Забвение — страница 26 из 70

ем без дела на протяжении долгих периодов – предположительно, для умствований и изобретений, – и ожидания в течение 29,518 синоптического дня, прежде чем селяне снова выстроятся со своими соответственными вопросами. И по мере того, как основанная на торговле экономика деревни становилась все более сложной и современной, одним из внесенных изменений оказалось то, что некоторые особенно сметливые и проницательные члены каст шаманов и повитух начали пестовать в себе интеллектуальный или, так сказать, риторический навык построения ежемесячного вопроса таким образом, чтобы добиться от экстраординарного ребенка максимально ценного ответа, и затем начали продавать или предлагать для бартера свои умения вопрошания обычным селянам, желавшим извлечь максимальную пользу из ежемесячного вопроса, что и знаменовало приход, как это, судя по всему, терминологически облек нарратив, «касты консультантов деревни». К примеру, вместо того, чтобы спрашивать ребенка что-то узко направленное в виде: «Где в регионе дождевых лесов нашей деревни следует искать некоторый тип съедобного корня?» – профессиональный консультант предложил бы клиенту справиться у ребенка о чем-то более обобщенном, в духе, например: «Как прокормить свою семью, прикладывая меньше усилий, чем расходуется ныне?» или «Как обеспечить себя запасами пропитания, которых достанет нашей семье в течение периодов, когда доступные ресурсы скудеют?». С другой стороны, по мере того, как все предприятие становилось все более мудреным и специализированным, каста консультантов также обнаружила, что максимизация ценности некоторого ответа иногда требовала более специфичного и практичного вопроса – так, например, вместо «Как повысить запасы дров?» более действенным вопросом могло бы стать: «Как одному человеку передвинуть ствол поваленного дерева ближе к дому, дабы иметь в достатке дрова?» И, по всей видимости, некоторые из новой касты консультантов в этой деревне стали поистине гениальными посредниками и умели ставить вопросы исторически-культурного значения и ценности, такие, как «Когда сосед просит взаймы мое копье, как задокументировать заем, чтобы подтвердить принадлежность копья на тот случай, если сосед неожиданно заявит, что копье принадлежит ему, и откажется возвращать?» или «Как отвести воду из ручья в дождевом лесу так, чтобы жене не приходилось преодолевать целые мили с кувшином на голове, дабы принести воду из ручья, а заставить ручей прийти к нам?» и так далее – здесь неясно, это мой друг или его знакомец приводят собственные примеры или же это примеры, перечисленные во время услышанного диалога на рейсе «Юнайтед». Он сказал, что некоторые самые обобщенные заключения о разном возрасте и экономическом статусе двух пассажиров можно было вывести из разного цвета волос и стрижки, их позы и затылков, но не более. Что под рукой не нашлось никакого чтения, кроме традиционного полетного каталога и инструкции по безопасности в кармане сиденья, а несмолкаемый шум двигателя на крыле пресекал попытки уснуть даже после приема таблетки, и что ему буквально ничего не оставалось, кроме как чуть придвинуться и попытаться как можно более ненавязчиво прислушаться, что же излагал своему необразованному соседу или сотоварищу темноволосый молодой пассажир, попытаться это истолковать и поместить в какой-либо контекст, чтобы, так сказать, заземлить повествование и придать тому, если угодно, познавательности или релевантности в его собственном контексте. Или вроде того, но в некоторые моменты становилось неясно, что относится к «вещи в себе» для нарратива этого цикла, а что – к редакторским отступлениям и комментариям пассажира, например тот факт, что, по всей видимости, в продолжение десятилетнего проживания ребенка на особой приподнятой платформе культура деревни эволюционировала от охоты и собирательства к грубой форме земледелия и животноводства, а также были открыты принципы колеса и ротационного выдавливания, построены первые целиком замкнутые жилища из ивняка, крытые ямсом, созданы идеографический алфавит и примитивная письменная грамматика, которые повлекли умудренное разделение труда и грубую экономическую систему торговли различными товарами и услугами; и, словом, вся культура, технология и стандарты жизни деревни претерпели метастатическую эволюцию, обычно занимающую тысячи лет и несметные палеолитические поколения. И – неудивительно – эти квантовые скачки вызвали некоторые опасения и зависть во многих других палеолитических деревнях региона, задержавшихся на этапе развития пантеошаманизма, охоты-собирательства и кружка вокруг огня в холода, и повествование на рейсе «Юнайтед» особенно фокусируется на реакции одной большой и грозной деревни под единовластным управлением шамана-автократа в некоей тоталитарной теократии, также исторически господствовавшей во всем регионе дождевых лесов и собиравшей дань со всех остальных деревень по причинам как бесстрашия своих воинов, так и того, что шаман-автократ чрезвычайно стар, политически прозорлив, безжалостен, устрашающ и повсеместно считается по самой меньшей мере состоящим в союзе с дьявольскими Белыми духами примитивного дождевого леса – держите в уме, что это экваториальный регион третьего мира, так что темные цвета здесь, судя по всему, ассоциировались с жизнью, благотворными высшими силами и светом, а белые оттенки – со смертью, утратой и злыми или пагубными духами из пантеона, и, по всей видимости, одна из причин, почему воины господствующей деревни такие грозные, состоит в том, что шаман заставляет их перед битвой обмазываться кипенной или светлой глиной, или толченым тальком, или некой белесой непристойной субстанцией, так что, согласно легенде, наружностью они напоминают полк злых духов или восставших мертвецов, вооруженных до зубов копьями и фитотоксическими духовыми трубками, и это зрелище всегда столь устрашает воинов всех других деревень, что они трепещут и падают духом еще прежде вступления в битву, и господствующая деревня не знала серьезного сопротивления с той самой поры, как много эпох назад к единовластному управлению пришел шаман-некромант. И вместе с тем наиболее политически прозорливые высшие касты господствующей деревни в конце концов, очевидно, обеспокоились из-за другой деревни с мессиански-гениальным ребенком: они страшатся, что по мере того, как ребенок из деревни будет развиваться и становиться все более и более просвещенным и умудренным, раньше или позже какой-нибудь предусмотрительный член касты воинов маленькой деревни обратится к ребенку с вопросом: «Как нам напасть и одолеть деревню – (знакомец не смог разобрать или воспроизвести произнесенное пассажиром авиарейса название _______ господствующей деревни, судя по всему, состоящее большей частью из горловых щелчков), чтобы завладеть ее землями и охотничьими угодьями для нашей более просвещенной и умудренной культуры?» – и так далее; и делегация из граждан верхней касты деревни воинственных _______ наконец набирается духу и выходит всей толпой на аудиенцию с тираном-шаманом, который, как выясняется, не только чрезвычайно стар и могущественен, но и на деле альбинос – со всем вытекающим из врожденной бледности значением в этой части доисторического мира, – и который, по всей видимости, обитает в маленькой и аскетично обставленной хижине в пригороде той господствующей деревни и проводит бо́льшую часть времени за тайными некромантскими ритуалами с исполнением грубых музыкальных произведений человеческими тазовыми и берцовыми костями на рядах разноразмерных человеческих черепов, словно на какой-то жуткой палеолитической маримбе, а также, судя по всему, пользуется черепами в качестве и личного котелка, и унитаза; и элита деревни приходит с традиционным пиететом и подношениями, а затем представляет свое беспокойство в связи с быстрым развитием деревни-парвеню под руководством гениального несовершеннолетнего lusus naturae[22] – кто, как нам, кстати говоря, к этому времени становится известно, жречески заседает на своем приподнятом центральном помосте уже не один солнечный цикл и теперь перевалил за десятилетний возраст, – и уважительно справляются у своего лидера-некроманта, не уделит ли он, часом, свое внимание вопросу уберребенка и/или посчитает нужным вмешаться прежде, чем деревня-выскочка достигнет такого уровня просвещения, что окажется не по зубам даже белокожим воинам деревни хищных _______. В ходе повествования звучат некоторые намеки, что в господствующей деревне _______ царит каннибальская культура либо, возможно, в обиходе каннибальские практики по отношению к вражеским военнопленным для еще большего устрашения и деморализации конкурирующих культур, но это подается в недомолвках и не выходит за рамки двусмысленности. Все, что знакомец мог сказать наверняка, – что весьма аналитический повествователь с рейса был темноволосым и – судя по его позе и характерно подровненным волосам у загорелой шеи – моложе и более высокого социального или экономического положения, нежели второй пассажир – опять же, производивший впечатление человека с неким слуховым или, возможно, когнитивным дефектом. Структурно эта сцена, судя по всему, служит одновременно и кульминацией протазиса, и, так сказать, катализатором завязки повествования, поскольку именно в этот момент нам сообщается, что оригинальный экземплум здесь делится или ветвится по меньшей мере на три главные эпитазические вариации. Все три версии упоминают, что зловредный шаман выслушивает страхи и мольбы от совета граждан высшей касты деревни _______, а затем осуществляет продолжительный и весьма изощренный пантеистический ритуал, во время которого варит ямс в особом церемониальном черепе и читает будущее по поднимающемуся пару – в том же духе, как некоторые другие примитивные культуры читают будущее по кофейной гуще или внутренностям птицы, дабы предвестить и обосновать определенный курс действий. Далее в одной вариации эпитазиса шаман – чьи глаза в рассказе называются буквально красными точно так же, как зрачки некоторых современных представителей альбиносов могут казаться рдяными или алыми, – судя по всему, употребляет внутрь некое пигментирующее снадобье или обмазывается темной глиной, маскируется плащом и пышной раввинской бородой и кудесническим образом телесно перемещается через весь регион в ту деревню-выскочку, где внедряется в долгую очередь селян с их соответственными вопросами к ребенку на помосте, и по скором прибытии к началу очереди вороненый шаман дарует ребенку подношение в виде некоего таинственного плода-мутанта хлебного дерева со странным новообразованием в виде выдающегося нароста: тот напоминает глиф из нового грубого алфавита деревни, обозначающий «рост», «плодородие», «мудрость» или «судьба» (письменный язык деревни все еще не очень развитой или разнородный), на боку плода, а затем вместо того, чтобы задать вопрос вслух и в полный голос, всенародно, что в этих лунных ритуалах вопросов и ответов уже постепенно эволюционировало в целый обычай, зловещий шаман – в мантии из шкуры ягуара и с развевающейся раздвоенной бородой – взамен придвигается и что-то произносит шепотом ребенку на маленькое ушко – у туземцев этого региона, судя по всему, очень маленькие и близко посаженные уши, примерно как