего не заметил.
У братьев даже не возникло вопроса о том, почему нужно убрать этого человека. Герасим не посвящал их в свои дела, ограничиваясь простыми приказами: надо убить того-то, потому что он мешает. И все. Коротко и ясно.
Когда Герасим велел братьям Жученко заложить заряд в могилу убитого ими профессора, Саша впервые за последние годы высказал по этому поводу мысль, не касающуюся технических деталей исполнения приказа. Выйдя от Забарского, он сказал Паше:
— Видно, крепко насолил этот мужик хозяину…
— Не он ли Григория убил? — догадался младший брат. — Если так, то все понятно. Нельзя родственников уважаемых людей убивать. За них мстить будут.
— Вот-вот. Если тебя убьют, я отомщу.
— И я отомщу, если тебя кто-то обидит…
Братья пожали друг другу руки и разошлись по своим делам.
Получив приказ вторично осквернить могилу Савинского, да так, чтобы при этом получилось как можно больше трупов, Саша с Пашей решили действовать по отработанному сценарию. Бомбу, которую нужно было заложить в могилу, изготовили загодя. Она имела вид цилиндра полуметровой длины, начиненного гексогеном и, чтобы усилить поражающий эффект, разрубленными длинными гвоздями. Непривычный к слесарному делу Паша, которому поручили рубить гвозди, ощутимо стукнул себе молотком по пальцу, запустил зубилом в стену гаража и полчаса после этого поминал всех цыганских и международных чертей. Старший брат посмеялся над ним и посоветовал попробовать раскусывать гвозди зубами. Когда же взрывное устройство, снабженное дистанционным взрывателем, было готово, его спрятали в тайник в багажнике «ауди».
Поздно ночью Саша остановил машину у ворот кладбища. Паша отправился на разведку, проклиная про себя того кладбищенского сторожа, которому было заплачено за то, чтобы в нужный момент он тихо сидел в сторожке и не высовывался. Сторож накануне по пьянке сломал ногу, и, кто теперь дежурит на кладбище, братья не знали. Но все было спокойно, и Паша, с четверть часа понаблюдав за могилой, достал мобильник и послал старшему брату условный сигнал. Через несколько минут появился Саша, неся в сумке бомбу и специальный складной бур, позволяющий быстро выкопать круглый шурф глубиной в полтора метра.
— Копай, — приказал Саша, опуская сумку.
Паша отбросил в сторону венки (на могиле Кана их было несколько десятков), вставил бур в мягкую почву и принялся вертеть его, напоминая в этот момент рыбака, готовящего лунку для подводного лова. Через несколько минут шурф был готов. Саша вытащил бомбу, проверил взрыватель и опустил ее в отверстие. Снаряд, сделанный точно по калибру шурфа, пошел вниз, выталкивая воздух, пахнущий глубинной землей.
— Засыпай, — велел старший брат.
Вся операция заняла десять минут. Братья привели в порядок могилу, подхватили сумку и направились к выходу.
— Подожди, понаблюдаем. Мало ли что, — решил Саша.
Они присели за чьим-то гранитным памятником. В неярком предутреннем свете уже можно было разглядеть даже надписи на могилах. Прошло четверть часа.
— Тихо, — скомандовал вдруг старший шепотом. Оба замерли. — Идет кто-то.
К могиле, только что оставленной братьями, приближался какой-то мужик, одетый в брезентовую куртку. Он подошел к холмику, полностью скрытому многочисленными венками, осмотрел его, покачал головой и принялся отставлять в сторону венки именно с той стороны, где был заложен заряд.
Братья молча переглянулись. Ситуация явно выходила из-под контроля. Паша достал пистолет.
— Нет, — помотал головой старший. — Пошли…
Прячась за памятниками, они направились к выходу. Саша сел за руль и медленно двинулся в сторону улицы Рябиновой. Проехав метров триста, он притормозил, огляделся — вокруг никого не было — и вытащил из кармана небольшую коробочку. Отколупнул крышку. Нажал зеленую кнопку. На панели замигала лампочка.