— Я думаю, вокруг меня что-то происходит, — сказал он шефу. — Какая-то провокация готовится. Откровенная подстава. Я только что нашёл в своих вещах пакетик с травкой.
— Наркотики?
— Похоже, да.
— Откуда?
— Не знаю.
— Думаешь — подбросили?
— Никаких сомнений!
— Кто подбросил?
— Ума не приложу.
— А зачем подбросили?
— Чтобы их у меня найти.
Хамза позвонил Лапутину. Тот вернулся в коттедж так быстро, будто прогуливался где-то неподалеку.
— Уезжаем! Срочно! — объявил он. — Ты в курсе?
— Да, — сказал Китайгородцев.
Свои неразобранные сумки с вещами они оставили в коттедже — чтобы не привлекать внимания и чтобы всё выглядело так, будто они просто решили прокатиться на машине по близлежащим окрестностям.
Лапутин погнал машину в направлении шоссе, но на развилке повернул не к шоссе, а в противоположную сторону, и километров через пятнадцать, миновав очередную деревушку, свернул с дороги в лес. Здесь была раскисшая грунтовка, ехать дальше не было никакой возможности, и Лапутин остановил машину.
Прождали они меньше часа. На замызганной и местами проржавевшей насквозь «Ниве» примчались двое ребят из «Барбакана». Запечатанный конверт сунули в руки Лапутину со словами:
— От Хамзы!
«Нива», как оказалось, предназначалась Лапутину. Они с Китайгородцевым пересели в эту развалюху. Дальше должны были ехать, сверяясь с текстом, который для них от руки написал Хамза.
На словах Хамза велел Китайгородцеву отдать этим двоим подозрительный пакетик с травкой. Китайгородцев отдал.
— И мобильники — твой и Лапутина, — сказали ему. — Мы их забираем.
Оба мобильника, и Китайгородцева, и Лапутина, они бросили на сиденье той машины, которую им отдал Лапутин. Увезут. Взамен передали мобильный телефон: сам телефон — отдельно, аккумуляторная батарея к нему — отдельно. Посоветовали:
— Не включайте до того момента, пока не потребуется сделать звонок.
После этого они сели в машину Лапутина и умчались.
ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ:
«Значит, всё серьёзно. Значит, Хамза ожидает каких-то неприятностей — раз наши включённые мобильники сейчас увозят подальше от нас, а нам дали телефон с отсоединённой аккумуляторной батареей. Я слышал от наших технарей, что включённый сотовый телефон, который есть сейчас едва ли не у каждого горожанина, практически постоянно находится на связи с ближайшей базовой станцией, он с небольшими паузами посылает в эфир свой телефонный номер, как бы объявляя: «Я здесь! Я здесь!», и когда на этот телефонный номер кто-нибудь звонит, вызываемый абонент отыскивается моментально, где бы он ни находился — сотовая сесть «знает», в какой из её ячеек в это время находится мобильный телефон с таким номером абонента. Но мало кто слышал о том, что вместе с телефонным номером абонента мобильник периодически сообщает ближайшей базовой станции и свой «персональный» номер, присваиваемый производителем каждой трубке индивидуально и сохраняющийся за этой трубкой всегда. Можно поменять телефонный номер, вставить в свой мобильник другую SIM-карту, но вместе с новым телефонным номером абонента в эфир неизменно будет уходить и номер самой трубки, и если этот номер уже был «засвечен», по нему местонахождение мобильника те, кому надо, вычислят в два счёта, сколько ты SIM-карты не меняй. По незнанию всех этих технических подробностей погорело немало людей, находившихся в розыске. Они даже не предполагали, что носят в своём кармане такой предательский радиомаячок. Выдать местонахождение своего владельца может даже выключенный мобильник. Проблема решается только отсоединением аккумуляторной батареи. В общем, лучший мобильник — это мёртвый мобильник».
Они ехали по второстепенным дорогам, избегая выезжать на оживлённые шоссе. Встречных машин было мало. Деревни, через которые они проезжали, казались безлюдными — моросящий дождь разогнал всех по домам. Лапутин вёл машину, Китайгородцев был при нём за штурмана: сверялся с атласом, который специально для них оставили в салоне «Нивы», а маршрут прокладывал по тексту, написанному Хамзой.
Очередное село. На пригорке высилась колокольня полуразрушенной церкви.
— За церковью правый поворот, — сказал Китайгородцев.
Скатились с пригорка. Действительно, здесь ответвлялась дорога. Последние дома. Поле, за ним лесок. Свинцовое небо. Мокро. Безлюдно.
Раскисшая дорога привела их в лес. Китайгородцев оценил предусмотрительность Хамзы: если бы они ехали не на «Ниве», вряд ли смогли бы преодолеть это грязное месиво. Несколько километров пути через лес отняли у них около часа времени. Наконец, упомянутая Хамзой дорожная развилка и указатель: «Научная станция». Им туда. Повернули по указателю. Ещё километр пути, и дорога упёрлась в неказистые ворота — за ними несколько приземистых домиков, а дальше неспокойная водная поверхность спрятавшегося в лесу озера. Залаяли собаки. Лапутин и Китайгородцев ждали, но никто к ним из домиков не вышел. И только когда Лапутин подошёл к воротам, появился какой-то мужичок. Низкорослый, бородатый, в ватнике. Шёл к воротам не один, с собаками. Собаки были злющие, бросались на хлипкие ворота, и Китайгородцев заподозрил, что долго те ворота не выдержат.
— Чего? — коротко и недружелюбно спросил мужичок.
Собаки бесновались.
— Мы от Хамзы, — сказал Лапутин.
Это Хамза в своем письме велел ссылаться на него.
— Цыть! — рявкнул на собак мужичок.
И мгновенно наступила тишина.
— Проходите, — пригласил мужичок и распахнул ворота. — Собак не бойтесь, своих они не тронут.
В доме было тепло. Печь топилась дровами, которые потрескивали в огне. Ощущение дома, где уютно и безопасно.
Иван, так звали мужичка в ватнике, собирал на стол нехитрый обед: отварной картофель, солёные грибы и самогон. Он оказался человеком совсем не любопытным, ни о чём не расспрашивал, зато рассказывал сам: про то, что это озеро карстовое, что у учёных к нему огромный интерес, и научная станция на берегу существует уже лет сто, не меньше, и даже в нынешние безденежные для науки времена она уцелела, но уже не по причине своей научной ценности, естественно, а потому, что места здесь глухие и болотистые, ни грибников, ни рыбаков тут не увидишь, и московские учёные мужи, которые над этой базой начальники, сюда время от времени наведываются отдохнуть и шашлыки пожарить, это у них такая загородная дача за бюджетный счёт.
— Чужих здесь не бывает, — сказал Иван. — Да и собаки предупредят, ежели чего. Ушастые они у меня. Слышат хорошо. И злые, знамо дело.
Похоже, что у Ивана здесь периодически отсиживались люди разные. Китайгородцев и Лапутин — не первые у него в гостях.
Поздно вечером в пятницу, когда уже было темно, собаки залаяли.
— Кто-то есть, — сказал Иван и посмотрел вопросительно на своих постояльцев.
— Так ты бы сходил, посмотрел, — посоветовал Лапутин.
Иван взял фонарь и вышел из дома. Собаки бесновались. Лапутин погасил свет в доме и встал у окна.
Потом собаки разом смолкли.
Возможно, прибыл кто-то из своих.
— Гость, кажется, один, — сказал от окна Лапутин.
Распахнулась входная дверь. Голос Ивана:
— Отчего потёмки?
Щёлкнул выключатель. И стало видно гостя.
Хамза приехал.
Ужинали втроём: Иван деликатно удалился, сославшись на дела. Хамза рассказывал о том, что на неделе происходило в «Барбакане», ничего интересного, в принципе, и к концу ужина Лапутин по каким-то едва уловимым признакам понял, что Хамза будет разговаривать только с Китайгородцевым. Лапутин сказал, что хочет пройтись по берегу после ужина. Хамза его не удерживал и в компанию к нему напрашиваться тоже не стал. Лапутин ушёл. И тогда Хамза заговорил о том, зачем приехал.
— Толик, эксперты изучили твою травку, — сказал он. — Это чай.
— Чай? — удивился Китайгородцев.
— Да. Но не обычный. К нему подмешана травка.
— Наркотик?
— Нет. Хотя травка редкая. В наших краях такая не растёт. Имеет интересную особенность: способна усыплять не хуже патентованного снотворного. С давних пор знахари такую используют. Эксперты эти травку чётко отделили. Там, в этой смеси, которая была в пакете, есть стебли — это снотворная трава, и есть листья — обычный зелёный чай, как оказалось. Зелёный чай! Ты понимаешь?
— Нет, если честно.
— Толик, ты должен вспомнить, откуда у тебя взялся этот пакетик.
— Я не знаю.
— Может быть, где-то в доме Лисицыных ты его подобрал?
— Не помню.
— Надо вспомнить! — сказал Хамза. — Обязательно надо вспомнить! Толик, я приезжал к тебе туда, в дом Лисицыных. Ты это помнишь?
— Да.
— Мы с тобой пили чай. Чай был зелёный. Зе-лё-ный! Понимаешь? Как в том пакетике, который ты потом нашёл в своем кармане. И я после чашки чая, по пути в Москву, заснул за рулём и вылетел с дороги.
Хамза сверлил собеседника взглядом. Китайгородцев молчал, будучи не в состоянии так быстро упорядочить разбежавшиеся мысли.
— Я разговаривал с Лисицыным, — сказал Хамза. — Со Стасом. Расспрашивал о том случае, когда ты ему якобы рассказывал про старика, которого ты видел. И ты потом отказался это подтвердить.
— Да, — кивнул Китайгородцев, подтверждая, что помнит этот эпизод.
— А потом была история, когда ты мне позвонил. И снова ты отрицаешь. Я сопоставил эти два случая: со мной и с Лисицыным. В них много похожего, Толик. И я подумал вот о чём. Может быть, тебя в том доме опаивали чем-то? Какая-то дурман-трава, как в том пакетике?
Хамза разрешил включить мобильный телефон — он теперь не ожидал каких-то неприятностей. Несколько дней назад, когда Китайгородцев позвонил шефу и сообщил о пакетике с подозрительной травкой, Хамза забеспокоился всерьёз. Все эти непонятные истории, которые происходили с Китайгородцевым, а к ним ещё пакетик неизвестно с чем — может быть, действительно, провокация какая-то. И Хамза спрятал Китайгородцева на карстовом озере — от греха подальше. Теперь, когда стало ясно, что никаких наркотиков не было, тревога улеглась. Но вернуться в Москву Китайгородцеву Хамза не разрешил. Лапутина он забрал с собой, а вот Китайгородцев оставался.