емать, или «кемарить», у боковой дверцы], Хоуп выдвинула мысль, что в малом с подобным количеством ключей чувствовалось что-то успокаивающее, надежное или [в категориях самой Хоуп] «существенное» [тогда как я, со своей стороны, придержал при себе тот факт, что мои ассоциации касательно ключей были несколько более завхозовыми]).
По условиям мы с Хоуп должны были посещать Клинику Сна один раз в неделю, по средам, на общем протяжении от четырех до шести недель, и ночевать в Камере сна под пристальным наблюдением. Большая часть Приемного процесса сбора данных затрагивала наши с Хоуп ночные привычки или «ритуалы» при отходе и подготовке ко сну (данные «ритуалы» одновременно распространены, но уникальны или характерны у большинства женатых пар, как объяснил Специалист по сну), дабы «воссоздать» по возможности эту логистику и практики – с очевидным исключением любых физически интимных или сексуальных аспектов, добавил здесь Сомнолог, по-клинически не выказывая различимой сконфуженности или «стеснительности», тогда как Хоуп избегала моего взгляда, – во время «ночевок», когда мы готовились ко сну под наблюдением. В раздельных Раздевалках мы первым делом переодевались в светло-зеленые больничные халаты и одно-разовые тапочки, затем в тандеме шествовали в назначенную Камеру сна, пока Хоуп одной из рук поддерживала закрытым длинный вертикальный «разрез», шлицу или «щелку» позади халата над задом. Ни халаты, ни освещение высокой интенсивности никто бы не назвал «лестными» или «скромными» – и Хоуп, как женщина, позже возмущалась, что чувствовала некое унижение или «надругательство» над собой из-за того, что ей пришлось спать под тонкими покрывалами под наблюдением безымянных людей под беспощадным светом. (Частые замечания или жалобы вроде этой были скандальными «провокациями», на которые я отказывался реагировать или отвечать, во время долгих, обратных поездок домой на следующее утро, где я наскоро брился, переодевался и готовился к теперь уже мучительному переезду в «час пик» до Элизабета на полный день работы. Частой привычкой Хоуп иногда было внешне согласиться или уступить предложению и ждать, прежде чем озвучить свои возражения уже в ходе условленного курса действий, когда в прошлом потенциально резонные условия или оговорки теперь производили впечатление лишь бессмысленных нападок. Однако к этому моменту конфликта я уже научился подавлять фрустрацию, унижение или даже желание заметить, что время для продуктивного действия подобных жалоб давно прошло, так как замечание неизбежно приведет к тому супружескому спору или «столкновению эго», где не может быть одного победителя. Стоит также отметить, как я отмечал для Честера [или («Ради Бога») «Джека»] Вивьена, что при наших соответственных натурах конфликт или спор больше сказывался или «отражался» на мне, чем на Хоуп, Наоми или Одри, всем из которых словно сравнительно легко «стряхнуть» адреналин и расстройство после разгоряченного разговора). Нас проинструктировали или предложили привозить из дома собственные продукты для ухода или личной гигиены и пользоваться (сперва Хоуп, затем мне, прямо как дома) уединенной ванной, чтобы проходить личные гигиенические «ритуалы» в подготовке ко сну (где, однако же, Хоуп пренебрегала эмолентом для лица, сеткой для волос, увлажнителем и перчатками ввиду необходимости спать на виду у наблюдателей и пано-плии камер для «низкого уровня освещенности» вопреки всем инструкциям имитировать по возможности ближе наши домашние привычки). Помощники или лаборанты затем присоединяли белые, круглые «накладки» или свинцовые электроды «ЭЭГ» – с чрезвычайно холодными и «чудными» проводящими гелями, как заметила Хоуп, – к вискам и лбам наших голов и груди с руками, вслед за чем мы с аккуратностью или «опаской» параллельно ложились на койки Камеры сна, аккуратно, чтобы не было накладок и чтобы не запутались сложные гнезда проводов, ведущих от накладок к серому монитору «приема» или «передачи» на колесиках, тихо гудевшему в северо-восточном углу Камеры сна. Техники «Команды сна» – некоторые из которых, как выяснилось, были студентами Медицинского отделения в близлежащем Университете Рутгерса, – в основном носили бесшумную, белую обувь и расстегнутые «лабораторные» халаты нараспашку поверх ежедневной или «штатской» одежды. К некоторому нашему удивлению, три из, видимо, «стеклянных» стен нашей Камеры сна в реальности оказались по пребывании в стенах Камеры зеркальными, так что мы изнутри не могли разглядеть техников или записывающее оборудование, тогда как четвертая, или последняя, стена интерьера представляла собой сложный видеоэкран или «проекцию» размером со стену с различными расслабляющими или убаюкивающими видами, «сценами» или картинами: поля кивающей пшеницы, журчащие ручьи, зимние ели, облаченные в свежевыпавший снег, лесные зверьки, покусывающие периодическую падалицу, приморские рассветы и так далее в подобном духе. Матрасы и одинокие подушки на койках-близнецах, как также оказалось, были обернуты целлофановым веществом и слышно поскрипывали по каждом движении, что я находил отвлекающим и каким-то несанитарным. Также койки содержали вдоль краев металлические бортики, которые казались выше и существеннее, чем бортики или края, присущие ассоциациям с более типичной «больничной» койкой. Назначенный на наш случай Сомнолог – доктор Пафян, с вышеописанным сдержанным видом, «сединой в голове» и сессильным черепом, – объяснил, что в число дисфункций сна некоторых пациентов входят сомнамбулизм или некие неистовые или даже потенциально опасные движения в разгар сна и что бортики на 65 см из матовой стали, приделанные к краям коек Камер, установлены по решению страхового андер-райтера Клиники Сна.
Также – поскольку легкое чтение в среднем от 20 до 30 минут перед тем, как Хоуп традиционно выключает свет в «бра» над своей кроватью, было довольно твердо установленной частью наших супружеских привычек в подготовке к отходу, – мы с Хоуп провели три последовательных среды подряд, 20 или больше минут неловко сидя в узких койках «колыбельного» вида (из-за высоких латеральных бортиков) с одной только хрустящей казенной подушкой под спину, якобы «читая» в соответственных койках в Камере сна, как дома, каждый со своей текущей предпочитаемой «livre de chevet», которые Хоуп привозила из дома в своей сумке Книжного клуба, но которые в этом искусственном окружении были лишь «реквизитом», и я не более чем рассеянно листал страницы «Песочных замков» Курта Эйхенвальда[48], пока идея расслабиться или «сомлеть», будучи опутанным ЭЭГ-накладками и ерошащимися проводами, целиком отражаясь в трех из стен маленькой кельи, казалась фарсовой или абсурдной; но я – после доверенной, хоть и келейной «консультации» с Джеком Вивьеном – теперь был решительно настроен целиком пройти эксперимент по техническому комплаенсу и не жаловаться, колебаться или давать Хоуп какой-либо повод заподозрить или подумать, что я не готов целиком выполнить свою сторону «сделки». (Тем не менее, признаться, иногда, например, в поездке, особенно, конечно, в ежедневном пути через Гарден-Стейт-Парквей или на запад по 195-му – через платную дорогу «Джерси» – и «I»-276 вокруг верхней границы метрополии Филадельфии до кампуса вне-штатного Брин-Мара, чтобы в дальнейшем припарковать автомобиль на Монтгомери-авеню и смотреть снизу вверх, как включается или выключается свет в комнате Одри в обще-житии первокурсников [или, более формально, «Ардмор-хаусе» – в честь покровителя колледжа из Девятнадцатого века, – построенном или «выполненном» в виде отвесной, серой, головокружительной, зубчатой башни или крепости средневековой эпохи в стиле «Мартелло»] в северо-восточном углу Четвертого этажа башни или «твердыни», пока она перемещается по комнате после спаренных уроков или готовится отойти ко сну или раздеться, – я впадал в такое расстройство или меланхолию или поддавался такому ошело-мляющему страху или «ужасу» безо всякой различимой или уважительной причины [это чувство, несвязанное с депривацией сна, чьи симптомы к этому моменту времени я уже столь хорошо изучил, как будто находит как «из ниоткуда» и возникает, так сказать, из какой-то глубокой, подсознательной, психической бездны или «дыры»], что я задумывался о том, чтобы намеренно «вильнуть» через разделительную черту навстречу встречному движению. Этот страх в среднем длился всего миг-другой).
Однако несмотря на мою нервозность или возбуждение из-за будущей перспективы объективной удостоверения моей «стороны» в диспуте, из-за пожизненного обычая или привычки лежать навзничь на спине с согнутыми локтями и сложенными – одна ладонь поверх другой – ладонями расслабление, пока мягкие пейзажи и резкий свет Камеры сна внешне отключались где-то извне Камеры, давалась мне куда проще в противоположность Хоуп, в чьих привычках (в отличие от нашей Одри, которая предпочитает свернуться в некой позе «зародыша» на правом боку и часто как будто просыпается ровно в той же позе, в какой изначально лишилась сознания) погружаться в сон «ничком», или на животе, с раскинутыми руками и повернутой или, так сказать, почти жестоко «выкрученной» вбок головой, словно сзади и сверху ее придавливает какой-то тяжелый, нежеланный вес (поза, которую большинство взрослых найдут откровенно неудобной), и потому она жаловалась «Команде сна», что ей будет почти невозможно по-настоящему провалиться в сон навзничь и лицом, так сказать, «вверх», как диктовали накладки и провода ЭЭГ. Тем не менее впоследствии она (как обычно) проваливалась в сон быстро; и на нашу «ночевку» второй среды в Камере сна уже ни она, ни «доктор Пафян» (когномен или фамилия Специалиста по сну) не говорили о ее яростных протестах на прошедшей неделе.
Как упоминалось выше, диагностический протокол предписывал приезжать и «ложиться» вместе спать в Мемориальную Клинику Сна Дарлингов, раз в неделю в течение возможного срока в пределах шести недель, пока мои с Хоуп паттерны соответственных мозговых волн мониторили, а любые неподобающие движения, звуки или пробуждения записывали на ин-новационную Инфра-красную видеопленку для «низкой освещенности» (Хоуп взяла за привычку равным образом удостоверить качество аудиозаписи, пока я нейтрально рассматривал расслабляющие картины на экране на Четвертой стене), которую затем проанализирует наш Сомнолог, чтобы в конечном итоге сформировать базу для медицинского диагноза и рекомендованного курса лечения. Сам я, конечно, как упоминалось выше, с некоторым предвкушением ждал эмпирического удостоверения в записях того факта, что, когда Хоуп вскрикнет в ярости, чтобы внове обвинить меня в «храпе», мои ЭЭГ-волны обозначат, что я не только не сплю по-настоящему, но и что, напротив, собственные «показатели» мозга Хоуп убедительно докажут то, что на самом деле это она в это время действительно спала и видела сны, галлюцинации или какие-либо иные «фантазии» о неприятных звуках, которые, как она непреклонно верила, «лишали» ее сна, здоровья, молодости и способности верить, что мы с ней все еще «на одной волне» и наш брак – нечто большее, чем асексуальный фарс, особенно теперь, когда Одри больше нет дома, чтобы «занимать» мои мысли или служить «фокусом [моего] расположения» (что Хоуп среди прочих обвинений ставила мне