Пять лет назад, после перевода в лондонскую лечебницу общего режима, Хаиш была признана годной для условного освобождения. Ей было разрешено проживать под постоянным надзором в Саутварке. Через два года, вслед за постепенным сокращением принимаемых Хаиш антипсихотических препаратов, суд предоставил ей освобождение от ответственности по разделам 37 и 41 Закона об охране психического здоровья, отметив «глубокое понимание своего состояния» пациенткой, которое включало эпизодические приступы продолжительной амнезии.
Хаиш предоставили отдельное жилье и «плавающую поддержку» – на самом деле, настолько «плавающую», что она ограничивалась беседами с консультирующим психиатром раз в месяц и нерегулярными визитами к ней домой координатора по уходу. А еще через год Хаиш и вовсе перестала получать какой-либо уход и медикаментозную терапию и уехала из Лондона – вероятнее всего, за рубеж.
Сайлас откидывается на спинку кресла. Что же это все-такие такое? Пример образцовой реабилитации? Или Джемма Хаиш – осужденный убийца на свободе – снова собирается нанести удар? Сайлас поднимает глаза от ноутбука. Стровер заходит в рабочий зал с того конца, где сидят патрульные. Инспектор взмахом руки подзывает ее в свой закуток, оккупированный сотрудниками уголовного розыска. Кланы остаются кланами даже в эпоху системы «горячих столов».
– Мне удалось пообщаться с одной из женщин, осуществлявших уход за Хаиш, – сообщает Стровер. Ее голос звучит обнадеживающе.
– Не стойте, садитесь, – говорит Сайлас, наблюдая за тем, как она открывает свой ноутбук. Всем сотрудникам их отдела были выданы ноутбуки с модулем 4G и айфоны, чтобы они могли работать в любом месте в любое время. «Работа – это не место, куда ты ходишь…» Им нужно сдвинуться с мертвой точки – хотя бы для того, чтобы оправдать те часы, что он уже потратил на это дело… дело, которое вообще не должен был расследовать.
– Эта женщина осуществляла уход за Хаиш после того, как ее переселили в поднадзорный дом, – рассказывает Стровер, просматривая записи в своем ноутбуке.
– Значит, совсем недавно. Она могла бы ее опознать?
– Она полагает, что могла бы, – говорит Стровер уже менее уверенным тоном. Она старается оставаться непроницаемо загадочной и не выдавать своих мыслей (неплохое качество для детектива), но Сайлас уже начинает «раскалывать» ее.
– В чем подвох? – спрашивает он.
– Она на отдыхе. В Дубае. Всю следующую неделю.
– Ну конечно, черт возьми! – Бросив на стол шариковую ручку, Сайлас в сердцах откидывается на спинку кресла. Потом просматривает свою почту. От пограничной службы до сих пор ничего нет. Сайлас надеялся, что к этому времени у него уже будет файл со сканированными паспортами всех пассажиров, прилетевших из Берлина в терминал 5 Хитроу в один день с Джеммой.
– И эта женщина больше не работает в отделе психиатрической помощи, – добавляет Стровер, снова заглянув в свой ноутбук.
– Чудо, что там вообще кто-то работает, – бурчит Сайлас, силясь отогнать мысли о своем сыне Коноре. Не ему винить социальные службы.
– Но она рассказала еще кое-что, – продолжает Стровер.
– Ну! Порадуйте меня хоть одной приятной новостью.
– Похоже, обострения у Хаиш провоцировали памятные события, особенно годовщины смерти матери. Они запасались лекарствами на многие недели до и после – и так каждый год.
– А как проявлялись эти обострения? – Сайласу не нравится, в каком направлении развивается их разговор.
– В ускорении идеации, приступах амнезии. Хаиш также повторяла, что хочет быть рядом со своей матерью. По мнению этой женщины, ей не следовало предоставлять полное освобождение.
– Когда умерла ее мать? – спрашивает Сайлас, уже страшась ответа.
– На следующей неделе будет одиннадцать лет.
– Черт! – выпрямляется Сайлас. – А эта женщина не удивилась тому, что никто не знает, где сейчас находится Хаиш?
– Она была в шоке. Разнервничалась из-за того, что Хаиш может натворить, раз никто не контролирует ее медикаментозное лечение. Она сама использовала разные психиатрические стратегии при уходе за Хаиш – практику осознанности, медитацию. Но их было недостаточно в периоды обострений.
– Не удивительно, – Сайлас сам однажды попробовал эту пресловутую практику осознанности, по совету коллег, обеспокоенных его переутомлением из-за большой загруженности работой. Но пользы ему это не принесло. Он продолжал засыпать на ходу. – А мать Хаиш всю жизнь прожила в деревне? – задает очередной вопрос инспектор.
Стровер кивает:
– Когда я беседовала вчера с Джеммой, она сказала мне, что видела надгробие матери Хаиш.
– Побыла рядом с ней…
Сайлас вспоминает деревенское кладбище, свое наблюдение из покойницкой за Джеммой и Сьюзи. И звонит Сьюзи.
– Мы нашли одну женщину, которая ухаживала за Джеммой Хаиш, – сообщает он ей.
– И? – спрашивает не без раздражения Сьюзи.
– Нам необходимо снова переговорить с Джеммой – срочно!
– Ее состояние все еще очень неустойчивое.
– Именно поэтому нам и нужно с ней повидаться, – Сайлас взглядывает на часы. – Мы подъедем в деревню через полчаса. Без мигалок и сирен. И тихо-спокойно с ней побеседуем.
Я долго лежу в постели, но мое сердце продолжает бешено колотиться. Я не могу забыть, как смотрели на меня люди в больнице… Гнев в их глазах… Должно быть, они считают меня Джеммой Хаиш. Это может обернуться серьезной проблемой. Ничего такого не случилось бы, если бы Тони дал мне другое имя. Почему я согласилась зваться Джеммой? И почему он выбрал именно это имя?
Стоит ли мне поговорить с ним сейчас? Он сказал, что пробудет в кафе целый день. Мне нужно расспросить кого-нибудь об этих людях в больнице. А Абдул куда-то ушел со своим братом – я слышала, как они вышли из паба минут пять назад.
Я открываю дверь и выхожу в коридор. Проходя мимо комнаты Абдула, я слышу, как кто-то стремительно взбегает по лестнице.
– Я пришел сразу сюда, – говорит Тони, переводя дыхание на лестничной площадке.
– Что случилось? Я как раз собиралась навестить тебя в кафе.
– Мне позвонила доктор Паттерсон. Она разыскивает тебя. Полицейские снова хотят тебя допросить.
Я невольно вздыхаю:
– С какой же целью? Что им опять от меня надо? Я не могу рассказать им больше того, что рассказала вчера.
– Тебе нужен адвокат, Джемма. Ты разве не понимаешь, что здесь происходит? Они собираются тебя подставить. Джемма Хаиш исчезла, как в воду канула. Это позорит их всех – копов, Национальную службу здравоохранения. Ты – их единственная зацепка.
– Они наверняка опять попросят меня сдать ДНК-анализ. Я не могу этого сделать.
«Один мазок изо рта и готово…»
– А ты и не должна. До тех пор, пока тебя не арестуют.
– Но если я буду и дальше отказываться, это только усугубит ситуацию.
– ДНК-тестирование не так уж и надежно. Но стоит тебе попасть в эту базу данных, и ты останешься там навсегда, что бы они ни говорили. А это, так или иначе, – негативная характеристика. Впоследствии это может сильно подпортить тебе жизнь.
– Что же мне делать? – Мне хочется, чтобы Тони взял на себя контроль над ситуацией.
– Ступай прямо сейчас ко мне домой, – Тони смотрит на часы. Уже почти половина десятого. – Возвращайся через станцию. Не задерживайся там долго. Там с минуты на минуту должен тронуться поезд на запад. Ключ все еще лежит под цветочным горшком позади дома. Я принесу твой чемодан. Твоя комната на втором этаже, справа. Ты в ней спала в первую ночь по приезде в деревню.
– Почему ты это делаешь? – спрашиваю я. Мне нужно узнать, что за мысли витают в его голове. Понять, что им движет. Чего он в действительности добивается.
– Потому что я не хочу увидеть, как ты ввяжешься в какую-нибудь историю, из которой не сможешь потом выпутаться. И еще меньше мне хочется, чтобы тебя упекли за решетку за то, чего ты не совершала. Копы не имеют права допрашивать тебя таким образом. И у них нет никаких улик против тебя. Я уже в этом убедился. Они часто так действуют. Сначала дружеская беседа без адвоката, а потом – бац! – и ты уже под судом и следствием.
– Тогда в доме ты сказал, что бегство еще никому не помогало.
– Но ты же не бежишь. Ты пока еще свободный гражданин и можешь отправиться, куда тебе заблагорассудится. Они же не предъявляли тебе обвинения. Ты появилась из ниоткуда и снова исчезнешь. Только и всего. Конец истории. Пройдет несколько дней, пока они разыщут настоящую Джемму Хаиш, а когда они ее найдут, все сразу же успокоятся, и мы сможем сосредоточиться на твоих проблемах с памятью.
– Дай мне минуту – собрать чемодан, – говорю я.
– Хорошо. Как соберешься, оставь его у двери. Мне сейчас надо вернуться в кафе.
Как только Тони уходит, я больше не медлю. Я упаковываю вещи и застилаю кровать. Зачем? – и сама не знаю. Потом окидываю взглядом комнату, пианино, умывальник в углу и вспоминаю про зубную щетку и пасту. На полочке над раковиной лежит еще и моя расческа. Я хватаю все эти вещи и убираю в чемодан. Но потом вытаскиваю из него расческу и смотрюсь в зеркало.
Я не могу вспомнить свое имя.
Я расчесываю волосы, кидаю еще один взгляд на свое отражение и с расческой в руках подхожу к постели. Затем встаю на колени и аккуратно кладу расческу на дощатый пол под кроватью – так, чтобы ее не было видно, но легко было найти.
Сайлас паркуется возле церкви и вместе со Стровер проходит на кладбище. Перед тем как позвонить Сьюзи Паттерсон, он хочет посмотреть на надгробие. Они находят его довольно быстро. Весь камень оброс мхом, но надпись курсивом еще вполне различима.
– Цветов нет, – подмечает Стровер.
Сайлас озирается по сторонам, обводит взглядом заливной луг и лесополосу за ним. И снова задается вопросом – не скрывается ли там кто, наблюдая за ними и выжидая.
– У нас еще есть время, – говорит он, разглядев дату смерти.
По округе разносится грохот, сотрясающий летний воздух. На какой-то миг Сайлас принимает его за гром, но тут же вспоминает, что деревня находится не