— Это отец Алексий, по-видимому. Он приезжает к нам иногда, и у него машина чёрная, вы правы. «Волга».
— Где мне его искать? — пробормотал Китайгородцев.
Батюшка рассказал подробно. Голос его звучал благожелательно. Может быть, Китайгородцеву всё-таки удалось обмануть его?
— Вы запомнили? — мягко спросил батюшка.
Китайгородцев решился посмотреть ему в глаза. И в первую же секунду понял, что никого он здесь не перехитрил.
— Вы мне не поверили, — сказал Китайгородцев.
Не спросил, а именно сказал. Для него теперь сомнений в этом не было.
— Да, — подтвердил священник.
— Почему же не прогнали?
— Я не могу, — сказал батюшка. — Я вижу ваши глаза. У вас нехорошее что-то в жизни происходит. Вам плохо. Вы пришли за помощью.
— Да, это правда. Простите меня.
— Бог простит!
Перекрестил на прощание.
— Поедешь с нами, — сказал Китайгородцев дяде Стёпе, садясь в машину. — Это километров пятьдесят отсюда. Скажешь, этого ли человека ты видел прошлой весной.
Дядя Стёпа не перечил. Он сейчас был как манекен — без собственных желаний и поступков. Хочешь — в углу его поставь, хочешь — в машину усади. Всё ему едино, всё снесёт безропотно.
Сгущались сумерки. Короткий предзимний день догорал. Пока доехали до нужного им места, уже совсем стемнело.
Церковь была заперта. Сторожа нет, и не у кого спросить.
Китайгородцев постучал в дверь ближайшего к церкви дома. Шаги. Звякнула щеколда. Дверь распахнулась.
— Здравствуйте, батюшка! — сказал растерявшийся от неожиданности Китайгородцев.
Этого человека он узнал сразу. Видел его в доме у Лисицыных. Михаил привозил его, и батюшка читал молитву в маленькой домовой церкви.
Священник тоже Китайгородцева узнал. И было заметно, как он насторожился.
— Здравствуйте, — сказал отец Алексий.
Он замешкался на секунду или две, не зная, как будет лучше: пригласить гостя в дом или разговаривать за порогом. Потом всё-таки решился и пригласил:
— Проходите, пожалуйста.
Комната, в которую вошёл Китайгородцев, была пуста, а из соседней выглядывал целый выводок детей, их было пять или шесть. Батюшка закрыл дверь той комнаты, отгородился.
— Сюда прошу, — указал на стул.
Сам тоже сел, руки положил на стол, сплёл пальцы, чем снова выдал свое волнение.
Лампадка освещала образа в углу неярким светом. Иисус строго смотрел на Китайгородцева. В его взгляде Китайгородцеву привиделась настороженность.
— Вы помните меня? — спросил у священника Китайгородцев.
— Разумеется. Как ваш друг?
Это он про Хамзу спросил.
— Он жив, — сказал Китайгородцев.
— Бог милостив.
Отец Алексий смотрел выжидательно. И напряжение его не отпускало. Китайгородцев это видел.
— Я ищу Михаила, — сказал Китайгородцев.
— Здесь? — удивился собеседник.
Китайгородцев не смог понять, искреннее ли это удивление.
— Мне надо знать, где его найти, — сказал Китайгородцев.
— То, что не в этом доме, я могу поклясться. А что, он куда-то исчез?
Всё-таки неискренен он был, теперь Китайгородцев это обнаружил.
— Да, он исчез. И Наталья Андреевна — тоже. Даже Станислав Георгиевич не в курсе того, где они могут быть.
— А что — он интересовался? — спросил собеседник и прикрыл глаза веками.
— Я не от него! — поспешил откреститься от Стаса Лисицына Китайгородцев.
Но это, кажется, уже не имело значения. Собеседник сейчас чем-то напоминал Китайгородцеву черепаху, которая всё глубже и глубже втягивает голову под панцирь в случае опасности. Батюшка чувствовал опасность.
— Я ничем не смогу вам помочь, — сказал отец Алексий.
— Скажите хотя бы, где его искать.
— Вы преувеличиваете степень моей близости к семье.
Теперь было понятно, какую тактику он изберёт. Ничего не знаю, я в их дом не вхож, и для меня их пропажа — такая же загадка, как и для вас, поверьте мне. Эту уже выстроившуюся в голове у батюшки конструкцию Китайгородцев готов был разрушить сразу, пока она не закостенела. Потому что если батюшка выстроит защитные редуты окончательно, он потом и стоять будет до конца, и к истине уже не пробиться.
— Я степень вашей близости хорошо себе представляю, — сообщил Китайгородцев. — Я, например, в курсе той истории, что случилась здесь, недалеко, в прошлую весну. Под Борщёвкой. Помните?
Китайгородцев обнаружил, как дрогнул батюшка. Значит, надо бы ещё добавить информации, продемонстрировать осведомлённость.
— Братья там рыбачили, — сказал Китайгородцев. — И что потом было…
Он намеренно на этом оборвал фразу, чтобы память собеседника сама восстановила череду событий.
Батюшка обездвижел. Он был в шоке. Не ожидал такого разговора.
— Ко мне у вас какие есть вопросы? — спросил он после долгой паузы.
— Где Михаил?
— В таком случае, при чём тут Борщёвка? Вы шантажируете меня?
— Нет-нет! — успокаивающе поднял руки Китайгородцев. — Только Михаил! Про Борщёвку — это я так, к слову.
И тут же сам обнаружил, как коряво получилось. Конечно же, шантаж. Никак иначе батюшка теперь не будет это воспринимать.
— Местонахождение Михаила мне неизвестно! — произнес отец Алексий.
Его голос вновь обрёл твердость. Быстро же он взял себя в руки.
— И даже предположений никаких? — поинтересовался Китайгородцев.
— Абсолютно никаких!
Тупик. Никуда этот разговор не приведёт.
— Вы наверняка не в курсе, — сказал Китайгородцев. — Михаил хочет, чтобы я убил Станислава Георгиевича.
Отец Алексей недоверчиво посмотрел на собеседника.
— Вы не можете не знать о том, что Михаил обладает даром гипноза, — наугад сказал Китайгородцев.
Собеседник никак не отреагировал. Возможно, что действительно знает.
— Он под гипнозом внушил мне, что я должен убить Стаса.
— Я не верю! — нахмурился священник.
Казалось, что он даже рассердился. Был оскорблён тем, что его пытались купить на такой дешёвый трюк.
— Я бы и сам не верил, — признался Китайгородцев. — Я об этом даже и не подозревал. Случайно обнаружилось. Там, в машине, — он кивнул за окно, — гипнотизёр Потёмкин. Сеансы гипноза даёт, гастролирует по всей России. Это он смог выяснить, что Михаил задумал. Хотите, я позову? Он подтвердит.
Батюшка покачал головой. Не хотел. И, похоже, он до сих пор не верил.
— Михаил не только это со мной проделывал, — сказал Китайгородцев. — Он ещё дважды под гипнозом заставлял меня кое о чём забыть…
Собеседник не проявил видимого интереса. Потому что и это тоже он считал враньём.
— Я видел того, кто в доме у Лисицыных живёт, — сообщил Китайгородцев. — Кого они прячут.
Батюшка воззрился на него.
— Михаил хотел, чтобы я это всё забыл, — сказал Китайгородцев, уже понимая, что батюшка на самом деле о многом знает. — Но мне помогли вспомнить, — он снова указал за окно, где в машине сидел Потёмкин. — Теперь вы понимаете, что про убийство Стаса — это не мои фантазии?
Батюшка пребывал в смятении.
— Вы, оказывается, знали, что Михаил там прячет человека? — дозревал Китайгородцев.
Батюшка знал. А Стас не знал, но подозревал, и жаждал заполучить доказательства. И это может означать только одно…
— Это Глеб?! Он жив?!
Отец Алексий резко откинулся на спинку стула, будто ему вдруг стало нехорошо.
— Я ничего не знаю и ничего вам не скажу!
— Так вы не знаете? Или не скажете? — Китайгородцев продемонстрировал, что он всё понял правильно.
Собеседник сделал жест рукой, словно умоляя ни о чём его не спрашивать.
— Стас искал Глеба, — сказал Китайгородцев. — Он и меня поселил в своём огромном доме, чтобы сделать из меня шпиона. Он хотел, чтобы я подтвердил: Глеб — там, Глеба прячут в доме. Он сам мне говорил об этом.
— Про Глеба? — уточнил батюшка, не поднимая глаз.
— Он имени не называл. И вообще не прямо об этом сказал. Так, намёками. Я думаю, он хотел его убить. Ведь в Борщёвке у него не получилось?
Китайгородцев выразительно посмотрел на собеседника. Батюшка разглядывал столешницу перед собой, но пауза затягивалась, и он поднял, наконец, глаза.
— Это не моя тайна! — раздельно и твёрдо произнёс батюшка.
Стало понятно, что больше он не скажет ничего. Но эта его фраза Китайгородцеву окончательно всё объяснила.
Глеб жив. Батюшка об этом знает. И он сам, вполне возможно, к спасению Глеба руку приложил.
— Я прошу вас: уходите! — сказал батюшка.
— Мне нужен Михаил…
Священник покачал головой. Не скажет.
— Уходите! — повторил он.
— Ещё один вопрос! — сказал Китайгородцев. — И я уйду, — пообещал он, чтобы сделать собеседника более сговорчивым. — У Станислава Георгиевича есть семья? Жена, дети. Какие-нибудь наследники.
— Этого я не знаю! — с чистым сердцем ответил отец Алексей.
Кажется, он даже испытал облегчение оттого, что ему не пришлось ни увиливать от ответа в этом случае, ни лгать.
— Я остановился в Борщёвке, — сказал, уходя, Китайгородцев на всякий случай.
Настроение было под стать ноябрьской московской действительности: сумрачно и мерзко. Вечер. Машины по Тверскому бульвару едва ползли. Шварц вёл машину и злился. И оттого, что пробка автомобильная казалась бесконечной, и оттого, что день сложился так нелепо. Ещё утром они думали, что схватили удачу за хвост и что они в полном шоколаде, а вечером зализывают раны, и понятно, что лузеры они никчёмные. А тут ещё расцвеченный огнями пафосный ресторан «Пушкин». Богатые люди выходили из дорогих машин и скрывались за дверями ресторана. Шварц тоже мог туда зайти, это не вопрос, но он не мог зайти так же вальяжно, как эти уверенные в себе люди. Они зарабатывают кучу денег каждый день, а Шварц только мелочь по карманам тырит, иначе и не назовёшь то, чем он по жизни занимается. Чтобы не расстраиваться, Шварц отвернулся. И уперся взглядом в пацана, который шел мимо застрявших в пробке машин, веером держа в руках диски с базами данных всего на свете: зарегистрированных в ГИБДД автомобилей, прописанных по московским адресам горожан, обладателей телефонов мобильных и стационарных…