Попросил показать список жильцов.
Никого подозрительного.
Дополнительно попросил поделиться сведениями о тех, кто забронировал места в гостинице на ближайшие двое суток.
Всего несколько человек, в основном из близлежащих населенных пунктов. Ничего настораживающего.
Китайгородцев прошёл по гостиничным коридорам. Всё, как бывает обычно в провинциальных гостиницах. Серьезных замечаний не было, если не считать того, что путь к запертой двери чёрного хода преграждали какие-то пыльные ящики. Китайгородцев попросил администратора эти ящики немедленно убрать.
— Куда я их уберу? — осведомилась женщина с недовольным видом. — И зачем вообще?
— Затем, — ответил Китайгородцев. — На случай пожара.
— Откуда здесь пожар?
Вместо ответа Китайгородцев зажёг спичку и бросил её в стоящую на лестнице урну.
— Что вы делаете?! — воскликнула женщина.
— Я сделал то, что может сделать любой из ваших постояльцев, — спокойно произнёс Китайгородцев.
Мусор в урне запылал. Женщина заметалась.
— Огнетушитель, — подсказал Китайгородцев. — По коридору направо.
Сам он не делал ни малейшей попытки потушить огонь.
Женщина убежала и вернулась с огнетушителем. Попробовала привести его в действие, но у неё не получилось. Тогда Китайгородцев пришёл ей на помощь. Потушил огонь, после чего сказал:
— Если здесь запылает, вы даже потушить не сможете. Так что не упрямьтесь, делайте, что говорю.
— Я вызываю милицию! — ожесточилась женщина.
— И правильно делаете. И ещё посоветую и пожарный надзор вызвать. Пусть протоколы составят. У вас тут запасной выход заблокирован. И ещё урна горела.
— Это ж вы!!! — задохнулась от подобного коварства женщина.
— Не я, — бестрепетно не согласился Китайгородцев. — Никто не видел. Нет свидетелей. Да, я шёл. Да, увидел в урне огонь. Да, забил тревогу, сообщил вам. Да, вы среагировали, огнетушитель принесли, но как с ним обращаться — не знали. Не обучали вас? С техникой безопасности проблемы? Вот пусть полиция с пожарными и разбираются.
Женщина промолчала. Растерялась, это было видно.
Когда Китайгородцев минут через тридцать спустился к двери чёрного хода, ящиков там уже не было.
Но гарью пахло до сих пор.
Не успело выветриться.
Директор местного Дома культуры не смог припомнить, чтобы кто-то наводил справки о гастролях гипнотизёра Потёмкина, но Китайгородцев всё-таки попросил его вызвать к началу представления милицейский наряд. На всякий случай.
Милиционеров было двое. С их помощью Китайгородцев прикрыл два входа: в зал и на сцену. Кулис здесь не было, поэтому сам Китайгородцев, чтобы не маячить на глазах у зрителей, спустился со сцены в зрительный зал и встал у лестницы в несколько ступеней, которая вела на сцену.
Пока Потёмкин читал свою лекцию, Китайгородцев взглядом просканировал зрительный зал. Знакомых лиц он не увидел. Зато увидел нетрезвых, которых оказалось на удивление немало, и даже, кажется, один наркоман тут обнаружился: у парня, что сидел в шестом ряду, было странное выражение лица, словно он в мыслях пребывал где-то далеко отсюда. И взгляд какой-то стеклянный. На всякий случай Китайгородцев не выпускал его из поля зрения.
Потёмкин дочитал лекцию. Теперь должен был начаться сеанс гипноза. Публика притихла. Потёмкин стоял у края сцены, вглядываясь в зал, будто бы высматривая, с кого ему удобнее начать. Китайгородцев ненадолго отвлёкся на Потёмкина, как вдруг в зале случился какой-то шум. Обеспокоенный Китайгородцев обернулся.
К сцене шёл тот самый парень из шестого ряда, которого Китайгородцев принял за наркомана. Он шагал решительно, но походка его была странной: ступал широко, крепко впечатывая подошвы ботинок в пол. Китайгородцев встал у него на пути, закрывая собой выход на сцену, как вдруг услышал за своей спиной негромко произнесённое Потёмкиным:
— Пускай идёт. Не мешайте ему.
Китайгородцев посмотрел на гипнотизёра. Тот кивнул, подтверждая: да-да, не мешайте.
Недоумевающий Китайгородцев отступил, парень шагнул мимо него, и у Китайгородцева вдруг возникло подозрение, что для этого парня он не стал бы препятствием: тот пёр, как танк, и вряд ли его можно было остановить так запросто.
Парень поднялся на сцену и направился прямиком к Потёмкину своей странной походкой бывалого моряка. Китайгородцев тоже поднялся на сцену, чтобы иметь возможность вмешаться в происходящее при первых признаках опасности. Парень дошёл до Потёмкина, остановился в двух метрах от него, вскинул ладонь к своей непокрытой голове и гаркнул что было сил:
— Ваше сиятельство! Боцман Торопыгин по вашему приказанию прибыл!
Потёмкин пошёл к краю сцены, а парень поворачивался, не сводя глаз с Потёмкина, и всё тянул ладонь, отдавая честь их заезжему сиятельству.
— Вы его знаете? — спросил у оторопевших зрителей Потёмкин и показал на парня.
— Да-а-а! — загудел ничего не понимающий зал.
— Год назад, когда я был у вас на гастролях, — сказал Потёмкин, — этот человек подошёл ко мне в вашем ресторане… Кажется, «Байкал»?..
— «Ангара»! — крикнули из зала.
— Ах, да, «Ангара». Так вот, он много расспрашивал меня про гипноз. И я его загипнотизировал. Я сказал ему, что про тот сеанс гипноза он не будет помнить ничего, будет жить, как прежде, но когда я в следующий раз приеду в ваш город на гастроли, он обязательно придёт в тот зал, где я буду выступать, после моей лекции выйдет на сцену, и доложит мне о том, что он, боцман Торопыгин, по моему приказанию прибыл.
Потёмкин вернулся к парню. Тот по-прежнему стоял, вытянувшись в струнку. Изображал служебное рвение.
— Сейчас я досчитаю до пяти, — сказал ему Потёмкин. — Вы проснётесь и забудете о том, что вы — боцман Торопыгин. Раз… Два… Опустите руку…
«Боцман» подчинился.
— Три… Четыре… Сейчас вы проснётесь… Вы будете чувствовать какую-то лёгкость… Бодрость необыкновенную… Пять!
Вроде бы ничего не изменилось. Но стоявший рядом Китайгородцев уловил случившуюся в парне перемену. Взгляд стал другим. Осмысленность появилась. И парень удивился, как показалось Китайгородцеву. Смотрел в зал и пытался понять, как это он здесь, на сцене, очутился.
— Как вас зовут? — мягко поинтересовался Потёмкин.
— Торопыгин! — крикнул кто-то.
В зале засмеялись.
— Саша, — сказал парень.
— А фамилия? — продолжал Потёмкин.
— Бобков.
— Вы в армии служили? Или, может быть, на флоте?
— Я в автомобильных войсках. Шофёром.
— А на море? — допытывался Потёмкин.
— Нет.
— Может, вы всё-таки морской волк? Боцман, например.
Парень растерянно улыбнулся, явно не понимая, чего от него хотят.
— Вам такая фамилия — Торопыгин — знакома?
— Нет, — ответил Саша Бобков.
— А если подумать? — настаивал Потёмкин.
— Нет! — уверенно открестился от неведомого Торопыгина Саша.
— Хорошо, можете возвращаться на своё место, — сказал ему Потёмкин.
В зале засвистели, зааплодировали.
Потёмкин скромно поклонился.
Обычные дела, мол, ничего особенного, я ещё и не такое умею проделывать.
В городе они не остались на ночь. Китайгородцев посчитал, что это может быть небезопасно. Они могли уехать поездом, потому что в этом городе была своя железнодорожная станция, но Китайгородцев решил запутать преследователей, если бы таковые объявились. Он нанял машину, которая за два часа доставила их в другой город — здесь тоже была станция, где Китайгородцев и Потёмкин сели, наконец, в проходящий поезд.
Людей в вагоне было немного. В купе, которое заняли Потёмкин и Китайгородцев, так и вообще никого. Свет не зажигали, сидели в темноте, глядя, как за окном, едва различимые, проплывают силуэты деревьев.
— Я хочу, чтобы вы попробовали ещё раз, — сказал Китайгородцев. — Зачем-то Михаил всё это проделывал. Может, он ещё меня заставил что-либо забыть.
— Я не решался заходить слишком далеко, — негромко произнес Потёмкин. — Без вашего на то согласия.
— Мне до сих пор не по себе. Я никогда не мог подумать, что можно залезть к человеку в мозги и хозяйничать там, как у себя в квартире.
— Так вы согласны? — уточнил Потёмкин.
— Да.
Размеренный стук колес поезда действовал усыпляюще. Китайгородцев в полной темноте, закрыв глаза, слышал негромкий голос:
— Восемь… Девять… Вам тепло, вам спокойно, вы хотите спать…
Он действительно хотел спать. Веки налились свинцом, их не поднять, и вообще пошевелиться невозможно, как казалось.
— Десять… Одиннадцать…
Уже и стук колес неразличим. Только голос гипнотизера.
— Двенадцать… Тринадцать…
Дыхание у Китайгородцева сделалось ровным и глубоким.
Потёмкин продолжал считать, загоняя в транс Китайгородцева всё глубже и глубже. Проверил, насколько глубоко погружение: поднял руку Китайгородцева, отпустил её, рука зависла в воздухе, словно это был несгибающийся протез.
— Я хочу, чтобы вы мысленно вернулись в тот дом в лесу, — сказал Потёмкин. — Где жил Михаил. Вы помните Михаила?
— Да, — коротко ответил Китайгородцев, не открывая глаз.
— У вас с Михаилом был разговор. Он вас расспрашивал о том, заподозрили ли вы, что вам подмешивают в пищу снотворное. Ещё он спрашивал, видели ли вы в доме кого-то ещё, кроме него самого и Натальи Андреевны. Вы это помните?
— Да.
— Теперь вспоминайте, о чём ещё он с вами говорил. Что ещё было в том ночном разговоре?
Потёмкин выждал какое-то время, но Китайгородцев молчал.
— Вспоминайте! — требовательно произнес Потёмкин. — Был разговор! О чём?
Молчание в ответ.
— Он о чём-то вас расспрашивал! — предположил Потёмкин. — Да?
— Нет.
— Вы хорошо это помните?
— Да.
— Он сам вам что-то говорил! — тут же перестроился Потёмкин. — Не спрашивал, а говорил! Вспоминайте — что!
Китайгородцев молчал, словно ничего в ту ночь и не было. Потёмкин пытался сообразить, в чём тут дело.