Черт! Он узнал этот голос, милый нежный голос, который в последнее время постоянно звучал в его ушах.
— Томас!
Может, если не отвечать, она просто уйдет?
— Томас!
Нет, со вздохом подумал он, не видать ему такой удачи. Хлоя не успокоится, пока не настоит на своем. Тут, не успел он и глазом моргнуть, в холле вспыхнул свет. Хлоя догадалась повернуть выключатель и теперь в немом изумлении стояла на пороге, кутаясь в пальто.
— Вот это да!.. — прошептала она.
Точно, сцена живописная, ничего не скажешь! Полуголый кретин с занесенным над головой зонтиком, готовый к атаке.
— Томас, — сдавленно прошептала Хлоя, по всей видимости едва удерживаясь от смеха. Ее взгляд медленно скользил по нему, беззастенчиво задерживаясь на определенных частях тела, и Томас понял, что очень хочет провалиться сквозь землю. Щеки запылали от стыда, и он с изумлением сообразил, что Хлоя — единственная женщина на свете, способная заставить его покраснеть.
Наконец она обрела дар речи и, все еще запинаясь, участливо спросила:
— Почему ты в таком виде? Не боишься подхватить воспаление легких?
Глава 6
Томас обессиленно прикрыл глаза, опустил руки и прислонился к стене.
— Какого дьявола ты тут делаешь?!
Но Хлоя молчала — очевидно, все еще не могла прийти в себя от изумления, и Томас тяжело вздохнул. Почему, спрашивается, он вечно обречен выглядеть дураком в ее присутствии? Сначала плюхнулся задницей в снег, а теперь еще и это?!
— Я… я только…
Интересно, с каких это пор она не может связно говорить?
Он поднял веки и обнаружил, что Хлоя с живейшим любопытством рассматривает его.
— Ты не одет…
— Да неужели?!
Хлоя прикусила губу и еще раз украдкой метнула взгляд на полуобнаженное тело, сводившее ее с ума. Широкие плечи бугрились шарами мышц, а твердый плоский живот…
— Хлоя, что все-таки тебе нужно?
В низком, невероятно чувственном голосе отчетливо звучали нетерпеливые нотки.
— Томас, ты всегда ходишь по дому в таком виде? То есть я хочу сказать, на улице такой мороз…
— И это мне тоже известно, Худышка, — перебил он. На Хлою повеяло таким лютым холодом, что она невольно съежилась. — Тем более, что дверь нараспашку и я стою на сквозняке.
— Ой!
Хлоя, глупо улыбаясь, переступила порог и быстро захлопнула дверь.
— Я почему-то надеялась, что ты закроешь ее с другой стороны, — ехидно сказал он, поставил зонтик на место и зябко обхватил себя руками.
Значит, опять они вернулись к тому, с чего начали. Сарказм. Отчужденность. Слишком ревностно он охраняет свой мир. А она… она хочет Томаса. И любой ценой согреет эту измученную, исковерканную душу, которую он так боится ей открыть.
Отчего каждый раз, когда она делает шаг навстречу, надеясь закрепить их дружбу, Томас отступает на три шага? И прежде, чем попытаться найти этому объяснение, Хлоя с тоскливой надеждой позволила себе в последний раз оглядеть его.
— Веселишься? — мрачно осведомился Томас.
— Вовсе нет, — призналась Хлоя. Скорее, умираю от вожделения.
Сраженная неприкрытой враждебностью Томаса, она уже было хотела уйти, как он одним гибким движением рванулся вперед, схватил ее за плечи и прижал к стене. Великолепное мужское тело оказалось совсем близко, дразня ее своей доступностью. Но глаза оставались непроницаемыми. Бездонные синие озера…
— Пора все расставить по своим местам, не находишь? — тихо спросил он и завладел ее губами. Минутное удивление сменилось чем-то вроде безумного восторга, особенно когда он прижал ее к себе. Но тут он резко отпрянул, и Хлоя испуганно ахнула.
— Что за… — взорвался Томас, раздвигая полы ее пальто. Гарольдина, мирно спавшая в уютном гнездышке, нехотя подняла головку.
— Мяу.
— Хлоя, — зловеще спокойно начал Томас, не сводя глаз с котенка, — может, объяснишь?
— Это Гарольдина.
— Понятно. Но почему оно здесь?
Хлоя вздохнула. Все шло совсем не так гладко, как она надеялась.
— Гарольдина — «она», а не «оно», — терпеливо поправила она, подавляя нервный смешок при виде разъяренной физиономии Томаса. — И ей не нравится метель. Она боится воя ветра.
— Но при чем тут я? Не понимаю…
Он все еще держал ее, как в капкане, между холодной стеной и своим восхитительно теплым телом. Это, пожалуй, хороший знак. Но стоило ей так подумать, и Томас немедленно отступил, рассеянно расчесывая пальцами спутанную копну волос. С поднятыми руками он выглядит совсем как греческая статуя. Широкая, поросшая темными завитками грудь…
— Хлоя!
— Она так громко плакала из-за бурана, — поспешно объяснила Хлоя, — что Торнтон начал колотить в дверь, требуя, чтобы я его впустила…
Глаза Томаса внезапно потемнели от непонятных ей переживаний, но Хлоя почему-то живо вспомнила свое первое впечатление от встречи с ним — ощущение опасности. Томас шагнул к ней, сжимая кулаки.
— Торнтон, что?!
— Поднял грохот на весь дом и орал, чтобы я его впустила.
— Хочешь сказать, что он ломился к тебе посреди ночи, пытаясь заставить тебя открыть дверь? Ворвался к одинокой беззащитной женщине?!
Так вот оно что… Хлоя с облегчением вздохнула и улыбнулась. Слава Богу, он злится не на нее, а на беднягу Торнтона!
— Не стоит волноваться, он совершенно безобиден.
— Безобидных мужчин не бывает, — бросил Томас. — А я уже успел узнать, как ты отвечаешь на звонки — просто распахиваешь дверь настежь, ничего не спрашивая и не интересуясь, кто рвется к тебе в такое время! Надеюсь, ты, по крайней мере, была одета?
— Конечно, потому что…
— Ты была одна в квартире и все же…
— Но у меня был Конрад и…
— У тебя был Конрад, — мягко повторил он с убийственным блеском в глазах. Хлоя расстроенно покачала головой.
— Томас, если будешь все время меня перебивать, я до рассвета ничего не успею объяснить.
— О, прошу прощения, ради Бога, продолжай, — с преувеличенной учтивостью извинился Томас, хотя глаза его по-прежнему метали смертельные стрелы. Отступив к широкой дубовой лестнице, он поднялся на первую ступеньку и выжидающе поднял брови.
— Вот и хорошо! — облегченно воскликнула Хлоя. Кажется, Томас чуточку успокоился. Может, ей и удастся его уговорить. — Так или иначе, Торнтон ворвался и обнаружил котенка. И, естественно, взбесился. Вопил как резаный, угрожал, что выкинет меня на улицу прямо сейчас и все такое.
— Угу, — сочувственно кивнул Томас и тут же поинтересовался: — А Конрад при этом присутствовал?
— Разумеется. Сегодня наша «ночь уно».
— Уно?
— Каждую пятницу мы с друзьями собираемся по очереди у кого-нибудь и играем в уно. Приходи на следующей неделе, это ужасно весело и… — Но при виде ошарашенного, лица Томаса Хлоя мгновенно осеклась. — Ну, наверное, тебе это будет не так интересно, — пробормотала она.
— И что случилось дальше, Хлоя?
— Ничего особенного. Все, кроме Конрада, разошлись…
Его глаза снова стали почти черными.
— И вы остались наедине?
— Не совсем. С нами была Гарольдина.
— Ну конечно, Гарольдина, как же я забыл?
— А когда Торнтон велел мне убираться, Конрад заявил, что по закону он не имеет на это права. И должен уведомить меня о выселении за три дня, чтобы я успела найти другую квартиру. Они заспорили, но тут я придумала кое-что получше. — Она робко улыбнулась.
Томас тщетно пытался смириться с весьма реальной возможностью неприятного сюрприза и представить, как Конрад делает с Хлоей именно то, что он сам жаждал сделать прямо сейчас — опрокинуть ее на пол и вонзиться в это сладостное тело.
— Говоришь, придумала кое-что получше?
Хлоя рассмеялась довольно нервно, что не ускользнуло от внимания Томаса.
— Да. Если учесть, что мы вместе нашли ее… Помнишь, Томас, как она была напугана?
— Помню, — сухо отрезал он.
— Вот я и подумала, что ты захочешь взять ее.
— Я?! Взять ее?!
— Томас, — усмехнулась Хлоя, гладя котенка по голове, — перестань, как попутай, повторять за мной каждое слово!
Подумать только, впервые в жизни его превращает в полного кретина женщина, свое отношение к которой он так и не сумел до сих пор определить.
Нет, решил он, наблюдая, как часто поднимается и опускается ее грудь. Он лжет себе. Она ему нравится… слишком нравится.
Но тут Хлоя поднесла проклятую кошку к самому его носу, и до Томаса только сейчас по-настоящему дошел истинный смысл ее просьбы.
— Ни за что! — решительно заявил он, отступая. — Ни за какие деньги!
— Но, Томас, ей больше некуда деваться.
Томас почему-то представил крохотное создание в глубоком снегу, как в ту ночь, когда они нашли его. Скорчившееся, измученное, умирающее от голода беззащитное создание. К тому же брошенное. Внутренности Томаса мучительно свело.
— Черт побери, это не моя проблема, — проворчал он и тут же, просветлев, добавил: — Отдай его Конраду. Неплохая идея, верно?
И к тому же идеальная месть тому, кто невыносимо ему надоел. Уно! Представить только! Неужели Конрад не нашел более подходящего предлога?
— Конрад не может, — печально вздохнула она, шагнув на нижнюю ступеньку лестницы. — У него аллергия на кошачью шерсть.
— Молодец. Вовремя сообразил, как увильнуть, — пробормотал Томас, поднимаясь все выше, чтобы не прикоснуться к пушистому шарику, глядевшему на него широко посаженными глазами. — А как насчет твоей семьи?
— Они и без того считают меня легкомысленной. И не потерпят Гарольдину в доме.
— Какое отношение имеет твое легкомыслие к бродячей кошке?
— Я так надеялась, что ты поймешь… Мои родители считают, что я не должна заводить животных, пока у меня не будет своего дома. Просто они…
— Что именно? — осведомился Томас, потому что Хлоя замолчала.
— Вечно читают мне проповеди. Напоминают, что я достойна лучшей участи.
Она сделала еще один шаг, и Томас опять отступил.
— Чудная семейка, ничего не скажешь, — саркастически хмыкнул он, но Хлоя не оскорбилась. Наоборот, она была тронута до глубины души. Как безоговорочно он принял ее сторону!