– В остальной Европе, – продолжает она, – половины записей не хватает. Но здесь, во Франции, мы знаем имена почти всех депортированных из страны людей.
– Как же мне выяснить, что произошло с ними после депортации?
– Во многих случаях, боюсь, вы ничего не сможете узнать, – объясняет она. – Mais[5], знаете, иногда это возможно. У нас здесь есть письменные архивы, данные переписей и еще кое-что. На некоторых карточках по депортации есть примечания о том, что случилось с этим людьми.
– А как мне найти Алена? Его имени не оказалось в вашей базе данных.
– Это труднее, – мнется она. – Если он не был депортирован, у нас может и не быть письменных документов на него. Но вы можете приехать и поработать тут, покопаться в наших архивах. Милости просим. Наш библиотекарь вам с удовольствием поможет. Возможно, вы сумеете его найти.
– Приехать в Париж? – глупо переспрашиваю я.
– Oui, – отвечает она. – Это единственный способ.
– Спасибо, – шепчу я в ответ. – Merci beaucoup.
– De rien[6], – слышится ответ. – Может, скоро увидимся у нас?
Я колеблюсь всего один миг.
– Может, скоро увидимся.
Результаты поиска и разговор с этой женщиной из мемориала совершенно выбили меня из колеи, так что я опаздываю поставить в духовку пирог «Звезда» и подготовить полумесяцы с марципанно-розовой начинкой. Это на меня не похоже: именно скрупулезное и методичное выполнение всех утренних кондитерских операций позволяет мне не терять голову. А вот сегодня, когда будильник на кухне начинает трезвонить, оповещая, что уже шесть часов и пора отпирать входную дверь кафе, я застигнута врасплох, что для меня совсем не характерно.
Бегу к дверям и с удивлением обнаруживаю Гэвина, который терпеливо прогуливается снаружи. Увидев меня через стекло, он с улыбкой приветственно поднимает руку. Я отпираю замок.
– Что же не постучал? – Я толкаю дверь и выглядываю. – Давно бы тебя впустила.
Гэвин входит, наблюдая, как я поворачиваю табличку «Открыто».
– Я только подошел, – сообщает он, – да и вообще, тут все и так в шесть открывается. Не хотел тебя дергать раньше времени.
Я машу рукой, приглашая следовать за мной.
– У меня пироги в духовке. Извини, я сегодня немного припозднилась. Кофе будешь?
– А как же.
У прилавка он задерживается, и я снова машу, приглашая пройти за мной на кухню.
– Чем тебе помочь? – деловито интересуется он, закатывая рукава рубахи, будто готов сразу же взяться за дело.
Я с улыбкой качаю головой.
– Да нет, все нормально. Разве что сумеешь повернуть время вспять, чтобы я все успела.
Смолов стакан кофейных зерен, я оборачиваюсь к кофеварке и с удивлением вижу, что Гэвин уже залил в нее воду и вставил фильтр – эдак непринужденно, как у себя дома.
– Спасибо, – откликаюсь я.
– Нелегкое утро? – спрашивает он.
– Странное. Я получила твой мейл. Спасибо.
– Пригодилось? Я киваю.
– Я уже посидела в этих сайтах.
– И?
– И обнаружила там все имена из бабушкиного списка, кроме одного.
Я засыпаю в кофеварку смолотый кофе, а Гэвин переводит рычаг и нажимает кнопку «Старт». Мы молча сидим, пока кофе не начинает плеваться и булькать.
– Я не смогла найти Алена. Но остальные, их всех депортировали. В сорок втором году. Самой младшей было всего пять, а их маме – ненамного больше, чем мне сейчас. – Я горько вздыхаю, чувствуя внутреннюю дрожь. – Я все равно не уверена, что эти люди – родня моей бабушки.
– А что?
Мне отчего-то становится неловко, я избегаю взгляда Гэвина.
– Не знаю. Тогда это все в корне меняет.
– Что именно?
– Бабушка оказывается совсем другим человеком, – объясняю я.
– Да ладно, – говорит он.
– И я тоже оказываюсь другой, – слабым голосом лепечу я.
– Да ну?
– Оказываюсь наполовину еврейкой – ну или, может, на четверть.
– Нет, – говорит Гэвин. – Просто ты в таком случае узнала бы часть своего прошлого, о которой до сих пор не подозревала. То есть что ты всегда была на четверть еврейкой. Это ровно ничего не изменило бы в том, кто ты на самом деле.
Я точно на приеме у психотерапевта. Чего не люблю – того не люблю.
– Ну да ладно. – Кофейная колба наполнилась только наполовину, но я все же резко поднимаюсь, чтобы налить Гэвину кофе и заодно сменить тему. – Ты сегодня раньше обычного.
Не успевают слова вылететь, как я понимаю, что ляпнула не то: он может подумать, что я за ним слежу. У меня вспыхивают щеки, но Гэвин словно и не замечает ничего.
– Я что-то не мог заснуть. Вот решил зайти, узнать, как продвигается твое расследование.
Я киваю, обдумывая сказанное, пока наливаю кофе и себе.
– В Париж собираешься? – спрашивает Гэвин.
– Гэвин, я не могу.
Звякает таймер. Я открываю духовку, чувствуя на себе взгляд Гэвина. Натягиваю рукавицы и достаю противни со «Звездами». Поворачиваю ручку регулятора – для круассанов, которые я уже слепила и завернула, температура нужна на десять градусов выше – и выхожу в зал посмотреть, не зашел ли кто еще. Там пусто. Гэвин ждет, пока я поставлю круассаны в духовку, и возобновляет разговор:
– А почему не можешь? Я кусаю губу.
– Не могу позволить себе закрыть кондитерскую. Гэвин задумывается, а я, покосившись в его сторону, пытаюсь понять, осуждает ли он меня. Нет, не осуждает.
– Ясно, – тихо произносит он.
Слава богу, он не стал расспрашивать почему. Не собираюсь никому рассказывать о своих трудностях.
– Может, кто-нибудь мог бы заменить тебя на несколько дней? – помолчав, задает Гэвин новый вопрос.
Я смеюсь и сама удивляюсь, как горько звучит смех.
– Кто? Анни еще мала, ей даже просто по возрасту нель зя здесь работать. А на то, чтобы нанять помощницу, у меня денег нет.
У Гэвина задумчивый вид.
– Ну, наверняка же у тебя есть друзья, которых можно попросить.
– Нет, – признаюсь я. – Нету.
«Еще один мой провал, жизненная неудача», – договариваю я мысленно.
Наш разговор прерывает звяканье колокольчика на входной двери, и я устремляюсь навстречу первому сегодняшнему клиенту. Это Марси Голгоски, библиотекарша. Она выдавала книги в городской библиотеке, когда я была еще маленькой девочкой. Я наливаю ей кофе в стакан навынос и упаковываю черничный маффин. Только бы Гэвин сидел тихо на кухне. Представляю, что она подумает, если он вдруг выйдет оттуда. Мне совершенно ни к чему, чтобы весь городок начал обсуждать мою личную жизнь. Я люблю свой город, но слухи здесь распространяются мгновенно.
Сигнал таймера звучит как раз, когда за Марси захлопывается дверь, и я несусь обратно в кухню, тревожась, что пересушила круассаны. К моему удивлению, Гэвин уже вынул противень и аккуратно выкладывает их на решетку.
– Спасибо.
Он кивает, снимая прихватки.
– Мне, пожалуй, пора. Но ты неправа.
– В чем именно? – уточняю я, потому что, положа руку на сердце, подозреваю, что неправа в очень многих вещах.
– В том, что у тебя нет друзей. У тебя же есть я.
Я не нахожусь, что ответить, и потому не отвечаю ничего. Зато сердце вдруг начинает колотиться, и я чувствую, как краска заливает щеки.
– Понятно, ты меня воспринимаешь как парня, который чинит трубы и все в таком роде, – добавляет он.
Теперь лицо у меня совсем пылает.
– Я же неудачница, – выговариваю я наконец. – Почему тебе хочется быть мне другом?
– Почему вообще кто-то хочет быть кому-то другом? – отвечает Гэвин. – Потому что ты мне нравишься.
Я только хлопаю глазами и смотрю, как он скрывается в дверях.
После обеда появляется дочь, неправдоподобно приветливая. Она, похоже, в таком хорошем настроении, что я не заговариваю ни о своем интернет-расследовании, ни о сомнениях относительно поездки в Париж. Еще одного скандала я просто не вынесу. Вечером Анни снова отправится к отцу, а пока, закрыв кафе, мы с ней моем посуду, стоя бок о бок. Она нарушает молчание первой.
– А у тебя, типа, роман с Мэттом Хайнсом, вы встречаетесь?
Я яростно мотаю головой.
– Нет, что ты. Абсолютно нет. Анни недоверчиво хмыкает:
– По-моему, он об этом не догадывается.
– Почему ты так думаешь?
– Ну, он так на тебя смотрит… – объясняет она. – И так говорит с тобой… Очень ревниво. Как будто ты его девушка.
Я округляю глаза.
– Ну если он так считает, то скоро узнает, что ошибается.
– А почему ты никогда ни с кем не встречаешься? – продолжает Анни, помолчав, и по тому, как она, потупив глаза, смотрит в мойку, я догадываюсь, что разговор этот ее смущает. Не могу только сообразить, с чего она его завела.
– Мы с твоим папой развелись совсем недавно, – отвечаю я на вопрос.
Анни как-то странно на меня смотрит.
– Значит, ты хотела бы вернуться к папе, опять быть с ним?
– Ну нет! – Я реагирую мгновенно, потому что вовсе этого не хочу. – Совсем нет. Наверное, я просто не ожидала, что снова останусь одна. Да и вообще, сейчас у меня на первом месте ты, Анни. – Поколебавшись, я спрашиваю: – А что?
– Просто так, – быстро отвечает Анни. И умолкает. Я достаточно хорошо знаю свою девочку и понимаю: если на нее не давить, она сама выложит все что у нее на уме или, по крайней мере, хоть часть. – Просто как-то странно это все.
– Что странно?
– Что у тебя нет никого.
– Что же тут странного, Анни, – улыбаюсь я. – Вовсе не обязательно у всех бывает пара.
Я не хочу, чтобы Анни, повзрослев, превратилась в одну из тех девиц, которые чувствуют себя неполноценными, если у них нет партнера. Правда, до этого дня я даже не догадывалась, что такие мысли уже бродят у нее в голове.
– У папы вот есть пара, – бормочет она, снова опустив взгляд, и я даже не знаю, от чего мне больнее – от сознания, что Роб так быстро нашел мне замену, или от того факта, что Анни это явно напрягает. Как бы то ни было, ощущение такое, словно меня ударили под дых.