на вид в карательном пылу самых худших утренних споров относительно конфликта и всей нашей жизнеспособности как супругов и мнимой «семьи»).
Как, однако, выяснилось, потребовалось только три недели авторизованного ОРВ минимума (или «нижнего уровня»), чтобы административный помощник или фактотум из Клиники Дарлингов написал мне на пейджер на моем рабочем месте в маленьком кабинете в отделе Систем (оказывается, он равным образом звонил на наш домашний телефонный номер, но Хоуп либо «не было» [что случалось все чаще и чаще], либо она спала [она неприкрыто дремала вопреки информационному материалу клиники из четких инструкций в самом начале поступления в связи с дневным сном для пациентов с каким-либо состоянием, связанным со сном]), чтобы уведомить меня о том, что администрация Мемориальной Клиника Сна Дарлингов совместно с доктором Пафяном и остальной «Командой сна», у кого был мой с Хоуп случай, теперь уверены, что накопили достаточно данных для однозначного диагноза и рекомендованного курса любых «показанных процедур или лечения». Этот официальный диагноз будет озвучен на следующей неделе (утром, по причинам логистики, понедельника) в маленькой Переговорной комнате у «главного» или центрального коридора или холла на необычной, «звездообразной» или раскидистой схеме или расположении помещений Четвертого уровня больницы – в маленьком, ярко-освещенном зале с уместным здесь «Гойей» среди более стандартных или коммерческих репродукций Импрессионистов на стене и круглым столом из клена или «под-дерево» с «капитанскими» креслами в рамках одного ансамбля, чьи подушки на сиденьях и под-локотниках были темными и несколько перенасыщено-красными в расцветке. Как и большая часть из остальной Мемориальной Клиники Дарлингов, эта комната заметно отличалась прохладой (чему не помогало то, что мы добирались в пиковом утреннем движении во время мощной грозы с сильным ветром и обильными осадками только за тем, чтобы обнаружить красующийся на въезде для автомобилей внутреннего парковочного гаража Больницы Рутгерса-Брансуика знак с надписью «МЕСТ НЕТ». В результате чего оба наших пальто промокли до нитки и капали на пол переговорной комнаты, а также Хоуп – чей смертельный, многолетний страх перед «жестокими» грозами пресек попытки уснуть или задремать на протяжении времени стрессового переезда, – в результате впала в особенно скверное, неуступчивое настроение) и была оборудована или оснащена светящимся настенным устройством или приспособлением для чтения рентгенов и изображений «МРТ», равно как и большим видео– и\или аудио-Монитором на мобильной «подставке» или тележке из усиленного алюминия или железа казенного коричневого цвета, где каждая ножка для подвижности кончалась маленьким «роликом» или колесиком. Все в Переговорной комнате сидели с одноразовыми, пенопластовыми чашками кофе или чаю, расставленными на столе перед нашими соответственными местами, дымясь. Почти или совсем не выспавшись предыдущей ночью из-за предвкушения или «нервов», я чувствовал, что очки и жилет снова слишком тесные, а все звуки словно несколько имели несколько измерений или «доньев», но сама комната теряла в реалистичном визуальном фокусе и цвете совсем немного. Однако каждый мой зевок производил резкий расцвет или вспышку боли в ухе. Где равным образом промокли мои штанины и нижнее белье, а высокий куафюр Хоуп несколько накренился направо, а ее лицо без теней равным образом напоминало то, что сам бы Де Конинг сорвал с мольберта и выкинул in medias res. Также вокруг стола находился маленький, темный, незнакомый латино-американец с глазами-«тарелками», хлоазменной или предраковой сыпью на сторонах рук, тыльных ладоням, в «деловом костюме» или пиджаке из хорошей, темно серой шерсти, с узлом галстука размером с головку младенца. Звук молотка. Звук Тренировочного поля на гольф-корте. Звук гвоздомета и портативного пневматического компрессора. Одной или более вращающихся или «электрических» пил. Звук «Сааба» со слабой турбо-ямой. Звук барабанящего дождя и дворников на Высокой скорости. Звук блендера для замороженных напитков, монет в торговом автомате в комнате отдыха для «Исполнительного» или «Старшего менеджмента» в «Пруденшл». Продолжительного патта, произведенного или «забитого» в неглубокую дырку лунки. Звук борьбы и приглушенного дыхания или пыхтения и угрожающего шепота мужской или «Отцовской» фигуры. На каком-то отдалении по центральному коридору или холлу в приблизительном направлении Камер сна и наблюдательного «Нервного» центра самой Клиники Дарлингов шла какая-то стройка, ремонт или родственная им деятельность, и без различимого ритма то начинался, то прерывался выразительный стук молотка. Я пережил или стал жертвой быстрого и ужасного проблеска «стробического» внутреннего видения с лежащей на полу ничком фигурой женского пола, обернутой в прозрачный лист промышленного целлофана, которое почти моментально изгладилось. Вокруг стола по случаю со мной и Хоуп сидели или «собрались» Сомнолог с обязательным набором ключей и белой, «лабораторной» сутаной или халатом, два техника или помощника несколько моложе возрастом, также входившие в «Команду сна» по нашему случаю, и прилично одетый, собранный, латино-американский или, возможно, этнически-кубинский профессионал из Медицинской администрации, которого представили как представителя периодического «Анализа» или осмотра от Мемориальной Больницы Рутгерса-Брансуика диагностических процедур и деятельности Мемориальной Клиники Дарлингов. Монитор тележки – под присмотром молодой женщины-техника из «Команды сна» без различимого обручального кольца на пальце и темноволосыми волосами, сильно утянутыми назад в косе, также державшей стопку различных кассет и файлов, связанных с моим и Хоуп случаем, одну из которых она, очевидно, активировала с помощью ручного или «дистанционного» устройства, – теперь показывал мои имя, дату и личный восьмизначный «Номер ОРВ» (а также равным образом специально назначенный Номер «КСД» [ «Клиники Сна Дарлингов]) под табличкой из четырех упорядоченных, горизонтальных строчек наподобие нотного стана, между которыми двигалась зазубренная или хаотическая линия белого света, обозначающая мои «мозговые» волны, очевидно, записанные посредством проводящих ЭЭГ-накладок на протяжении ночей в Камере сна. Белая «линия» волн смущала, будучи дрожащей, ухабистой и аритмичной, нежели чем регулярной или последовательной, а также будучи разноображенной драматичными затишьями и пиками, или «всплесками», внешне напоминающими данные аритмичного сердца или финансово проблемный или хаотичный график «денежного потока». Также – наподобие серии последовательно расположенных для сопоследовательной (или, в номенклатуре ДОДО, «сисплексной») обработки данных мейнфреймов «Хьюлетт-Паккард HP9400B» – цифровой дисплей в верхнем левом углу монитора показывал на экране прошедшее время вдоль нескольких поминутно откалиброванных временных градиентов.
Как по нашим Приемным данным знала вся «Команда сна», смертный страх перед бессонницей или депривацией сна моей жены был многолетним. Когда, например, в детстве наша Одри болела или боялась дурных снов или фантазмов, часто с ней «сидел» именно я, пока Хоуп, как она выражалась, «пыталась» уснуть.
Тем временем начальный «результат» или «диагноз», озвученный Специалистом по сну, был, одним словом, шокирующим и целиком неожиданным. В каждом из пяти или шести случаев, когда специальное видеооборудование для «низкой освещенности» записало, как Хоуп внезапно поднимается и обвиняет меня в «храпе», а также по меньшей мере в, очевидно, двух из этих записанных эпизодов, когда я слышимо возразил, что даже еще не сплю и тем самым логически не могу быть «виновен» в предъявленном обвинении, Специалист по сну – которому при презентации лазерная указка и функция «дистанционного» устройства помогали останавливать или «задерживать» изображение на мониторе, чтобы обратить внимание стола на определенный временной интервал ЭЭГ, его по-молодому строгой лаборантки, – подкрепил или подтвердил ipse dixit[49], что на деле я действительно с точки клинического зрения – вопреки моей уверенности или восприятию пребывания в полном сознании, – «технически спал», преимущественно находясь на Втором или Третьем из четырех обще-известных уровней или «стадий» сна, которые Сомнолог снова для нас напомнил или очертил. На глазах всего стола и «Команды сна» Сомнолог (как обычно, взвешивающий и подсознательно «игравшийся» громоздкой связкой ключей «Парк-Дэвис») произнес вердикт со всей клинической объективностью современной науки и постарался вновь проговорить, что он эмпирически нейтрален в супружеском разладе и занимал в споре не ту «сторону» и не другую. Тем не менее, услышав сперва мнимый «диагноз», судорогу или «волну» одновременно гнева и изумления, ввиду чего одной из моих первых подсознательных или «рефлексивных» мыслей было, что доктор Пафян et alia[50] фактически на «стороне» Хоуп и что она как-то уговорила Клинику Дарлингов подменить данные испытаний на обозначающие, что я не был в сознании, когда я отлично знал (то есть знал так же точно, как то, что сидел в Переговорной комнате, в изумлении вцепившись в кроваво красные ручки кресла), что нет. Тем временем физическое мое поведение не выдало ничего из этих, признаться, иррациональных подозрений, но только шок и удивление – моя челюсть вполне буквально «упала», и на краткий интервал времени я пребывал в такой растерянности, что не подумал и не нашел в себе «хладно-кровия» спросить о параллельных результатах, обозначенных в звуковой, или аудио, части исследования и ЭЭГ, – то есть, другими словами, подтвердилось ли, сопровождался или нет мой «технический сон» слышимым «храпом», или нет. (Здесь, надо упомянуть, в это время у меня также возникла эрекция, или «Стояк», [первый за несколько месяцев], происхождение и ассоциации которого в моем дезориентированном состоянии остались целиком неизвестными; косвенной причиной мог быть внезапный приток гормонов, связанных с адреналином или стрессом, по причине внезапного шока от результатов).