Только его эгоистичное желание установить личность Джеммы заставило Люка связаться с Фрейей и разбередить ее сердце воспоминаниями из прошлого. Но ведь все это могло оказаться напрасно.
– Ты же упомянул о фамильном сходстве. У тебя есть ее фото?
– Больше сходства в ее манере говорить, – признается Люк, вспоминая, как он впервые услышал разговор Джеммы с Лаурой в больнице, свое замешательство и то, как ему на какой-то миг привиделась в ней юная Фрейя. – В ее манере держаться.
– А где она живет? – интересуется Фрейя.
– Мы не знаем. Она прилетела в Британию из Берлина.
– Из Берлина?
– Мы так полагаем. У меня нет ее фотографии.
Фрейя снова вытирает слезы на глазах и оглядывается.
– Мне пора идти. Начинают подходить мои коллеги. – Она снова озирается по сторонам и только потом добавляет: – Нам ничего не рассказали о той богатой семье, что удочерила малышку. Упомянули только об их вероисповедании – приемная мать исповедовала бахаизм – и об их национальности.
– И..? – спрашивает Люк, уже догадавшись, что собирается ему сообщить Фрейя.
– Это была межрасовая пара, и проживала она в Германии.
День третий
Я просыпаюсь рано и вслушиваюсь в пение птиц за окном. Почему уже забрезжил рассвет? В какой части света я нахожусь? У меня сильно болит поясница, и я продолжаю лежать неподвижно, буравя глазами запятнанный потолок. Через несколько секунд я приподнимаюсь на локте, морщась от боли, и оглядываю маленькую комнатку.
Я не могу вспомнить свое имя.
Заметив листки бумаги на прикроватной тумбочке, я снова откидываюсь на кровать. Страх, отступивший во сне, возвращается ко мне с удвоенной силой. Как бы мне хотелось не быть в этой деревне и не лежать одиноко на старой кровати в убогой комнатенке паба. Но я здесь. И я должна справиться со всеми трудностями и проблемами, которые ждут меня впереди. Я могу смотреть и двигаться только вперед.
Я одеваюсь, благодаря бога за то, что в моем чемодане оказалось несколько комплектов сменной одежды, и выхожу в коридор. Проходя мимо комнаты, в которой спят Абдул со своим братом, я улыбаюсь, взбодрившись от звука мощного, громоподобного храпа. Абдул был необыкновенно добр ко мне.
Я совсем не представляю, который час, когда выхожу на улицу. Я хочу прогуляться по деревне и посмотреть, что в ней происходит. Но как бы чего не вышло… Судя по моим записям, мое появление сильно расстроило Лауру. Возможно, встреча со мной будет неприятна и другим жителям деревни – собаководам, бегунам и всем остальным «ранним пташкам».
Я уже решаю подняться на холм, отойти подальше от железнодорожной станции, как вдруг замечаю, что в кафе Тони загорается свет. А в следующий миг и он сам появляется на улице, таща за собой деревянную доску для меню. Опустившись на колени, Тони что-то пишет на ней, а потом встает, достает мобильник и фотографирует доску. Проверив фото, он окидывает взглядом дорогу, замечает меня и поднимает в знак приветствия руку. Я тоже машу ему, перехожу через дорогу и направляюсь к кафе. Нам нужно поговорить. Это важно.
– А вы, оказывается, жаворонок, – говорит Тони, возясь с плитой за прилавком.
– Вы тоже, – парирую я.
– Видели доску на улице? Я пробую кое-что новенькое. Хочу привлечь в кафе ранних посетителей. Я подумал: если я буду успевать на платформу к поезду 0545 с подносом горячих закусок – темпе, латуком, помидорами и авокадо на пшеничном хлебе из теста на закваске – то весь этот новый неосвоенный рынок станет моим.
– А если люди захотят только кофе? – спрашиваю я, удивленная тем, как еще рано на улице.
– Я намерен брать с собой и термос. Все, что мне там нужно, – это маленькое бистро, так сказать «филиал» моего кафе со своей кофеваркой. И оно у меня будет. Я своего добьюсь.
– Я в этом уверена.
– Хотите кофе? Что-нибудь поесть? – спрашивает Тони, показывая глазами на шкаф-витрину. – У меня пока готовы только темпе.
– Нет, спасибо. Я не голодна.
– Как вам спалось? Что вы сделали первое, когда проснулись? – повернувшись к плите, Тони всматривается в стекло духовки.
– Я прочитала свои записи.
– Значит, никаких перемен, – констатирует Тони быстро, по-деловому.
– Мне так не кажется, – замечаю я и, выдержав паузу, добавляю: – Благодаря ужину.
– Вы и о нем упомянули в своих записях? – оборачивается Тони, чтобы взглянуть на меня. – Я думал, вы не будете…
– Мы можем поговорить о том, что случилось?
– Вы и это записали? – Тони снова отворачивается к плите.
Я стою и молча наблюдаю за его действиями, сожалея, что зашла в кафе.
– Это вышло ненароком, – говорит Тони, открывая духовку, чтобы вытащить противень с запеченными лепешками. – Назовем это ошибкой. Знаете, я понадеялся, что вы не будете об этом писать.
Я делаю глубокий вдох, пока он ставит противень на прилавок.
– Так вы могли сделать это снова и сегодня ночью? – спрашиваю я.
Вскинув на меня глаза, Тони неубедительно улыбается. По-моему, он не понимает, к чему я клоню и одобряю я это или нет.
– Мне просто не хотелось бы, чтобы вы не так меня поняли. Мою реакцию, – поясняю я.
– Я же уже сказал, что это было ошибкой. Приношу вам свои извинения, – взяв большой нож, Тони начинает разрезать лепешки.
Могла бы я убить кого-нибудь таким ножом? Могла бы выбрать нож?
– У меня была подруга, – говорю я, загипнотизированная тем, как орудует Тони своим ножом. И еще больше тем, как играет в его широком лезвии утренний свет.
– Вы упоминали о ней в день приезда. Это та, что умерла?
– Я думаю, мы были с ней любовницами.
Уставившись на меня, Тони перестает резать лепешки:
– Вы так думаете?
– Я не могу вспомнить точно. Она была моей лучшей подругой.
– Прикольно. Не помните, но вы думаете…
– Ну, я просто размышляла над тем, что… Это могло бы объяснить… – замолкаю я, силясь подыскать верные слова, пока Тони делает роллы, аккуратно сворачивая нарезанные темпе. – Это могло бы объяснить, почему я была такой «нейтральной» прошлой ночью.
– Послушайте, если вы беспокоитесь о том, что моя гетеросексуальная гордость была уязвлена тем, что вы не обвили меня своими ручками, я ценю вашу заботу. Но я никогда не был настолько самонадеянным, чтобы подумать, что вы мне ответите.
– Ко всему прочему, вы женаты.
– Говорю же вам: я допустил глупейшую ошибку, – Тони вскидывает на меня глаза и снова переводит взгляд на роллы. – Вчера ночью я разговаривал с Лаурой.
– Вы рассказали ей? О том, что я приходила к вам в дом на ужин?
– По правде говоря, нет.
– Как она?
– Все еще злится на меня. Ну, ничего, мы справимся с этим. Я должен идти. Отнести все это на станцию. Пойдете со мной?
В одной руке Тони держит поднос с роллами, а в другой – большой термос, зажимая под мышкой пирамидку из пластиковых стаканчиков.
– Думаю, мне лучше остаться в деревне, – отвечаю я, открывая перед ним дверь кафе.
Мы выходим на улицу.
– Пожалуй, вы правы. Просто прикройте ее поплотнее. Я вернусь через пятнадцать минут.
– Мы сможем увидеться позже? – спрашиваю я, пока мы направляемся в сторону станции.
– Я буду в кафе целый день.
– У меня в девять еще одна консультация в больнице, у доктора Паттерсон. И тогда я уже буду точно знать, появилось ли свободное место в клинике.
На другой стороне улицы какой-то бегун поднимает в приветствии руку. Тони кивает ему и смеется, пытаясь жестикулировать занятыми руками.
– Мы будем скучать по вас, если вас там примут.
– Не все.
Мы уже дошли до паба.
– Пойду в свою комнату, – говорю я. – Спасибо вам за поддержку. Судя по моим записям, вы очень многое сделали для меня.
– Нам всем в этом мире требуются союзники, – бросает через плечо Тони, продолжая шагать к станции. – Извините, мне пора.
– Тони..? – окликаю его я. Он останавливается и оборачивается. – Простите меня и забудьте все. Точнее, в моем случае, забудьте и простите!
– Забываю и прощаю, – повторяет, улыбаясь, Тони.
Когда он исчезает из виду, полицейская патрульная машина проезжает по дуге железнодорожного моста и устремляется вверх по главной улице. Водитель притормаживает, и сидящая на пассажирском сиденье женщина окидывает меня взглядом с ног до головы. У меня нет полной уверенности. Но, по-моему, мы с ней встречались и раньше.
Вернувшись в свой офис, Люк замечает на экране монитора множество прилепленных желтых листков с просьбой позвонить Лауре.
– Она звонила вам несколько раз, – сообщает Люку секретарша, сваливая ему на стол кучу дневных выпусков газет. – Сказала, что ваш мобильник все время переключается на голосовую почту.
– Это моя учительница йоги, – находит Люк неубедительное объяснение.
– Заблокированные чакры? – интересуется секретарша, возвращаясь к своему столу.
Люк достает свой телефон. Он продержал мобильник в кармане своей куртки всю ночь и не успел зарядить. А разговор с Фрейей по скайпу выдоил его. Как и все силы Люка. Но он того стоил! Теперь Люк знает – у него есть дочь!
– Хлоя и сегодня не выйдет на работу, – говорит секретарша. – Она все еще болеет.
Люк косится на стол Хлои и задерживает взгляд на пустующем стуле; на его спинке висит шарфик, а в углу бездействует винтажный вентилятор от «Цинциннати».
По главному номеру офиса опять кто-то звонит.
– Снова ваша подруга по йоге, – докладывает секретарша.
Люк мотает головой и отвечает на звонок.
– Привет, Лаура. Извини, мой мобильник сел.
– Я пыталась связаться с тобой все утро. И прошлую ночь, – говорит Лаура не своим голосом.
– Что такое?
– Тони ведет себя как-то странно… с тех пор, как появилась эта Джемма.
– А в чем это выражается? – спрашивает Люк, не уверенный в том, что действительно хочет услышать подробности. Семейные проблемы других людей напоминают ему о том, как трагически завершился его собственный брак. Он бы все отдал и согласился решать любые семейные проблемы – лишь бы его жена была жива!