— Я не героиня, — решительно сказала она и вдруг отодвинулась. — Я подойду.
— К чему подойдешь?
На телефоне замигала красная лампочка. Хоуп вскочила, избегая взгляда его прищуренных глаз.
— Мне пора, — быстро сказала она и отвернулась.
Свет вспыхнул снова, и Клейтон недоуменно посмотрел на широкую панель с огромной нескладной трубкой. Но спросить о странном телефоне и о том, как она умудряется предугадывать звонок, не успел. Хоуп быстро сказала:
— Меня вызывает Келли. Наверно, пришел больной.
— Откуда ты знаешь, что это Келли?
Она поежилась.
— Наверняка она… Ну, мне пора бежать. Не надо вставать, Клей. Потерпи еще денек.
Он молча проводил ее взглядом. На пороге Хоуп обернулась.
— Обещаешь лежать?
— А ты обещаешь вернуться и поговорить со мной?
Она вздохнула.
— Да. Если будешь лежать.
Измученное выражение его лица было красноречивее слов.
— Я никуда не уйду.
Она долго смотрела на него, а потом задумчиво кивнула.
— Отдыхай.
Как ни странно, он послушался. Несмотря на перечень вопросов длиной в милю.
— Доктор Бродерик, — сказала Келли, заглянув в крошечный кабинет Хоуп, — опять звонит Агата Килнер.
Хоуп сдержала стон и посмотрела на медсестру.
— Неужели она снова собирается замуж?
— Ага.
— Кажется, уже в седьмой раз.
— Ага.
— Передай ей мои поздравления.
— Уже передала, — лаконично сказала Келли. — Но она непременно хочет говорить с вами.
— Ей опять требуется выяснить, что я думаю о внебрачных связях, хотя мы говорили об этом уже шесть раз.
Келли, явно все знавшая, и глазом не моргнула.
— Теперь у нее на уме другое, доктор. Она хочет знать, может ли корень малины усилить сексуальность ее дружка.
Хоуп положила ручку и засмеялась.
— Ее дружку девяносто лет. А ей, если не ошибаюсь, восемьдесят пять. Единственное, что может усилить сексуальность бедняги, это хороший сон…
— Вы врач, — прервала ее Келли, — вот и скажите ей это сами. — Она выдержала взгляд Хоуп и невинно улыбнулась. — Я не специалист по лекарственным растениям.
— Бред, — пробормотала Хоуп и взяла трубку. — Нет, Агата, корень малины не…
— Ты уверена, милочка? — не дала ей договорить старуха. — Я бросила щепотку Альберту в чай и думаю, что это подействовало. Видела бы ты, как он реагировал. Его мужская плоть…
— Уф-ф… Агата, — быстро вставила Хоуп, стремясь избежать лекции по анатомии. — Мы уже говорили об этом. Я врач. А вы повторяете бабушкины сказки. Это миф!
— Знаю я вас, новых докторов. — Голос Агаты дрожал не то от негодования, не то от преклонного возраста. — У вас на уме одни таблетки. Говорят тебе, это действует! А ты, как прямой потомок русской цыганки, должна верить мне больше, чем все остальные!
Это был не город, а глухая деревня. Тут традиции значили намного больше, чем деньги или образование. Хоуп лучше многих знала, что такое самоубеждение. Именно это качество позволило ей победить и стать доктором, несмотря на физический недостаток. Кто она такая, чтобы говорить этой женщине, что добавлять в чай сушеный корень малины бесполезно?
— О’кей, Агата, — мягко сказала она. — Но не больше одной щепотки в неделю. Договорились?
— Ох, спасибо, милочка! Большое спасибо! — Она хихикнула. — Ты позволяешь мне выйти замуж в седьмой раз!
Хоуп, посмеиваясь, повесила трубку. Но ее веселость вскоре исчезла. Вера, доверие. Пациенты доверяли ей безоговорочно. И Клей тоже. А она лишилась права на это доверие, не сказав ему правды. Она посвятила жизнь истине, и доверие значило для нее все. То, что она извратила истину и махнула рукой на доверие, ранило Хоуп сильнее, чем она могла себе представить.
Только искреннее и неподдельное отчаяние помешало ей тут же побежать к Клею и все ему рассказать. Ему нельзя сейчас уходить. Кто-то ищет его. Хоуп в этом не сомневалась.
Признаться себе в том, что тут замешаны еще и чувства, она не хотела.
Когда Келли остановила ее в дверях кабинета, у Хоуп оставался только один больной. С трогательной искренностью медсестра прикоснулась к ее руке.
— Доктор, как вы себя чувствуете?
Неужели она так скверно выглядит? Да, она устала и расстроена вызывающим поведением Трента, но своей обычной жизнерадостности не потеряла. А то, что в ее запасной спальне спит мужчина, придавало ей силы.
— Нормально…
— Вы сегодня очень много работали.
— Келли, я не беременна.
Сестра смотрела на нее с недоверием. Осуждать ее не приходилось. Хоуп знала, что Трент звонит несколько раз в день и отводит душу, разговаривая с Келли. Он явно говорил медсестре совсем другое, и бедняжка не знала, кому верить.
— Более того, — сказала Хоуп, быстро приняв решение, — я не близка с Трентом.
Келли понимающе улыбнулась.
— Он говорил мне, что вы стесняетесь людской молвы. Все нормально, доктор Бродерик. Не волнуйтесь. Я не буду болтать об этом с каждым встречным.
— Я говорю серьезно, Келли. Мы не любовники. И никогда не будем ими.
Пока медсестра изучала ее взглядом, в комнату вбежала Молли и прижалась к Хоуп.
— Вы не шутите? — задумчиво спросила Келли.
— Я редко шучу. — Уставшая Хоуп оперлась о спину Молли.
— Так вот почему вы не отвечаете на его звонки.
— Да.
Келли грустно вздохнула.
— Мне очень жаль, доктор. Он такой дружелюбный, такой очаровательный, такой открытый. С ним так легко разговаривать.
— Я понимаю, поверьте мне. — Еще бы. Это понимали все женщины Грин Каунти. От мала до велика.
— Я только предполагала.
— Пожалуйста, не стройте на мой счет никаких предположений. — Хоуп была сыта этим по горло. Увидев, что лицо Келли напряглось, она смягчила тон. — Келли, учтите на будущее: я буду вам очень признательна, если вы не станете говорить обо мне с Трентом.
— Конечно, — с каменным лицом ответила сестра.
Молли ткнулась в хозяйку носом. Наконец Хоуп опустила взгляд и широко раскрыла глаза. Собака держала в пасти цветную бумажную тарелочку, на которой Хоуп относила Клею ленч. Теперь на тарелочке с пятнами кетчупа печатными буквами было выведено: ”Думаю о тебе”.
Хоуп отняла у Молли тарелку и быстро глянула на Келли. Медсестра пристально рассматривала свои руки. Хоуп сложила тарелочку, чтобы прикрыть надпись, и едва не рассмеялась, увидев слова, нацарапанные на обратной стороне: ”И ты думай обо мне. Пожалуйста”.
С бьющимся сердцем она скатала тарелку в трубочку. На лице Хоуп расцвела улыбка, с которой было невозможно справиться. Она чувствовала себя девчонкой-подростком. Молли запыхтела и, казалось, улыбнулась в ответ, как будто поделилась с ней секретом. Впрочем, так оно и было. Хоуп чуть не расхохоталась.
— Вы… уверены, что все в порядке? — спросила Келли, смерив ее странным взглядом.
— Абсолютно, — ответила Хоуп, пряча тарелочку за спину и с трудом сдерживая смешок. Не у одной восьмидесятипятилетней Агаты на уме секс.
”Думай обо мне”. Как будто она могла думать о ком-нибудь другом! Но было невыразимо приятно, что Клей рядом и что он думает о ней.
Келли вернулась к работе, чувствуя себя немного неуютно. А Хоуп сделала то же самое с широкой улыбкой на губах.
Вечером, когда все больные ушли, Келли задержалась в дверях и помахала Хоуп рукой на прощание.
Этим жестом Келли заканчивала каждый рабочий день и всякий раз делала это весьма непринужденно. Но сегодня он, наоборот, казался удивительно дружеским. Хоуп улыбнулась, ничего не ожидая взамен; в ответ получила искреннюю улыбку, которая значила для Хоуп очень много.
Через минуту дверь клиники закрылась, и Хоуп глубоко вздохнула, ощутив прилив оптимизма. Неужели они действительно сумеют найти общий язык? Может быть, может быть…
Хоуп выключила в клинике свет, выпустила поскуливавшую Молли и еще раз осмотрела темные комнаты. Она любила этот дом. Что здесь будет через год?
Некогда мечтать, подумала она. Пора кормить животных. А затем проведать своего пациента с удивленными, добрыми, смеющимися глазами. Одного взгляда которых достаточно, чтобы повергнуть ее в трепет.
Странно, что она с ее шестым чувством не среагировала раньше. Наверное потому, что он подобрался слишком быстро и беззвучно.
Кто-то схватил ее и прижал к стене. Она успела испуганно вскрикнуть, прежде чем чья-то рука зажала ей рот. Хоуп начала отчаянно вырываться, пытаясь вздохнуть. Но рука, обвивавшая ее талию, оказалась слишком сильной. Вокруг было темно. Хоуп, не слышавшая ничего, кроме звона в ушах, страшно перепугалась.
Молли, оставшаяся снаружи, заскреблась в дверь, затем тревожно заскулила и наконец оглушительно залаяла. Помочь Хоуп было некому.
Рука, зажимавшая ей рот, отодвинулась, и Хоуп вскрикнула снова.
ГЛАВА 7
Клейтон проснулся, как от толчка, и попытался понять, что его разбудило. А затем услышал крик Хоуп.
Он извернулся, сел и ахнул от боли. В глазах плыло, драгоценное время уходило на то, чтобы справиться с приступом дурноты. Когда дурнота прошла, он отбросил простыню, спустил ноги на пол и попытался встать.
Из коридора донесся приглушенный шум, и Слейтера пронзила страшная мысль. Что-то случилось. На нее напали. Неужели те же люди, которые напали на него? Он обязан помочь ей!
Дрожа и обливаясь потом, Слейтер добрался до двери и только тут вспомнил, что он голый. Он обругал себя, вернулся и поднял пижамные штаны, которые прежде отбросил в сторону, потому что они были слишком грубыми для его покрытых синяками ног. Клейтон надел их и устремился к двери, не обращая внимания на боль в ребрах.
Тут он снова услышал негромкую возню и застыл от ужаса. Когда дверь со скрипом раскрылась, в коридоре стояла зловещая тишина, которую неожиданно нарушил бешеный лай и вой Молли, доносившийся со двора. Собака была снаружи. Это означало, что Хоуп осталась совершенно одна.
Клейтон ощутил страх. Он оглянулся, увидел на столике рядом с кроватью телефон и подумал, не вызвать ли помощь. Но эта мысль повергла его в еще больший ужас. Если это он навлек на Хоуп беду, полиция тут не поможет. Он все еще не помнил почему.