«Можешь мне позвонить? Л.» и два поцелуя.
Теперь уже два поцелуя! Люк старается не искать в них какой-то глубинный смысл: Лаура счастлива в браке. Но его сердце замирает.
Кто-то стучит в мою дверь. Я сажусь на краешке кровати и, стянув с себя сорочку, одеваюсь.
– Кто там? – спрашиваю я.
– Я принес вам баранину карри, блюдо с моей родины, Кабула.
– Спасибо, – говорю я. – Заходите.
Коренастый мужчина азиатской наружности ставит тарелку с горячим кушаньем на деревянный ночной столик. Затем переставляет бокал, чтобы освободить место, и кладет рядом с тарелкой вилку.
– Меня зовут Абдул, – представляется он, отступая назад и прижимая одну руку по диагонали к груди.
– Из крикетной команды? – демонстрирую я свою осведомленность.
В ответ он горделиво улыбается.
– Говорят, у вас проблемы с памятью, – говорит Абдул, зависая в дверях.
– Да, – коротко отвечаю я. Интересно, кто это говорит?
– У меня тоже. Столько всего накопилось, что я бы хотел забыть! Простите меня, если я кричал ночью. Мой брат говорит, что я сплю очень неспокойно. Наша комната следующая по коридору.
– Не волнуйтесь. Я все равно не вспомню ничего утром.
Абдул смотрит на меня, пытаясь понять – шучу ли я или серьезна. После того, как он уходит, я достаю из кармана джинсов сделанные накануне записи и пробегаю их глазами. Обратная сторона второго листа чистая. Я оглядываю комнату в поисках ручки и обнаруживаю в заднем ящике прикроватной тумбочки шариковую «Байро». Я совсем не голодна, но и обижать Абдула мне не хочется. Его карри очень вкусный, в нем много фруктов и орехов. И, сама того не ожидая, я съедаю почти половину порции. Поставив тарелку на пол, я начинаю писать, используя прикроватную тумбочку в качестве стола. Мне так много всего нужно охватить. Вернется ли Лаура когда-нибудь?
Кто-то поднимается по лестнице. И я снова слышу стук в свою дверь.
– Войдите, – говорю я уже во второй раз за пять минут. Похоже, сегодня мне отдохнуть не дадут. На пороге возникает Тони.
– Черт побери, вы не можете жить в такой дыре, – пригибая голову, Тони заходит в комнату. В руке он держит коричневый бумажный пакет для продуктов, сродни тем, что можно увидеть в американских фильмах.
– Это почему? – переспрашиваю я.
– Здесь воняет как в карри-хаусе Карачи.
– Мне принесли ланч. Абдул, крикетист. Из Афганистана, – показываю я рукой на тарелку с карри, стоящую на полу.
– Я тоже принес вам ланч. Фалафель с хумусом с йогуртом с кокосовым молоком и свежей мятой.
Тони передает мне пакет.
– Это очень любезно с вашей стороны, – говорю я, принимая его. – Спасибо.
– Я тут вот что подумал: не хотите ли сходить в галерею? Помочь мне повесить несколько картин? Не больно-то полезно для здоровья сидеть в такой конуре целый день.
– Не так уж и плохо, – покосившись на аккуратно приготовленный фалафель, я ставлю пакет на пол рядом с тарелкой карри от Абдула.
– Что это? – спрашивает Тони, взяв в руку занавеску. – Шторка для душа? И пол тут ужасный. Вы занозите себе ноги.
– Вообще-то, выбирать мне не приходится. До тех пор, пока не освободится койка в клинике.
– И это еще одна причина, по которой я к вам зашел. Вы можете снова вернуться в наш дом, если пожелаете. Комната для гостей все еще свободна. Я могу спать внизу, на диване, если так будет проще.
– А как же Лаура, – спрашиваю я, наблюдая за тем, как Тони расхаживает по моей комнатенке, шаркая ботинками по неровным половым доскам. Я знаю, что Лаура уехала из деревни, но хочу услышать об этом от ее мужа. – Не уверена, что она будет в восторге от этой идеи.
– Лаура сейчас немного выбита из колеи, – говорит Тони.
– Надеюсь, не я тому виной, – лицемерно закатываю я глаза. Конечно же, всему причиной я, учитывая, как Лаура на меня реагировала.
– Она уехала погостить к маме на несколько дней, – Тони подходит к окну и, встав ко мне спиной, вглядывается в Скул-Роуд. Успела ли Лаура на свой поезд?
– Отдых у матери пойдет ей на пользу, – продолжает Тони, все еще стоя ко мне спиной. – Смена места жительства порой приводит к стрессу. Мы только начали приходить в себя после переезда.
– Она считает меня убийцей. Джеммой Хаиш. Разве не так?
Тони оборачивается и смотрит мне прямо в глаза:
– По-моему, ее взволновало появление копов. Слишком серьезная реакция на пропажу женской сумочки.
– А вы что думаете? – спрашиваю я, силясь выдержать его взгляд.
– Я думаю, что вы не собираетесь перерезать мне горло, если вы это имели в виду, – улыбается Тони и, снова отвернувшись, выглядывает в окно, опершись обеими руками на деревянную раму.
– Спасибо вам – за доверие, – говорю я. – И за предложение переночевать у вас. Но мне здесь хорошо, правда! Я уже и так доставила вам немало треволнений.
– И все-таки подумайте о моем предложении, – говорит Тони, направляясь к двери. – И приходите в галерею, вам понравится. Там не только тофу с капустой.
– Тофу звучит аппетитно. И капуста тоже.
– Отлично, – Тони стучит костяшками пальцев по старинной глинобитной панели рядом с дверью, словно хочет попробовать ее на прочность. Судя по дребезжанию, стена тонкая и полая. – И я бы не отказался от вашей помощи при размещении новой картины.
– Я просто обязана вам помочь. После того, как немного отдохну.
– Удачи вам в этом, – желает мне Тони, снова окидывая взглядом комнатку.
– Хорошо, что они вообще приютили меня, – говорю я и замолкаю, наблюдая за тем, как Тони направляется к выходу. А потом, глубоко вдохнув, спрашиваю: – А что там с морскими коньками?
Тони останавливается в дверях и оборачивается, впиваясь в меня своими голубыми глазами:
– Мне всегда они нравились, – говорит он. – Моя цель – сфотографировать все пятьдесят четыре вида из рода Гиппокамп. Верхняя половина у них как у коней, а нижняя – как у морских чудовищ. Недаром об этих существах сложено столько захватывающих мифов и легенд. И они незабываемы, вы так не думаете?
Люк обводит глазами небольшое пространство – «кабинет», как его все называют, – и снова поворачивается к экрану монитора. Он не стал перезванивать Лауре – что попусту болтать? Если что-то срочное, она позвонит ему сама. «Кабинет» располагается за пределами основного офиса с открытой планировкой. Это тихое убежище, где любой их сотрудник может уединиться и спокойно дописать статью. Или вздремнуть на диване после плотного обеда. Устроить такой «кабинет» было идеей Люка. В его старой редакции тоже имелась такая комната, пока ее не превратили в «зону отдыха для свободного полета мыслей», с высокими табуретами и без дивана для сна.
Люк часто приходит в «кабинет» для корректуры своих статей. Но сегодня днем он забрел сюда, чтобы продолжить поиски Фрейи – подальше от крикливой секретарши. Выяснив стоимость авиабилетов в Индию, Люк решил, что будет дешевле разыскать ее онлайн. Все его хаотичные поиски Фрейи были безрезультативными. Как будто виртуальный мир отвергал его и не давал проникнуть в свое пространство.
Люк забивает имя Фрейи в сервисе Google Images и просматривает уже хорошо знакомые ему фотографии. Вот Фрейя Лал из группы поддержки любимой команды. Вот – Фрейя Лал адвокат. А вот Фрейя Лал – австралийская порнозвезда с надутыми сиськами и крутым задом. И ни одна из этих Фрей не похожа на его бывшую девушку. Не удивительно, что он так и не нашел ее.
Ему надо действовать более целенаправленно, системно. Но не так-то легко отыскать в Пенджабе нужную женщину с фамилией Лал. Это все равно что разыскивать Смита в Британии. Тем более что его Фрейя наверняка вышла замуж и теперь носит другую фамилию. Люк пытается мысленно перенестись в прошлое тридцатилетней давности – на выпускной бал, последний раз, когда он видел Фрейю. Что если в этом прошлом он найдет ключик, который поможет ему сузить поиски? В ту ночь они с Фрейей уединились в укромном уголке, подальше от танцплощадки, на которой горделивые папаши отплясывали со своими назюзюкавшимися дочерьми. В глазах у Фрейи стояли слезы. И Люку показалось, что она порывалась рассказать ему что-то. Но когда он пристал к ней с расспросами, Фрейя пошла на попятную и убежала выпить. А на следующий день она улетела с родителями в Пенджаб, как делала каждое лето, и оставила Люку адрес, на который он мог писать. Со своими родителями она Люка в тот вечер так и не познакомила. Они не догадывались, что у их дочери имелся бойфренд-британец, а Фрейя не собиралась их ставить об этом в известность. И вместо близкого общения Люк наблюдал за ними издалека. Но даже этого хватило, чтобы он заметил, насколько по-европейски они выглядели, как и сама Фрейя.
А когда они на рассвете стали целоваться на прощанье, спрятавшись от ее родителей, Фрейя обнимала его долго и крепко. Она никак не показала, что намерена прервать с ним отношения. И оттого ему потом было и нестерпимо больно, и жутко обидно. Ведь Люк думал, что они по-настоящему любят друг друга. Он отправил Фрейе авиапочтой более тридцати писем, но ни на одно из них не получил ответа. И к тому времени, как Люк женился – через несколько лет после выпускного бала, – он почти ее забыл.
Возможно, в глубине души он сознавал, что никогда не увидит Фрейю снова. Или, может быть, адрес, который он записал, был неверным? Он уверен, что это был штат Лудхияна. Но пользы от этого мало.
Люк снова набирает «Лал» и «Лудхияна» и просматривает результаты поиска. Ничего нового. Как вдруг его взгляд приковывает новостное сообщение в «Хиндустан Таймс»: «Убийство чести: житель Лудхияны подозревается в убийстве своей дочери и ее любовника».
Люк бегло прочитывает статью, потрясенный тем, что родственники до сих пор могут убивать женщин за навлечение на их семью «бесчестия». А что, если Фрейя убита? Крутанувшись на своем кресле, Люк задумывается. За много лет в его голове мелькали разные мысли, объясняющие молчание Фрейи. Но такой версии ему на ум не приходило. Это выглядит просто немыслимым в современном мире. А кроме того, тогда бы отец Фрейи убил бы и его – ее «любовника». А это представляется и вовсе маловероятным. Родители Фрейи придерживались достаточно либеральных взглядов, даже отправили ее на учебу в смешанную британскую школу-интернат. Может быть, они узнали, что у нее появился бойфренд, устроили ей нагоняй и велели разорвать все контакты с одноклассниками? Ведь за прошедшие с тех пор тридцать лет никто из них ничего не слышал о Фрейе и не получал от нее никаких весточек.