– Я думала, ты позвонил, чтоб пожелать мне спокойной ночи.
– Так и есть, – иногда Сайлас истово ненавидит себя. Или свою работу? За то, что она вынуждает его так глупо себя вести.
– Не думаю, что тебе стоит спрашивать совета у меня. Ты же знаешь – я приняла ее поначалу за Джемму Хаиш.
– Не только ты.
– Потом я изменила мнение.
А то он не знает! Она добавила Сайласу проблем, хотя у него их и так предостаточно. Помешала допросить Мэдди! Впрочем… он уже простил в душе Сьюзи. Опять дал слабину.
– Если ты хочешь узнать, поправится ли она, – продолжает Сьюзи, – скажу тебе: вероятно. Сегодня она разговаривала со мной по телефону совершенно иначе, более спокойно и собранно, что ли.
– А не слишком собранно?
– Что ты имеешь в виду? – переспрашивает Сьюзи, внезапно уходя в оборону.
Сайлас снова прокручивает карандаш. Как же хочется закурить!
– Она не могла ее симулировать? Свою амнезию?
Вероятность маленькая, но это единственное объяснение, которое пришло в голову Сайласу при попытках понять поведение Мэдди.
– Сомневаюсь, – говорит Сьюзи. – Я видела ее в больнице в тот первый вечер, когда она только появилась в деревне. Она производила трагическое впечатление. Я хочу сказать… обычно, когда что-то случается, люди ищут внимания, сострадания. А она этого не делала. Я почти уверена, что она страдала от диссоциативной фуги.
С тех пор как Сьюзи впервые упомянула про это расстройство, Сайлас много чего вычитал про разные фуги. Он даже узнал, что прототипом его любимого киногероя, Джейсона Борна, послужил реальный человек – живший в девятнадцатом веке евангельский проповедник, странным образом потерявший память.
– Просто все это очень странно, – бормочет Сайлас. – Учитывая интерес Тони.
– К чему именно?
– К проблемам с памятью, к амнезии.
– У Тони действительно нездоровый интерес к болезни Альцгеймера. Он даже приходил ко мне как-то раз на прием из-за этого. Хотя объяснение этому есть – его отец умер от этого заболевания очень молодым.
Сайлас молчит, обдумывая то, что ему сказала Сьюзи и что ему следует ей сказать.
– Тони собирается лететь завтра с Мэдди в Берлин.
– О господи, правда? Лаура и так плоха.
Сайлас и думать забыл про Лауру. И, естественно, не сообразил, какое впечатление может произвести на Сьюзи такая новость – они ведь с Лаурой подруги.
– Ты виделась с ней сегодня вечером? – интересуется он.
– Она у меня, спит в гостевой комнате.
– Я думаю, что это Мэдди все подстроила.
– То есть..?
Сайлас пока еще ни с кем не делился этой теорией, даже со Стровер. Он вспоминает, как звучал голос Мэдди по громкой связи. Именно она попросила Тони полететь с ней в Берлин.
– Почему она постучалась именно в дом Тони, а не кого-то еще, когда приехала в деревню? – спрашивает Сайлас. – Как ты ответишь на этот вопрос теперь, когда мы убедились, что она – не Джемма Хаиш?
– Я не знаю ответа, Сайлас. Сейчас я уверена только в одном – уже поздно, – Сьюзи выдерживает паузу. – Ты же понимаешь, каково мне будет, если окажется, что она симулировала?
Сайлас очень надеется, что ошибается, что у Мэдди действительно фуга. Но если он прав… Как тогда Сьюзи переживет еще один ошибочный диагноз? И как к этому отнесется ее начальство? Репортеры уже пронюхали о существовании «другой Джеммы», женщины, которую принимали за убитую.
– Может, попробуем поужинать завтра? – спрашивает Сайлас, желая сменить тему. Ему не хочется напоминать Сьюзи о прошлом. Все люди совершают ошибки.
– Завтра я не могу, – отвечает Сьюзи. Похоже, ее пыл охладел. – Возможно, на следующей неделе получится.
– Между прочим, я бросаю курить.
– Тебе нужно хорошенько выспаться, – вешает трубку Сьюзи.
Сайлас выходит из рабочего зала, кивая патрульным и пытаясь побороть свою обиду на них. Патрульные добились повышения зарплаты за выход в ночные смены, в отличие от детективов, получающих гораздо меньше, но частенько работающих допоздна. Вдобавок следакам еще урезали компенсацию на спецодежду. А потом кадровики еще удивляются, почему в отдел уголовного розыска никто не хочет идти.
Через пять минут Сайлас выезжает с парковки на Гейблкросс. Ему не следовало звонить и тем более упоминать о Мэдди, намекая Сьюзи на то, что она опять облажалась.
Внезапно, повинуясь импульсивному порыву, Сайлас меняет обычный маршрут до своей квартиры в Старом городе и сворачивает на Флеминг-уэй. Потом на Принзес-стрит, с нее на Ислингтон-стрит и проезжает мимо здания судов Короны и графства. В нем он провел приличную часть своей жизни. Раньше в этом же здании находился его полицейский участок, связанный с судейскими корпусами крытым переходом.
У многоэтажной автостоянки Сайлас притормаживает, окидывая взглядом волнистое строение. Конор наверняка где-то там, внутри. Обычно он торчит в лифтовом холле на четвертом этаже, в окружении использованных шприцов и ампул.
Сайлас останавливается на улице и какое-то время сидит в темном салоне машины, не выпуская из рук руля. Как ему поступить? Подняться наверх, вытащить Конора из этого жуткого мира, привезти домой и уложить в постель? Ему не удалось спасти жизнь Джеммы на бечевнике у канала. Если он ничего не предпримет в ближайшее время, Конор тоже будет мертв. Но что он может сделать? Сайлас уже неоднократно забирал отсюда сына. И все без толку. В последний раз Конор даже подрался с ним, не желая возвращаться домой.
На улице появляются двое патрульных. Сайласу сегодня определенно не везет.
Вытерев глаза тыльной стороной руки, детектив трогается с места – в темную суиндонскую ночь. Кинув напоследок еще один взгляд на стоянку, он отчаянно пытается избавиться от навязчивого образа, то и дело всплывающего в памяти, – лица Джеммы Хаиш в тот самый момент, когда прогремели выстрелы. Слишком много потерянных жизней…
Люк отвечает на телефон всего через один гудок. Он всегда чутко спит – сказывается результат многолетних ночных бдений в одиночку у постели Майло.
– Ты просил меня позвонить в любое время суток, – говорит Натан.
Люк включает свет и бросает взгляд на радио-часы: половина третьего ночи.
– Правильно, – отвечает Люк, усаживаясь на кровати и пытаясь сориентироваться. – Я ждал твоего звонка.
– Я чертовски рад слышать твой голос, дружище, – восклицает Натан. – Давненько мы с тобой не трепались.
Люк все еще спит? Видит сон? Каждый раз, когда они общаются, он не может отделаться от мысли, что Натан разговаривает не как английский врач, а как американский серфингист. Или его карикатурное подобие. Натан всегда был хорошим имитатором – ему бы податься на сцену, но медицина взяла верх над актерским призванием. Сейчас Натан – профессор кардиоторакальной хирургии в высшей медицинской школе Стэнфорда. И из всех университетских приятелей Люка он, пожалуй, добился наибольшего успеха в жизни. Старые приятели несколько минут обмениваются семейными новостями: жена Натана, также врач, недавно защитила докторскую по анестезиологии и тоже стала профессором; и все трое детей этой пары, по-видимому, пойдут по стопам родителей. А потом Натан переходит к теме Тони де Стаала.
– Я позвонил одному коллеге в Санта-Фе, – говорит он. – Оказывается, твой дружок Тони…
– Он мне не дружок, – перебивает приятеля Люк.
– Уф! – выдыхает Натан. – Твои слова мне прям бальзамом на душу. А то я начал за тебя беспокоиться… По общим отзывам, этот Тони показал себя на первом курсе порядочным дерьмом. Распутство, грязные делишки и всякое такое…
– А что он натворил? – интересуется Люк. – Кроме того, что пытался вынести в своем кармане из анатомички мозг покойника?
– Так тебе об этом известно?
– Я прочитал эту историю в сети, – перед глазами Люка снова встает статья об отчислении Тони из медицинской школы, «…за глумление над трупом…».
– Ну, значит, мы говорим об одном и том же парне. Я на всякий случай решил уточнить, прежде чем обзванивать народ. Тот коллега дал мне целый список людей, которые могут знать больше. На болтовню с ними уйдет уйма времени.
– Это проблема? – спрашивает Люк, заранее благодарный своему приятелю за помощь. Натан всегда доводит начатое дело до конца. – Ты там не перенапрягись, пожалуйста.
– Ха! Я сам заинтригован. А кроме того, за мной должок – помнишь? Услышимся позже.
Люк уже давно забыл про «должок» Натана. Год назад Люк устроил своего крестника поработать недельку в одной английской газете. Этот опыт убедил парня навсегда «забить» на журналистику и по примеру отца заняться медициной.
День четвертый
Тони просыпается рано. Позади – беспокойная ночь, мрачные сны и тревожные мысли о Берлине. Тони уверен, что снова стонал во сне, может быть, даже кричал. Но в доме нет никого, кто мог бы услышать его вопли. Лаура так и не вернулась после того, как забрала свои вещи. Что ж, это только упростило ситуацию. Тони снилась его старая фотостудия («Не забыть бы взять ключи!»), запертая на целых пять лет, пустая и нелюбимая. А еще он представлял себе Мэдди и то, что может с ней приключиться, если она прознает что-нибудь о его жизни в Берлине.
Именно в тот момент он закричал – вспоминает Тони. Но что побудило его закричать? Вина за все, что он сделал другим? Или страх за то, что происходит с его атрофирующимся мозгом? В перерывах между ночными кошмарами Тони бодрствовал, размышляя о своих скрытых файлах и том, что могли нарыть копы. Чертовы копы! Как же быстро развиваются события!
Им с Мэдди необходимо вылететь в Берлин самым ранним рейсом. Но прямо сейчас он должен наведаться в кафе. Нужно создать у всех впечатление (и у копов тоже), что он намерен возвратиться из Берлина в деревню. Хотя сам Тони понимает: ключи от его будущего отныне лежат в его прошлом.
Иногда по выходным Тони в кафе подменяла дочка владельца паба. Накануне вечером он позвонил ей, и девушка согласилась взять в свои ручки «бразды правления» – на время его отлучки. Правда, носить по утрам на станцию горячие закуски и кофе она не будет. Ну да и ладно!