— До скорого свидания, господин Хвостов, — послышался голос за кадром. — Место не ищи, оно не на подведомственных тебе кладбищах. Зато ты легко можешь попасть на одно из них раньше срока. Причем вполне официально. Способов смерти есть очень много, причем весьма неприятных. Ты в этом ныне сам убедился. А теперь — спокойной ночи.
— Стоп, Маринка, отмотай назад! Останови! — скомандовал Хвостов и пристально вгляделся в застывшее изображение.
— Это все-таки инсценировка, — сказал он. — Вон трубка торчит… Для воздуха. Халтурщики… Жаль, не увидим, как они его выкапывать будут и водку наливать. За вредность…
— Правда? — не поверила Марина. — Где ты видишь трубку?
— Да вот, — Матвей ткнул пальцем в экран. — Все, выключай…
Марина нажала на кнопку. Экран погас. Хвостов откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Молчание длилось долго. Наконец Марина сказала:
— Кому ты, Хвостов, встал поперек дороги?
— У тебя выпить имеется? — спросил Матвей, словно не слыша вопроса.
Марина встала, открыла бар, достала коньяк и стаканы.
— Водку лучше, — попросил Хвостов.
Марина молча поставила на место коньяк, достала литровую бутылку водки «Смирнофф» и поставила на стол. Матвей отвинтил колпачок и налил себе полный, Марине — на два пальца.
— Люблю хорошее кино, — сказал он и в три глотка осушил стакан.
Марина тоже выпила, глядя на Хвостова поверх кромки стакана.
— И все-таки… Хвостов, кому ты на хвост наступил? — еще раз спросила она, не заметив собственного неуклюжего каламбура.
— А ты знаешь, собственная смерть — это возбуждает, — совершенно серьезно сказал Матвей и положил руку на колено Марины.
Девушка с недоумением посмотрела на него и изумилась еще больше, когда поняла, что Матвей не шутит.
— Ты… с ума сошел? — беспомощно произнесла Марина, почувствовав, что рука Матвея поднимается по ее бедру все выше и выше.
— Угу, — согласился тот, начав расстегивать ее домашний халатик.
Марина уже не знала, что ей и думать. После всего увиденного… Впрочем, она была слишком хорошим психологом для того, чтобы не знать, что некоторые предпочитают заниматься сексом в самых неожиданных ситуациях — на крыше небоскреба, в горящем самолете, тонущем корабле или даже в клетке с тигром. Только вот сама она к категории половых извращенцев не принадлежала и у своего Матвея таких склонностей не замечала.
Тем временем он раздел ее и принялся расстегивать рубашку. Марина присмотрелась к его рукам: они не тряслись. Впрочем, у Матвея Хвостова они не тряслись никогда.
— Иди ко мне, — сказал Матвей, стоя во весь рост посреди комнаты.
Марина в очередной раз залюбовалась его высокой подтянутой фигурой, в которой не было ни капли жира. Несмотря на большую загруженность на работе, он успел прилично загореть. И если раньше для обретения необходимой формы ему требовалась прелюдия, то ныне он был полностью готов к «работе».
Марина встала с дивана и обняла Матвея. Он нежно поцеловал ее в губы. Потом внезапно подхватил ее за ягодицы и буквально надел на себя, так, что она не успела даже вскрикнуть…
Все продолжалось долго, так долго, что она потеряла счет времени. Они занимались любовью в самых немыслимых позах; Матвей, казалось, был неистощим, и даже когда сам испытывал оргазм, ни на секунду не прекращал ласкать подругу, дожидаясь, пока снова придет в полную «боеготовность».
Когда все кончилось, они в изнеможении повалились на кровать — начав в гостиной, они постепенно обошли всю квартиру и очутились наконец в спальне. Марина лежала на спине, прижав голову Хвостова к груди. Она думала, что за все время их отношений это был первый настоящий секс, такой, как описывают в эротических журналах и снимают в порнофильмах. У них и раньше были прекрасные ночи, но теперь… Марина чувствовала себя воздушным шариком, дунь — и полетит вверх, к облакам. Наверное, что-то подобное чувствовал и Хвостов, потому что сказал:
— Как там хорошо… на небе.
— О-о-ох, — только и смогла ответить Марина.
Через полчаса она смогла наконец встать и отправилась на кухню варить кофе. Вскоре там появился и Матвей, с улыбкой оглядел девушку, которая набросила его рубашку, и заметил:
— Тебе идет.
Марина обернулась. На Матвее был одет ее халат. Оба расхохотались.
— Извращенцы мы с тобой, — сказала Марина, наливая кофе в антикварные чашки тонкого фарфора, подаренные Матвеем на ее двадцатипятилетие.
— Почему же, — возразил Хвостов. — Это мы просто заново родились, вот и ведем себя как дети. Ну я во всяком случае. Только что умер — и вот, видишь… Следующая инкарнация. Я возродился сексуальным гигантом.
У Марины дрогнула рука с туркой и несколько капель кофе пролились на стол. Матвей заметил это и ласково погладил подругу по голове.
— Не бери в голову, Маринка. Это все полная ерунда.
Они медленно пили кофе, потом Матвей принялся одеваться и, когда протянул руку за рубашкой, Марина заметила, что в ней не хватает пуговицы. Такого раньше за аккуратным Матвеем не водилось.
— Ты совсем одичал, Хвостов, — сказала она и хотела что-то добавить, но Матвей не дал:
— Я понимаю… Без женской руки…
Марина покраснела.
— Я совсем не имела в виду…
— Зато я имел. Прошло больше года, как Тани не стало. Переезжай ко мне. Можешь считать это предложением руки и сердца.
Марина, которая в этот момент натягивала свой халатик, подняла голову:
— Ты это серьезно?
— Ну, если ты не боишься выйти замуж за покойника…
— Может, ты все-таки расскажешь, что у тебя произошло? — девушка посмотрела Хвостову прямо в глаза. — Это ведь не первоапрельский розыгрыш, правда? Апрель давно прошел.
— Да ладно тебе, Маринка, — поморщился Хвостов. — Все очень просто. На кладбищах, да и вообще в погребальном деле творился бардак, да и, честно говоря, остался бардак. Я с этим бардаком стараюсь бороться. Есть люди, которым это не нравится, потому что бардак — дело весьма прибыльное. Знаешь ведь анекдот: «Петрову опять повезло!» — «Он получил повышение по службе?» — «Нет, его похоронили на Ваганьковском». Оный шедевр я давеча от своего начальника услышал, господина Купцова. Большой, надо сказать, любитель анекдотов. Но, кажется, эти анекдоты кое-кому надоели…
— «Кое-кому» — это кому? — поинтересовалась Марина. — Уж не тебе ли?
— В том числе, — кивнул Матвей, прижимая подругу к себе. — Но и не только мне. Знаешь, я человек простой, но не глупый, как некоторые думают… — Марина усмехнулась. — Так вот, мне кажется, кое-кто просто хочет моими руками жар загрести.
— А ты и не против?
— А я и не против, — повторил Хвостов. — Дело-то святое. Пока что разбираюсь, в курс вхожу, тонкости изучаю. С заинтересованными людьми встречаюсь. С епископом вот говорил…
— Ты рассказывал, Матвей. Только боюсь я за тебя, — без всякого перехода сказала Марина. — За твоей спиной хотя бы есть кто-нибудь?
— А как же! — развел руками Матвей. — Тяжелая артиллерия Ставки Верховного главнокомандования…
— Только пока ее до фронта дотянут и на позиции поставят, родной пехоте отбиваться придется, — резанула умная Марина. — Будь осторожен, я тебя умоляю.
— Я, малыш, не пехота, если тебе известно, — прищурился Хвостов. — Мы, знаешь ли, десант…
— Деса-ант, — передразнила его девушка и ласково провела пальцами по старому шраму на щеке. — Давай так с тобой договоримся. Всем, что с тобой происходит, ты со мной делишься. Во-первых, я тоже не кисейная барышня, знаешь же, что мой отец в спецназе служил и в Чечне погиб. А во-вторых, авось я тебе что посоветую полезное. Ты же не психолог, хоть и разведчик.
Матвей задумался. Втягивать Марину в свои проблемы он хотел меньше всего.
— Чем ты мне поможешь? Я ведь и так знаю, кому я неугоден. Это предупреждение — вещь, конечно, неприятная, но они зря деньги на «кино» потратили. Меня таким не испугаешь. Да, кстати, «кино» завтра же в прокуратуру занеси, не повредит. Только, — Хвостов глупо хихикнул, — не говори, во что это «кино» вылилось, а то нас завтра же в «желтый дом» заберут…
— Дурак ты, Хвостов, — покраснела Марина. — Я ему о серьезных вещах, а он…
— А «он» — тоже о серьезных, — продолжил Матвей. — Так вот, занеси и сдай по всей форме, под расписку. Если сразу же следователя дадут, просто расскажи, что посмотрели, посмеялись и подумали, что кто-то прикололся. Шума большого не поднимай. Как поняла?
— Поняла… Что тут не понять. Знаешь, мне эта вся ситуация совсем не напоминает детскую страшилку, которую в пионерском лагере рассказывают…
— Ой, Рыжик, откуда тебе-то про пионерские лагеря знать?
— А я, как ни странно, еще застала один из последних, именно пионерских. Как раз в 1991 году ездила, перед путчем. Мне восемь лет было.
— Старуха… — ласково произнес Хвостов. — Я и не думал, что ты «красногалстучную пионерию» помнишь.
— Да бог с ней, с пионерией. Я там, в этом лагере, не только страшилок наслушалась. Меня тем летом в настоящем склепе заперли.
— Что за елки-палки? — сделал Хвостов большие глаза. — Ты мне не рассказывала…
— Да рассказывать особо нечего. Недалеко от лагеря церковь стояла, полуразрушенная. А ты, думаю, понимаешь, как в те годы за нами воспитатели смотрели. Им своих детей нечем было кормить, что тут о чужих думать? Вот и понесла нас с подружкой нелегкая в эту церковь. А за нами, как оказалось, два пацана старших следили. Тоже приключений им захотелось. Короче, влезли мы в эту церковь, нашли комнатку, из которой куда-то вниз ступеньки вели, мы по этим ступенькам и пошли. С собой свечка была… Боимся, а ползем, друг перед другом храбрость показываем… А там дверь полуоткрытая. Свечку зажгли, входим… Матвей, ты не поверишь, но там решетки были и за ними гробы полусгнившие. Мы — ходу! А тут дверь прямо перед нами закрывается! Пацаны напугать решили… Ты извини за натурализм, но подружка моя сразу описалась. Стоит как столб, а под ногами журчит. Я-то из другого теста, ничего уже тогда не боялась — папа так воспитал. Да и в привидения не верила. Поняла, что кто-то из наших, из лагеря, попугать решил. Заорала как резаная, даже матерщину, помню, употребила. Не за себя испугалась — за подружку, она-то во всякую дребедень типа ходячих мертвецов верила…