Великолепные, превосходные, берущие за душу слова доктора Монардеса! Я испытывал гордость, что являюсь учеником такого человека. Словно античный оратор, он предстал перед совсем незнакомой публикой и покорил ее мощной убедительной речью, превосходными знаниями и острой проницательностью. Мистер Фрэмптон не мог найти слов от восторга. В некотором смысле, я тоже. Браво, доктор Монардес!
— Доктор Монардес — мой учитель, — гордо сообщил я одному преподавателю, стоявшему рядом, и ткнул себя пальцем в грудь. — Я ученик доктора Монардеса!
— Что ж, завидная судьба, сэр! — ответил он. — Искренне вам завидую, сэр, — повторил мужчина, не переставая аплодировать.
Той ночью, из-за перевозбуждения или сильных впечатлений, мне тоже приснился так называемый дьявол. Но я увидел его в садах Альгамбры. Он стоял на месте, где под прямым углом сходятся две аллеи, обнесенные по всей протяженности живой зеленой изгородью, словно бордюром, подстриженной на уровне колен. Позади изгороди виднелись кусты, на которых цвели темно-красные розы. Были и другие розы. Их цвет я могу назвать розовым. Над ними, высаженные в десяти метрах одна от другой, высились пальмы, а на протяжении всей аллеи, по которой пришел черт, как раз перед живой изгородью, в продолговатых каменных горшках росли алые маки и какие-то лиловые цветы, чье название мне неизвестно. Справа, метрах в ста от меня, виднелись высокие стены покрытого зеленью лабиринта. Великолепное место, очень-очень живописное.
Не менее живописным был и сам «дьявол», совсем непохожий на дьявола из сна Томаса Джоли. Этот, наоборот, был одет по последней моде, распространенной в среде испанских аристократов, — в брагетты, как называют короткие, подбитые ватой штаны до середины бедра, в зелено-белую полоску и шелковые чулки, которые доходили как раз до его копыт. Сверху на нем был черный хубон — жакет с золотой шнуровкой, стянутый в талии и разрезанный на плечах. Из-под него выходили рукава широкой рубашки тоже в зелено-белую полоску. Был и высокий гофрированный воротник, доходивший до подбородка, а также короткий, до пояса, плащ, перчатки, шпага и шляпа с фазаньим пером. На груди красовался большой золотой крест. Нет, он вообще не походил на дьявола сеньора Джоли, и, если бы не копыта, то я бы принял его за испанского аристократа. Мой сон искрился яркими красками, словно переливался под лучами обеденного солнца. Вокруг не было ни души, только мы — я и эта живописная фигура напротив. К моей чести должен подчеркнуть, что я нисколько не испугался.
— Ты, должно быть, видение, — сказал я ему. — Ведь дьявола не существует.
— Правильно, — ответил он мне, — я и не существую.
Сказав это, он подпрыгнул и описал круг.
— Что за нелепость, — возмутился я. — И что это за крест у тебя на груди?
— Тебе что, не нравится? — ответил он, приподняв крест кончиками пальцев. — Если так, то у тебя нет никакого вкуса. Посмотри, какая тонкая ювелирная работа!..
Я презрительно хмыкнул. Этот был просто клоуном. Верить в дьявола так же нелепо, как и вообще во что-либо свято верить.
— Имей в виду, что я читаю твои мысли, — погрозил он мне пальцем. А потом продолжил: — Я хочу испробовать свою новую шпагу на тебе. Давай, попробуй защищаться! Это не шутка!
Сказав это, он дважды подпрыгнул, словно фехтовальщик, вынеся вперед сначала правую, потом левую ногу и выставив вперед одну руку со шпагой, а другую уперев в бок.
— Смотри, прогадаешь, — сказал я ему и быстро сунул руку под куртку влево, где обычно держал свой испанский нож.
Ты только представь себе, как странно быть пронзенным кем-то, кого не существует. Завтра утром тебя обнаружат в постели мертвым и без единой раны на теле.
Я наклонил голову вниз, но не выпускал его из виду. С такого расстояния у него не будет времени даже дернуться. Я молниеносно метнул нож в его сторону. У меня получилось так быстро, что я сам не заметил, как это сделал. Но там никого не было. Нож со свистом вспорол воздух и исчез где-то среди пальм.
— Нет, мы так не договаривались, — услышал я позади его голос и, обернувшись, увидел его в десяти метрах от себя.
«Лучше бы мне проснуться», — подумал я и попробовал это сделать, но не сумел. Эта испанская надменная самоуверенность плохо на меня действует. Впервые я почувствовал страх, а точнее — растерянность. И в этот миг он, совершив гигантский прыжок, оказался в розовых кустах по мою левую руку.
— Тебе надо записаться в балаганную труппу, — сказал я ему. — С такими прыжками, да еще в таком виде, ты сможешь сделать головокружительную карьеру.
Я быстро сунул руку в правый внутренний карман, надеясь обнаружить там второй нож, хотя и знал, что там его нет, так как ношу его с собой лишь в исключительных случаях. Однако там я нащупал сигариллы и вынул одну, чтобы оттянуть время и собраться с мыслями.
— Странствующий артист — гораздо более широкое понятие, чем ты думаешь, — возразил он мне. — Я приглашу тебя на какое-нибудь свое представление, чтобы ты мог насладиться настоящим фейерверком… А что это за вонючая гадость у тебя во рту?
— Вот эта? — переспросил я, вынимая сигариллу изо рта. — Это сигарилла. Ее делают из…
— Знаю, знаю, — прервал он меня. — Но эта как- то особенно воняет…
— Поскольку сделана из сырого табака, — пояснил я. — Так она более полезна для здоровья.
— Если я тебя проткну, — продолжал рассуждать он, — то моя шпага пропитается неприятным запахом. И будет вонять, наверное, неделями.
— Лучше откажись от этой мысли, — ответил я, не зная, как его вразумить. Я не мог сообразить, что мне нужно сказать или сделать. Честно признаться, в голове было пусто. Мелькнула мысль, что надо спасаться бегством, но я тут же отбросил ее. Во-первых, умея делать такие гигантские прыжки, он тут же настигнет меня, а во-вторых, я помнил, что это все-таки только сон. Тем не менее, неясность ситуации меня сковывала по рукам и ногам, как бывало и раньше.
В этот миг, сделав еще один прыжок, он оказался на аллее прямо передо мной.
— И все-таки я тебя проткну! — сказал он и пошел на меня мелкими, быстрыми шагами, словно танцуя, но время от времени резко останавливаясь.
— Ты знаешь, — задумчиво сказал я, — в Англии рассказывают о таком же, как ты, только он мог запросто перепрыгивать через заборы и стены. Его называют Джек Пружинные Пятки.
— Я знаю, — ответил он и стал вкрадчиво приближаться ко мне мелкими шажками.
Даже не успев сообразить, зачем я это делаю, следуя инстинкту, я швырнул прямо в него сигариллу. Вернее, осознал, что сделал это, спустя мгновение, когда он был в пяти-шести шагах от меня. Я увидел, что сигарилла попала ему в лоб, и он… исчез. Просто испарился, словно растворившись в воздухе. Я обернулся, чтобы посмотреть, не перепрыгнул ли он через меня снова, и вдруг почувствовал сильную боль в боку. Я понял, что лежу на полу в одной из комнат дома мистера Фрэмптона и проснулся явно от падения с кровати. Взяв еще одну сигариллу, я закурил, чтобы окончательно убедиться в том, что не сплю. Сигарилла раскурилась с веселым треском, разбрасывая искры в темноте. Но сомнение не исчезло. Я поднялся, открыл дверь и, поколебавшись немного, решил, что дело нужно довести до конца. Я вошел в соседнюю комнату, где крепко спал доктор Монардес в белом ночном колпаке, подошел к кровати и потряс его за плечо.
— Это вы, сеньор? — шепотом сказал я.
— Что? — еще не до конца проснувшись, спросил доктор, но открыл глаза.
— Это вы, сеньор? — повторил я свой вопрос.
Он молча смотрел на меня широко открытыми глазами. Так продолжалось несколько минут.
— Нет! — наконец вскричал доктор. — Я святой Николай!
И вымолвив это, он швырнул в меня маленькую деревянную шкатулку, которая стояла на ночном шкафчике.
К счастью, я отреагировал быстро, присев на корточки, и шкатулка лишь ударила меня в плечо. Из нее выпали две запонки.
— Чего тебе надо, дурак? — в сердцах выкрикнул доктор.
— Ничего, ничего, сеньор, — я поспешил успокоить доктора, отступая к двери. — Мне просто нужно было убедиться, что это вы.
— И поэтому ты меня разбудил? — гневно продолжил доктор, но это был скорее риторический вопрос. Приподнявшись на кровати, он стал искать на тумбочке, чем бы еще в меня бросить, но ничего не нашел, да и я уже выскочил за дверь.
Доктор продолжал бушевать. Появился и сеньор Фрэмптон. Мне пришлось рассказать ему, что произошло, после чего я вернулся в свою комнату. Я слышал, как они вдвоем обсуждают случившееся.
— Вы должны прогнать этого болвана, сеньор, — донеслись слова Фрэмптона. «Ах ты, сукин сын!» — подумал я.
— Знаю, знаю! — ответил доктор и добавил еще что-то, но я не расслышал.
А потом он стал перечислять мои достоинства, особо подчеркнув сообразительность и любознательность, мои растущие и углубляющиеся познания в медицине. Наконец доктор выразил уверенность в том, что я стану его достойным преемником, предсказав мне успешную медицинскую карьеру благодаря моим, по его словам, исключительным качествам. Я до сих пор чувствую себя неловко, вспоминая эти комплименты. А вот и подтверждение — слова доктора Монардеса, собственноручно им записанные.
Доктор Монардес: «Сеньор доктор да Сильва является самым успешным и фактически единственным моим учеником. Все другие, называющие себя таковыми, — просто негодяи и самозванцы. Никто другой, кроме доктора да Сильвы (за исключением, конечно же, меня самого!) не знает, как лечить десятки болезней, используя целебную силу табака. И вместо того, чтобы бросать деньги на ветер, чтобы вправду избавиться от своих страданий, какими бы они ни были, или для того, чтобы, послушать поучительную лекцию о табаке в вашем колледже или университете (за скромное вознаграждение!) прошу обращаться единственно к доктору да Сильве. Непременно к нему!
Со всем почтением, Д-р Н. Монардес»
7. ДЛЯ ИЗБАВЛЕНИЯ ОТ ЛЮБОВНЫХ МУК
15 июля 15… года стоял ясный солнечный день. В два часа пополудни я споткнулся о бревно, которое мы принесли для строительства нового хлева, и чуть было не ударился голо