Она не была сейчас ни злой, ни настороженной, а только слабой.
— Где мы можем поговорить? — Китайгородцев озирался по сторонам.
— Идёмте, — сказала женщина.
Привела Китайгородцева в пустой класс. Плотно прикрыла дверь. Тут же опустилась на учительский стул, будто её ноги не держали. Она сейчас совсем не была похожа на учителя. Ни строгости во взгляде, ни уверенности в движениях.
— Кто вы? Зачем сюда приехали? Я ничего не понимаю!
— Я ищу Михаила.
— Его здесь нет! — пожала плечами Нина Петровна.
Мы не о том, мол, говорим, и я подозреваю, что дело тут не в Михаиле.
— Его нет, — признал Китайгородцев. — Но он мне нужен.
— При чём тут я? При чём Алёша?
— Вам может угрожать опасность.
— Нам с Алёшей?
— Возможно, что Алёше — нет, а вам — да.
— Не понимаю! — ещё больше растерялась.
— Алёша — он действительно сын Станислава Георгиевича?
— Какая вам разница! — сказала Нина Петровна с досадой и бросила быстрый взгляд на входную дверь.
Это, похоже, была её тайна, и правды коллеги Нины Петровны не знали до сих пор.
— Разница в том, — сказал Китайгородцев, — что если Алёша — это сын Станислава Георгиевича, тогда, я думаю, он в безопасности. Зато вы — нет.
Женщина нервно сжимала-разжимала пальцы рук.
— Глеб ненавидел Стаса, — сказал Китайгородцев. — Для вас это тоже не секрет. Но для вас, как я понял, секрет, что Глеб иногда вслух мечтал о том, как он устроит Стасу неприятности, и все богатства Стаса отойдут наследнику. А наследник у нас кто? Алёша! Каким образом Алёша может стать наследником? — спросил Китайгородцев и внимательно посмотрел на женщину.
От неё ответа не добьёшься. В таком состоянии она ничего не соображает.
— Наследник — это когда наследство открывается, — подсказал Китайгородцев. — А открывается оно тогда, когда прежний владелец наследуемого имущества умрёт.
— А кто умрёт?! — испугалась женщина.
— Глеб мечтал, чтобы умер Стас.
Нина Петровна хрустнула пальцами.
— И на стороне Глеба, похоже, Михаил, — добавил Китайгородцев.
— Что у Михаила с Глебом общего? — хмурилась собеседница.
— Ненависть к Стасу.
— Но почему?
— Этого я не знаю, — признался Китайгородцев. — Вы состояли в браке со Стасом?
— Официально — нет. Мы с ним расстались почти сразу после рождения Алёши.
— И не поддерживали с ним отношений?
— Нет. Я вернулась в Калугу. Тут, — показала рукой за окно, — некоторые до сих пор думают, что отец Алёши — Глеб. А про Стаса даже не догадываются. Ни я ему не нужна, ни сын.
— Я думал, что Глеба уже нет в живых, — сказал Китайгородцев. — В прошлую весну, когда он пропал — с ним могло случиться несчастье. И я думал до поры, что в действительности случилось. Не могу пока понять, как оно там было на самом деле. Глеб и Стас встретились для разговора. Якобы рыбалка, но какая может быть рыбалка общая для двух людей, которые друг друга на дух не переносят? Понятно, что серьёзное что-то затевалось. Кем затевалось? Я думаю, что Глеб что-то задумал. То ли хотел шантажировать Стаса, то ли вообще убить. Но что-то у него пошло наперекосяк. Или он чем-то выдал свои намерения, или начал действовать, да оказался слабее Стаса. В общем, мне так видится, что Стас Глеба или убил, или хотел убить. И я думал, что у него это получилось. А сейчас мне кажется, что Глеб живой. И я его даже видел.
— Где?!
— Там, под Москвой. У Стаса огромный дом в лесу, но он там не живёт. А живут там его мама и этот Михаил. И они прятали Глеба от Стаса. А Стас его ищет.
— Зачем?
— Чтобы добить. Чтобы концы в воду. Ему та неудавшаяся прошлогодняя рыбалка до сих пор покоя не дает. Не может себя чувствовать спокойно, пока Глеб ходит по земле. И вот он ищет Глеба, а Михаил этого Глеба прячет. И ждёт, когда умрёт Стас. Он Стаса ненавидит.
— Почему?
— Я не знаю.
— Я никогда не слышала, чтобы у Стаса с Михаилом были трения. Скорее — наоборот. Стас Михаила очень уважал.
— Я не знаю, что за чёрная кошка между ними пробежала, — признался Китайгородцев. — Но это факт: Михаил ждёт, что шестнадцатого числа Стас умрёт.
— Почему… шестнадцатого? — растерянно спросила Нина Петровна.
— Потому что завтра ваш сын станет совершеннолетним. И после этого Стас уже не нужен. Стас может умереть. И вся эта его московская недвижимость, все особняки многомиллионные отойдут наследникам. Алёше, Наталье Андреевне… А вот за вас я беспокоюсь, — печально посмотрел Китайгородцев.
— Почему?! — испугалась женщина.
— У вас хорошие были отношения с Натальей Андреевной?
— Совсем никаких отношений!
— Я так и думал. Подозреваю, что вы им не нужны. И даже мешаете.
— Чем?
— Тем, что вы — мать Алёши. Нужно, чтобы у Алеши не было других советчиков, кроме…
— Кроме Натальи Андреевны?
— Кроме Михаила, — сказал Китайгородцев. — И ещё, возможно, Глеба.
— Это всё правда — что вы говорите?
— Честно говоря, я сам не знаю. Информация у меня не полная, а в виде каких-то обрывков. Это как пазлы собирать, когда многие фрагменты отсутствуют. Цельную картину уже не соберёшь, но если очень постараться и кое-что домыслить, можно себе представить, как это должно выглядеть в итоге. Вот, например, с Алёшей — мне это не до конца понятно. Если бы наследство Стаса досталось одной только Наталье Андреевне — это выглядит логично. А то, что и Алексею позволяют стать наследником — тут есть вопросы.
— Да, странно, — признала Нина Петровна и судорожно вздохнула.
— Думаю, что Михаил решил подстраховаться. Наталья Андреевна — женщина в годах. Мало ли что. Все люди смертны. Если она умрёт — кому достанется наследство? Первая очередь наследников, кто может первым претендовать — родители покойного, супруг и дети. Мать — это понятно. Дети — ваш Алёша. А вы никакая не супруга, так что вы вне игры. Правильно? Случись что с Натальей Андреевной — вот он, Алёша, под рукой. Он юн, неискушён в житейских делах, с ним можно договориться, а можно и вокруг пальца обвести. Но только если вы мешать не будете.
Китайгородцев выразительно посмотрел на собеседницу. Он очень хотел, чтобы она поняла: её жизнь в опасности. Это Алёша нужен. А она не нужна. Лишний элемент в придуманной кем-то схеме. Только мешает. Могут за ненадобностью удалить.
— А без Алёши как наследника, похоже, возникают проблемы, — сказал Китайгородцев. — Там, видимо, появляется вторая очередь наследников, а то и третья, и четвёртая. И Михаил уже не при делах. Но это только мои догадки.
— У меня не укладывается в голове, — призналась Нина Петровна. — И с какой стати я должна вам верить? Вы что-то знаете? — она пытливо посмотрела в глаза собеседнику.
Здесь Рубикон, который она либо перейдёт, либо нет. Если поверит, тогда она поможет. А если не поверит — замкнётся.
— Я знаю, что Михаил дал поручение убить Стаса. Прямой приказ, — сказал Китайгородцев.
— Приказ — кому? — испуганно спросила Нина Петровна. — Вы этого человека знаете?
— Знаю.
— Кто он?
— Это я.
Станислав Георгиевич близко к дому не подъехал. Остановил машину на противоположной стороне улицы, в приоткрытое окно махнул рукой. Из «Жигулей» вышел один из охранников, приблизился. Лисицын указал ему на дом.
— Первый подъезд, квартира восемь, — сказал он. — Там должна быть Зоя Калязина. Расспроси её, приезжал ли к ней кто, интересовался ли Глебом Лисицыным. Все подробности, в общем. А если нет её, соседей расспроси.
Охранник вошёл в подъезд. Восьмая квартира. Второй этаж. Таблички с номером квартиры на двери не было. Пока охранник соображал, что тут к чему, следом за ним на лестничную площадку поднялся давно не бритый мужичок.
Мужичок посмотрел на незнакомца взглядом, в котором поровну были замешены настороженность и неприязнь, ударил кулаком в ту дверь, что не имела таблички с номером, и коротко позвал:
— Зин!
— А где живет Зоя Калязина? — спросил охранник ровно в тот момент, когда дверь мужичку открыла женщина с нетрезвым исстрадавшимся лицом.
— А-а-а, — начала было женщина.
— А чего? — спросил мужичок недружелюбно.
Но охранник уже дозрел до мысли, что эта квартира — та самая и есть.
— Поговорить! — объявил он невозмутимо и корпусом легко втиснул мужчинку в провонявшееся грязью и пылью сумрачное нутро квартиры.
Женщина испуганной мышью юркнула в комнату. Охранник проследовал за ней. Обвёл взглядом убогое жилище. Здесь можно не церемониться. Не князья.
— Тут такая тема, — произнёс охранник веско. — Интересуемся, кто приходил и кто про Глеба спрашивал.
Женщина взволновалась. Охранник это увидел и понял, что точно приходили и точно спрашивали.
— Один? Двое? — уточнил он.
— Один! — с готовностью доложила собеседница.
— Высокий?
— Да. Видный такой! И плечи у ево — ух! — развернула плечи пошире.
— Хромал?
— Ага. На ногу на вот эту припадает.
Китайгородцев. С этим разобрались.
— А приходил чего? — спросил охранник.
— Глебом интересовался.
— А ты чего?
— Сказала, что уехал.
— Когда уехал?
— В прошлую весну.
— Куда уехал?
— В Борщёвку, на рыбалку.
— Ещё про что был разговор?
— Уже не помню.
Охранник посмотрел недобро. Зоя-Зина оказалась женщиной понятливой.
— Про бабу спрашивал, про Нинку!
— Нинка — это кто?
— Ну, Глебова она… Ребенок у них… То ли общий… То ли нет…
— Так что он спрашивал про эту Нинку?
— Жена она Глебу или как?
— Жена? — вопросительно глянул охранник.
— А я не знаю. Тут никто не знает. Я так и сказала.
— О чём ещё расспрашивал?
— Ни о чём. Уехал.
— Куда уехал?
— В Борщёвку, к дяде Стёпе.
В общих чертах совпадало с тем, что охранник знал. И было похоже на правду.
Охранник вернулся к Лисицыну, пересказал все, что услышал от полупьяной Зои-Зины. Лисицын слушал молча и по нему нельзя было понять, как он относится к тому, что слышит, и только когда охранник упомянул о Нине Петровне, Станислав Георгиевич потемнел лицом.