Вторая статья для «Стайла», которую упомянул младший редактор, касалась «Канала страданий», – кабельной сети с широким охватом, – сам Этуотер попросил Лорел Мандерли провести хитроумный маневр и предложить статью напрямую старшей стажерке редактора «ЧТО ПРОИСХОДИТ?». Этуотер был одним из трех штатников, прикрепленных к рубрике ЧП, на которую выделялось 0,75 стр. в неделю и которая в БМГ-еженедельниках была ближе всего остального к фрик-шоу или таблоиду и камнем преткновения на самых высоких уровнях «Стайла». Размер штата и крупный шрифт значили, что от Скипа Этуотера официально ожидали один текст на 400 слов каждые три недели, но с тех пор, как «Эклшафт-Бод» заставил миссис Энгер срезать редакторский бюджет на все, кроме новостей о знаменитостях, младшие штатники ЧП работали на полставки, так что на самом деле, скорее, Этуотер подавал три законченных статьи каждые восемь недель.
– Я отправлю фотки на завтра.
– Не отправишь.
Как упоминалось выше, сам Этуотер редко замечал движения кулака вверх и вниз, которые, насколько он помнил, впервые обозначились во время нервотрепки в «Индианаполис Стар». Когда он стал замечать, что делает, то иногда опускал взгляд на движущийся кулак безо всякого узнавания, словно тот принадлежал кому-то чужому. Это было одной из нескольких лакун или слепых пятен в самовосприятии Этуотера, из-за которых в офисе «Стайла» он отчасти вызывал и приязненное, и легкое презрительное отношение. Те, с кем он работал близко, как Лорел Мандерли, видели его без защитного панциря или механизма, и в отношении Лорел к нему явно сквозили материнские элементы. Склонность же его стажеров к яростному поклонению, в свою очередь, превратила его в глазах кое-кого из «Стайла» в манипулятора – человека, который заговорщицки пользуется другими вместо того, чтобы развивать свои собственные внутренние ресурсы. Бывший младший редактор во главе рубрики «СТРАНИЦЫ ОБЩЕСТВА» однажды назвала Скипа Этуотера эмоциональным тампоном, хотя множество людей подтвердили бы, что у нее хватает своего эмоционального багажа всех видов и размеров. Как и в любой институциональной политике, все было очень запутано.
Как также упоминалось, профессиональный диалог по телефону на самом деле был очень быстрым и сжатым, за исключением одной продолжительной паузы, когда младший редактор совещался с кем-то из дизайна насчет формы вреза, что Этуотер ясно слышал от начала до конца. Хотя несколько мгновений тишины сразу после этого могли означать почти что угодно.
– Давай так говорить, – сказал наконец младший редактор, – А если я тебе скажу то, что сказала бы мне миссис Энгер, если бы я увлекся так же, как ты, дал добро, пошел на летучку и запитчил статью на, скажем, 10 сентября. Ты что, из ума выжил. Людям не интересно говно. Людям отвратительно и противно говно. Поэтому его и называют говном. Не говоря уже о высоком осеннем проценте рекламных страниц про еду или красоту. Ты что, с ума сошел. Конец цитаты, – миссис Энгер была главным редактором «Стайла» и наместником родительской компании – американского подразделения «Эклшафт-Бод Медиен».
– Хотя обратная сторона этого довода – говно почти повсеместно и универсально, – ответил Этуотер. – Все так или иначе сталкивались с говном.
– Но сталкивались в частном порядке, – хотя технически этот последний обмен репликами включался в тот же платный звонок, он уже был частью отдельного последующего разговора с Лорел Мандерли – стажеркой, которая в текущий момент сидела на телефоне и факсе Этуотера, когда он был в разъездах, и просеивала и отбирала потенциальные темы для сбора информации, перенаправленные «очками» из отдела сбора информации для «ЧТО ПРОИСХОДИТ?», и общалась от его лица со стажерами из редотдела. – Его делают в частном порядке в особом частном месте и смывают. Смывают, чтобы оно исчезло с глаз долой. Это одна из вещей, о которых людям не нужны напоминания. Вот почему о нем никто не говорит.
Лорел Мандерли – которая, как и большинство стажеров высокого уровня в журнале, носила придирчиво отобранный и скоординированный профессиональный костюм, – позволяла себе бриллиантовый пирсинг в ноздре, слегка отвлекавший Этуотера во время личных разговоров, но при этом была чрезвычайно рассудительной и прагматичной – в выпуске 96-го в школе мисс Портер ее даже выбрали общим голосованием «Самой рациональной в классе». Еще она была напрочь неспособна написать простое утвердительное предложение и потому даже в мрачных фантазиях не могла претендовать на штатную позицию Этуотера в «Стайле». Как, пожалуй, было только с одним-двумя предыдущими стажерами, Этуотер полагался на Лорел Мандерли, проверял на ней свои идеи и приветствовал ее мнение, когда оно требовалось, и часто проводил с ней на телефоне большие периоды времени, и делился некоторыми деталями личной жизни, в том числе фотографиями четырехлетних помесей шипперке – своей гордости. Лорел Мандерли, чьему отцу принадлежало большое количество франшиз видеопроката «Блокбастер Видео» на западе Коннектикута и чья мать находилась на финишной прямой для получения сертификата «мастер-садовник», было суждено выжить – благодаря совпадению или предчувствию – в трагедии, из-за которой спустя два месяца «Стайл» войдет в историю.
Этуотер вертикально потер нос двумя пальцами.
– Ну, кое-кто говорит. Ты бы послушала маленьких мальчиков. Или мужчин, в условиях раздевалки: «Блин, вы не поверите, какую я вчера личинку отложил». В таком роде.
– И слышать не хочу. Не хочу представлять, что мужчины говорят друг с другом об этом.
– Ну, не то чтобы часто, – уступил Этуотер. Ему действительно было неудобно беседовать об этом с женщиной. – Суть в том, что постыдность и неприятность темы и будет сутью, если все сделать правильно. Преображение отвращения. Это же ПР, – «ПР» – профессиональное сокращение для «позитивного ракурса», того, что в органах жестких новостей называют «крючок сюжета». – Неожиданный, скажем так, переворот постыдности и неприятности. Триумф творческого достижения даже в самых невероятных местах.
Лорел Мандерли сидела, закинув ноги на открытый выдвижной ящик стола Этуотера, и держала головную гарнитуру в руках вместо того, чтобы надеть. Стройная почти до уровня клинического вмешательства, она отличалась выдающимся лбом, удивленными бровями, заколкой из черепахового панциря и, как и Этуотер, всегда была предельно искренней и серьезной. Она почти год проработала в «Стайле» стажеркой и знала, что единственная реальная слабость Скипа как журналиста БМГ – тенденция к грандиозным абстракциям, хотя обычно его несложно спустить с небес на землю и попросить сбавить величественный тон. Более того, она знала, что эта тенденция – некий вид компенсации за то, что сам Скип считал своим главным изъяном: недостаточное чувство трагического, в котором его обвинил редактор в «Индиана Стар» в том возрасте, когда подобные вещи оседают глубоко в психике и становятся основой представления о себе. Один из преподов Лорел Мандерли в Уэллсли однажды на первом курсе раскритиковал ее работы за то, что назвал «отсутствием слуха» и «подложным тоном незаслуженного доверия», и это тут же стало темной частью ее собственного самовосприятия.
– Ну и напиши про мужика докторский диссер, – ответила она. – Но не проси меня идти к мисс Молнии с предложением заставить читателей «Стайла» читать про то, как кто-то какает скульптурами из задницы. Потому что этого не будет, – теперь Лорел Мандерли почти всегда говорила то, что у нее на уме; все подложные дни остались в прошлом.
– Мне придется тратить свой кредит доверия и просить Эллен тратить ее кредит ради безнадежного дела. Нужно быть осторожнее с тем, о чем просишь других, – сказала она. Эллен Бактриан, – она же, иногда за ее спиной, мисс Молния, – была старшей стажеркой в рубрике «ЧТО ПРОИСХОДИТ?» – персонажем, считавшимся не только правой рукой младшего редактора, но и прослывшей наушницей кого-то наверху, в собственном штате миссис Энгер на 82 этаже, потому что Эллен Бактриан и одна стажерка из администрации часто вместе приезжали на работу на велосипедах из района Флэтайрон по великолепным велодорожкам, которые шли вдоль всего Гудзона почти до Баттери-парка. Говорили, что у них даже шлемы в тон.
По сложным личным и политическим причинам Скипу Этуотеру было не по себе в присутствии Эллен Бактриан, и он избегал ее всеми силами.
На его конце провода прошла пара мгновений, когда слышался только лязг на заднем фоне.
– Кто это вообще такой? – спросила Лорел Мандерли. – Что за человек станет показывать всем собственные какашки?
2
Бури в Индиане не застают врасплох. Их видно за полштата, как поезд на очень прямых путях, даже если при этом стоишь в пекле и задыхаешься. У Этуотера, как говорила его мать, всегда была чуйка на погоду.
Сидя вместе в стандартной среднезападной атмосфере панибратского дружелюбия, все трое провели полуденные часы в гостиной Мольтке с задернутыми шторами и двумя работающими вентиляторами, которые подхватывали и отпускали волосы Этуотера и шуршали журналами на маленьких стойках. Лорел Мандерли – настоящий волшебник холодного обзвона – назначила эту первую встречу вчера вечером. Мольтке снимали половину дуплекса, и было слышно, как в нарастающей жаре хлопает и потрескивает алюминиевый сайдинг. В одной из внутренних комнат бодро пыхтел оконный вентилятор. Сторону Мольтке в двойном доме в ранчо-стиле обозначал беловатый фургон «Рото Рутер» на подъездной дорожке; интернет-инструкции Лорел, как добраться до адреса, как обычно, были безупречны. Этот тупичок оказался новой застройкой с шершавым цементом и все еще нанесенными спреем на бордюры инженерными спецификациями. Когда Этуотер подъехал на прокатном «Кавалере», только на самом западном горизонте виднелась куча облаков. Дворы у некоторых домов еще не успели накрыть дерном. Скамеек как таковых почти не было. Входную дверь на стороне Мольтке украшал американский флаг в наклонном держателе и анодированная камея с, кажется, большой черной божьей коровкой или каким-то жуком, прикрепленной к косяку наружной двери, чтобы открыть ее надо было соступить с бетонного порога. Половичок на бетоне буквально предлагал добро пожаловать.