Забыть убийство — страница 29 из 46

— Садись в машину! — распорядился Шварц. — Расскажешь по дороге.

* * *

Потёмкин натерпелся такого страху, что до сих пор не мог поверить до конца в то, что остался жив.

— Его фамилия Лисицын, — рассказывал он сбивчиво. — По бизнесу в Москве. Чем занимается — не знаю. Но папа — генерал. Вроде как мёртвый, а там — кто знает. В общем, дело не в папе, а в нём самом. Зовут Стас. Станислав Георгиевич. Есть мать, Наталья Андреевна. Дом за городом. Большой.

— Где именно?

— Не знаю.

— Как же мы найдём? — засомневался Шварц.

— Это не сложно. Дом наверняка записан на него. Да это и не важно, — сказал Потёмкин. — Он там не живёт. С матерью отношения сложные. Так что он в Москве. А в Москве найти — не проблема.

— Киллер — кто?

— А киллер — этот парень.

— Какой?

— Вы его видели, — сказал Потёмкин, замявшись. — Ну, этот, с палкой инвалидской.

— Бычара? — недобро процедил Шварц.

— Ну, пускай так будет, — не стал перечить Потёмкин.

— А ты откуда знаешь? Он сказал?

— Да.

— Сам? — не поверил Шварц.

— Это гипноз, — пояснил Потёмкин. — Ему дали такую установку.

— Загипнотизировали, что ли?

— Загипнотизировали.

— Кто?

— Родственник этого Лисицына. Я же говорю: отношения у них там сложные. У родственника этого — настоящий дар. Он сильный гипнотизёр, я чувствую. И он внушил этому парню… которого вы знаете…

— Короче! — с досадой бросил Шварц.

— Он внушил парню, что наступит шестнадцатое число, и тот пойдёт Лисицына убивать.

В салоне машины повисла тишина. Эти трое не поверили бы Потёмкину, если бы они его не знали с давних пор. Но они на гастролях были рядом с ним, присутствовали на сеансах, и многократно видели, что гипнотизёр способен вытворять со взрослыми и ещё каких-то полчаса назад вполне вменяемыми людьми. Так что им до того, чтобы поверить, осталось совсем чуть-чуть. Надо было только осознать услышанное. Оправиться от первого шока.

— Но это точно? — неуверенно спросил Шварц. — Он в натуре мочить пойдёт?

— Пойдёт! — сказал Потёмкин. — Я в гипнозе понимаю кое-что, вы сами имели возможность убедиться. И я знаю, я на все сто процентов уверен: наступит шестнадцатое, и он пойдёт убивать! Как робот! Он даже не поймёт, что он творит! Придёт к этому Лисицыну и убьёт его!

* * *

Китайгородцев приехал на кладбище, когда рассвело. При входе продавали цветы. Он купил немудрёный букет, чтобы быть похожим на пребывающего в скорби посетителя.

Где искать — этого он не знал. Была мысль обратиться в администрацию кладбища, но когда прошёл за ворота, к нему приблизился насквозь промёрзший на студёном ветру сухопарый дядечка в очках, и неуверенно предложил Китайгородцеву:

— Экскурсию желаете? Самые известные захоронения. Высоцкий, Есенин, Андрей Миронов, Листьев Влад и много кто ещё. Останетесь довольны.

Его смущал букет в руках Китайгородцева. Может, на родную могилу человек идёт, но только странно — те, кто здесь уже бывал, ворота минуют уверенно, а этот не таков.

— Мне нужна могила генерала Лисицына, — сказал Китайгородцев.

— Лисицын, — протянул дядечка и закатил глаза, вспоминая. — Генерал!

Как будто осенило.

— Да, генерал, — подтвердил Китайгородцев.

— Кажется, знаю. Не уверен твердо. Если что-то напутал — не взыщите. Сюда прошу!

Пошли по расчищенной от снега дорожке.

— Захоронений много, — говорил Китайгородцеву провожатый, то и дело к нему оборачиваясь. — Но люди в основном известными могилами интересуются. Специально приезжают, даже из других городов. Поэтому я и говорю вам: могу напутать что-то. Но вроде здесь она.

Зрительная память его не подвела. Свернул с дорожки, пошёл между могил, где не расчищено и не протоптано, благо снег ещё был неглубокий, и очень скоро вывел Китайгородцева к чёрному памятнику с портретом человека в военной форме. Звёзд на погонах было много. Настоящий генерал. Лисицын Георгий Александрович. Судя по дате смерти, он умер десять лет тому назад.

Китайгородцев положил цветы прямо на снег. А взгляд от портрета никак не мог оторвать. Этого человека он видел в том доме. Невозможно ошибиться. И поверить тоже невозможно.

Провожатый тактично напомнил о себе.

— Родственники бывают, — сообщил. — Приличные такие люди.

Он готов был удалиться, но рассчитывал на скромное вознаграждение своих трудов.

— А вы их видели? — заинтересовался Китайгородцев и вытянул из кармана бумажник.

— А как же!

— Наталья Андреевна, наверное…

— Вдова, — с готовностью сообщил провожатый, старательно не глядя на бумажник. — Пожилая женщина. Видно, что генеральша. Настоящая графиня.

Он точно описал вдову. Именно графиня. Другого слова и не подобрать.

— Сыновья опять же, — сказал дядечка.

Китайгородцев протянул ему пятьсот рублей, хотя ещё секунду назад готов был расстаться только с сотней.

— А что за сыновья? — спросил он. — Их сколько вообще?

— Двое.

— Вместе приезжают?

— Порознь. Один редко совсем. Я и видел-то его раза два или три. Издалека он, не москвич.

— Это точно?

— У него машина из сорокового региона. Ну, на номерном знаке цифра есть, вы знаете.

— Знаю.

— У него там «40».

— Как же вы запомнили?

— Я сам сорокового года рождения. Просто отложилось в памяти.

— А машина какая?

— Я не помню, — сказал дядечка, приобретая виноватый вид.

— А здесь точно похоронен генерал?

— Простите, я не понял? — удивился собеседник.

— Может быть такое, что вместо генерала другого кого-то похоронили? Или даже никого. Пустая могила, предположим.

Дядечка выглядел озадаченным.

— Как же так! — сказал он. — Разве так бывает?

— Вы видели, как его хоронили? — спросил Китайгородцев.

— Нет.

— Тогда вопросов больше не имею.

Собеседник откланялся и ушёл. Китайгородцев осмотрел близлежащие могилы, но ничего интересного для себя не обнаружил. Можно было уезжать.

У ворот Китайгородцева окликнул его недавний провожатый. С ним был тощий, изъеденный какой-то внутренней болезнью мужичок в потёртой дублёнке.

— Я извиняюсь, — сказал Китайгородцеву провожатый. — Паша видел, как генерала хоронили.

Паша сдержанно кивнул. Он выглядел суровым. Китайгородцев дал ему пятьсот рублей. Деньги Паша принял с достоинством человека, зарабатывающего на жизнь давно и трудно.

— Сам я его и хоронил, — сказал Паша. — Зима была. Земля промёрзла. Долго ковырялись.

— Но это точно был генерал? — спросил Китайгородцев.

— А кому же быть ещё? В погонах!

— Вы лицо запомнили?

— Чьё?

— Покойника, — сказал Китайгородцев. — То же самое лицо, что и сейчас на памятнике?

— Один в один! — подтвердил Паша. — Достойные похороны были. Без слёз, — вспомнилось ему.

— А что, когда не плачут, это достойные похороны? — поинтересовался Китайгородцев.

— И со слезами — тоже бывает достойно. А тут другая история. Генеральская вдова. Сразу видно. Мужественная женщина. Никаких соплей.

Китайгородцев вспомнил Наталью Андреевну. Такая могла бы не пролить слёз на похоронах. Мужественная женщина. Неправильная какая-то фраза. Но верная.

* * *

В Калуге Китайгородцев оказался сразу после полудня. Он не знал имени Лисицына, но ему было известно отчество. Этого оказалось достаточно для того, чтобы узнать адрес. Чтобы не терять времени в поисках нужной улицы, Китайгородцев оставил свою машину и взял такси. Лисицын Глеб Георгиевич, как оказалось, проживал на окраине города в многоквартирном доме, который даже внешне выглядел крайне непрезентабельно. Дверь подъезда висела на одной петле. В самом подъезде было темно и смрадно. Китайгородцев нужную квартиру нашёл только потому, что на двери соседней квартиры масляной краской был неровно написан номер — на двери Лисицыных номер вообще никак не был указан. Звонка не было. Китайгородцев постучал. Никто не ответил. Зато соседи были начеку. Открылась одна из дверей на лестничной площадке и бабуля в платке сказала, разглядывая незнакомца с бесстыжим любопытством:

— А её нетути!

— А где? — коротко осведомился Китайгородцев.

— На работе.

— А хозяин? Глеб Георгиевич — где?

Тут бабуля изумилась.

— А вы кто будете? — не сумела она этого своего изумления скрыть.

— Я по работе, — подпустил туману Китайгородцев. — Глеб — где?

— Так ить не живёт.

— Как это так?

— Так! — сказала бабуля желчно. — Бросил!

— Давно?

— Давно!

— Где же его искать?

— Он про жену забыл, а перед нами и вовсе не отчитывается.

— Жена где работает?

— В школе тут, учителкой.

— Звать как?

— Нинка.

* * *

Нинка оказалась никакой не Нинкой, и Ниной Петровной, милой русоволосой женщиной лет сорока. Визит Китайгородцева её озадачил, а первый же его вопрос — тем более.

— Где мне искать Глеба Георгиевича? — спросил Китайгородцев.

И обнаружил, как удивилась собеседница. Пожала плечами растерянно, замотала головой. Это не ко мне, мол. Не по адресу.

— Я по просьбе Станислава Георгиевича, — соврал Китайгородцев, пытаясь нащупать верную дорожку.

Кажется, не угадал. Женщина опустила глаза. Так делают, когда берут паузу для раздумий.

— При чём тут Станислав Георгиевич? — осведомилась собеседница.

Что-то не то сказал Китайгородцев.

— Что за дружба у них такая с Глебом? — в голосе женщины Китайгородцев уловил недоверие.

Точно, не то сказал.

— Я подробностей не знаю, — пожал плечами Китайгородцев.

Я всего лишь посредник. Что велели, то и делаю.

— Глеба я не видела давным-давно, — сказала Нина Петровна. — С прошлого года — это точно. Так что не по адресу!

Она подняла, наконец, глаза на собеседника. Взгляд был недружелюбный. Отталкивающий взгляд.

Беседовали они в пустынном школьном коридоре. Уроки уже закончились, все разошлись. И Нина Петровна уже ушла бы, если бы не этот так некстати появившийся гость. Нежеланный гость.