Ее тон заставляет Сайласа насторожиться. Детектив подходит ближе к изображению. Когда-то он тоже увлекался фотографией – но снимал, в основном, пейзажи и достопримечательности тех мест, куда его заносила жизнь. А не подобные вещи. Сайлас пристально вглядывается в снимок. В отличие от Конька Дэниса, в положении туловищ двух «флорентийских» коньков есть что-то неправильное. Как будто поверх каждого из них было наложено еще одно фото. Сайлас не уверен, что это дефект съемки. Такое впечатление, что фотография была отретуширована. Насыщенность красок явно была намеренно усилена, чтобы акцентировать цветовую тональность коньков и структуру коралла.
Сайлас перемещается к следующей картине, бросая попутно взгляд в зону кафе. Девушка за прилавком кивком показывает ему на стакан. Интересно, кому она отправляла эсэмэску? Уж не Тони ли? – снова озадачивается Сайлас.
– Ваш соевый мокко готов, – смакуя слова, сообщает он своей помощнице.
Стровер отходит к прилавку, чтобы забрать свой напиток.
– Что? – спрашивает она босса по возвращении.
– Ничего, – бормочет тот себе под нос.
По правде говоря, кофе пахнет чертовски вкусно, – вынужден признать Сайлас. Но он все равно не будет его заказывать. Сейчас не до кофе. Детектив впивается глазами в очередную картину. Она называется «Hippocampus alwyn». Похоже, уэльские коньки…
И тут Сайласа осеняет. «Мастер маскировки…» Живот детектива скручивает от боли – как уже было, когда на его участок в первый раз доставили Конора, почти в бессознательном состоянии и совершенно неузнаваемого.
– Помните, что сказала нам Сьюзи в больнице? – спрашивает он Стровер. – О том, что у Мэдди была подруга, которая умерла?
Стровер кивает:
– Она и мне рассказала о ней, когда я ее допрашивала.
– А как звали ту ее подругу?
Вопрос Сайласа чисто риторический. Но он не останавливает помощницу, потянувшуюся за блокнотом. Пока Стровер просматривает свои записи, Сайлас возвращается к первой картине и перечитывает подпись: «Hippocampus Florence». Вот он – тот самый момент, ради которого он сгорает на работе, которого он всегда ждет и страшится одновременно. Момент, когда пронзительная догадка стимулирует резкий выброс в кровь адреналина. Только победную эйфорию омрачают образы жертв.
– Флер, – говорит Стровер, отрывая взгляд от своего блокнота. – Умершую подругу Мэдди звали Флер.
Сайлас вплотную придвигается к изображению, изучая его рептилоидные черты.
– Флер – это вариант имени Флоранс, – говорит он.
«Hippocampus Florence» не имеет никакого отношения к Италии.
Я замечаю Тони до того, как он отыскивает меня своим взглядом. Если я верно оцениваю ситуацию, то узнавать его мне не следует. Я сижу за столиком в дальнем углу гостиничного фойе, вцепившись одной рукой в свою сумочку на коленях и зажимая в другой руке записку, написанную самой себя накануне вечером.
– Мэдди! – приближается ко мне Тони.
Я вскидываю на него глаза – как смотрят все люди на незнакомых им людей. В точности так я глядела на Тони с порога его дома и в первый день по приезде в деревню.
– Я – Тони. Ты получила мою эсэмэску?
Кивнув, я выдавливаю из себя неуверенную улыбку – уклончивую и ни к чему не обязывающую.
Тони косится на записку, зажатую в моей руке.
– Мы летим с тобой сегодня в Берлин, – наклоняется он, чтобы поцеловать меня в губы.
Я инстинктивно отворачиваюсь, и его губы скользят по моей щеке.
– Извини, – тихо говорит Тони, присаживаясь рядом со мной.
Все так и должно происходить? Как бы повел себя на моем месте другой человек?
– Не будем забегать вперед… – ухмыляется Тони и снова косится на мою руку: – Вижу, ты нашла записку?
– Я прочитала ее сегодня утром. Только все равно ничего не понимаю… Я не могу взять в толк, что происходит.
Тони кладет мне на коленку свою руку. Я старательно изображаю встревоженность. По-моему, я веду себя правильно.
– Все будет хорошо, – заверяет меня Тони. – Доверься мне, – с этими словами он достает свой мобильник и наклоняется ко мне, чтобы сделать селфи. – Фото сегодняшнего дня.
Я смотрю на него с замешательством.
– Тебе просто нужно перечитать свои записи, – говорит Тони. – Они там, я уверен, – кивает он на мою сумочку.
Я заглядываю внутрь – так, словно и не знаю, что могу там найти. И вытаскиваю три исписанных листа формата А4.
– Правда, вчера ты ничего не записывала, – продолжает Тони, наблюдая за тем, как я начинаю читать. – У тебя был трудный день. Но остальные дни все объяснят. Мы вместе летим в Берлин. Я помогу тебе сориентироваться там. Где твой билет? Нужно поменять его на более ранний рейс.
Тони заказывает для себя кофе, а для меня – чай с мятой. И последующие несколько минут мы периодически обмениваемся репликами, пока я дочитываю дневник о своем пребывании в деревне. Поразительно, как скрупулезно я все записала!
– Теперь ты понимаешь, что к чему? – спрашивает меня Тони. – Почему мы с тобой здесь, вместе?
– Ты очень добрый человек, – говорю я.
– Моя жена с тобой, пожалуй, не согласится.
При упоминании о Лауре я вздрагиваю, но не отрываю глаз от своих листков:
– А полицейские нашли Джемму Хаиш?
– Да, нашли…
– А почему я уехала из деревни?
– Потому что боялась, что копы примут тебя за нее. Это было верное решение. Ты выселилась из гостиницы?
Я киваю, продолжая читать.
– Я же сказал тебе не делать этого.
Я поднимаю на Тони глаза. Внезапная смена его тона застает меня врасплох.
– Вчера вечером, – говорит Тони.
– Не помню, – бормочу я.
Тони в досаде отворачивается.
– Ладно, все нормально. Это моя ошибка. Надо было сказать, чтобы ты это тоже записала – в напоминание себе, – Тони делает паузу, а потом вдруг интересуется: – Они уже прибрали номер?
– Я не знаю.
Но Тони не дожидается моего ответа. А направляется прямиком к стойке гостиничной администрации. Что он задумал? Я наблюдаю за тем, как он беседует с дежурной. Та время от времени косится в мою сторону. А потом Тони кивком подзывает меня подойти.
Через две минуты мы возвращаемся в мой номер.
– Вполне приличный, – окидывает Тони взглядом замкнутое пространство. – Мне всегда было до лампочки, большой номер или нет. Главное, чтобы в нем было чисто.
Тони проводит пальцем по буфету, проверяя наличие на нем пыли, и одобрительно кивает.
– Для чего мы сюда вернулись? – спрашиваю я.
Тони поворачивается ко мне лицом и сжимает мне плечи – точь в точь, как тогда в лесу:
– Ты ничего не помнишь, крошка? И чем мы занимались вчера тоже?
– А чем мы вчера занимались? – переспрашиваю я, не в силах заглянуть ему в глаза.
Выпустив меня из своих цепких рук, Тони снимает куртку и вешает ее на спинку стула. Я отчаянно борюсь с подступившей тошнотой. Это не входило в мой план.
– А мы успеем на рейс? – уточняю я.
Тони наклоняется вперед, целует меня в губы, а потом валит на кровать, одной рукой уже касаясь кнопки моих джинсов. Раз, два, три… Я отчаянно соображаю, что мне делать, быстро прокручивая в голове все возможные варианты. Но у меня не получается прикоснуться к своей татуировке. Какой ужас! Зачем я выписалась из номера? Зачем позвала Тони лететь со мною в Берлин?
– Мне только нужно заглянуть в ванную, – говорит Тони, оставляя меня лежать на постели. – Подожди здесь, я сейчас.
– Только не долго, – освободившись от назойливой руки Тони, я с облегчением провожаю его взглядом. Спасибо, Господи, что он так одержим чистотой! Тони прикрывает за собой дверь.
Слишком разволновавшаяся, чтобы дышать ровно, я судорожно роюсь в своей сумочке и извлекаю из нее маленький флакончик духов. А потом обвожу номер глазами. Дымовой детектор установлен у входной двери, над шкафом. Встав на мыски, я распыляю духи по пластиковой решетке в надежде, что он сработает. Увы… Кинув взгляд на дверь в ванную, я под шум смываемого унитаза повторяю свою попытку. Ну же, давай, реагируй! – молю я прибор. И через миг по комнате разносится пронзительный сигнал тревоги. Я бросаюсь обратно к кровати, закидываю духи в сумочку и стягиваю с себя топ.
– Господи, что такое? – выскакивает из ванной Тони в одном гостиничном халате, едва завязанном спереди.
– Надеюсь, это обычная проверка, – говорю я, стараясь выглядеть невозмутимой.
– Я плохо соображаю, – не сводит глаз с моей груди Тони. Детектор уже орет оглушительно, невыносимо. И страсть Тони угасает.
Он не успевает дойти до кровати, как вдруг звонит телефон. Тони хватает трубку.
– Здесь нет никакого пожара, черт вас подери, – злобно рычит он. – Никакого задымления, никакого возгорания, ничего… – пару секунд Тони слушает, что ему говорят, а потом взрывается: – Здесь не может быть пара, потому что мы не пользовались душем, – он бросает трубку, и тут же раздается стук в дверь.
– Я открою, – говорю я, натягивая топик. Мне нужно поскорее встать – не дать Тони уловить запах духов. Хотя, похоже, он его уже учуял. Надеюсь, он решит, что я готовилась к близости с ним. Маловероятно, конечно, но чем черт не шутит.
– Мне необходимо осмотреть номер, – говорит человек в униформе.
– Да, конечно, – отступив в сторону, я пропускаю его внутрь. Я еще никогда в жизни не радовалась так сильно при виде незнакомца на своем пороге!
Люк пытается дозвониться до Стровер уже в третий раз за утро. И все время наталкивается на автоответчик. Он оставляет еще одно сообщение – просьбу перезвонить ему при первой возможности: у него появилась информация о Тони де Стаале, которая может заинтересовать полицию.
После второго звонка Натана из Калифорнии Люк так и не сомкнул глаз. «Пациент Г.М.» и нейрохирург из Коннектикута, Уильям Бичер Сковилл, отбили у него всякий сон. Люк все-таки не удержался и посмотрел в Ютубе ролик об эксперименте Сковилла над Генри Молисоном. Зря он это сделал! В результате у него не только сон, но и аппетит пропал. Как он теперь будет завтракать?