— У него проблемы с речью? — спросил он, когда они продолжили свой путь по коридору.
— Нет, — ответила Энн. — Просто он дурак.
— А.
Однако же она бросила учебу и мечты о любимой профессии, вернулась домой и стала заботиться о нем, когда умерла мать. Было нетрудно сложить вместе все фрагменты картинки из того, что она рассказывала вчера за обедом, и того, что видел сегодня он сам. Видимо, она приехала, потому что ее попросила мама. И сам факт этого, несмотря на ее отношение к старику, многое говорил, что за человек Энн Наварре.
— Ты считаешь, что я плохая дочь? — спросила она.
— Нет. Вообще-то я как раз думал о том, какая ты замечательная.
Ей было неудобно слышать такие слова, и она не стала смотреть ему в глаза.
— Черт, забыла спросить у него, не видел ли он поблизости маньяка.
— Это моя работа, — улыбнулся Винс.
Энн показала ему остальной дом, несколько замешкавшись, когда они оказались перед дверью ее спальни.
— Боишься заходить туда вместе со мной? — поддразнил он ее, когда они стояли у двери.
— Нет! Конечно, нет, — запротестовала она.
Ему нравилось смотреть на нее, когда она смущалась. Она была похожа на маленькую кошку, готовую в любой момент выгнуть спину и зашипеть на него.
Он непозволительно близко подошел к ней, прильнув к самому уху и пробормотал:
— Обещаю быть джентльменом до кончиков ногтей.
Опустив голову, она тяжело вздохнула и открыла дверь.
Комната была чистой и опрятной, женственной, но не вычурной. Винс хотел осмотреться и проникнуться окружением, зная, что увиденное здесь скажет о ней очень многое, но Энн не позволила ему. Она отступила назад и вышла из комнаты прежде, чем он успел что-нибудь сказать, и стала спускаться по лестнице.
— Похоже, что здесь чисто, мэм, — произнес он, идя за ней.
— Это радует, — отозвалась она, ведя его в кухню. — Я не очень хорошая хозяйка. Мне следовало предложить тебе выпить за то, что ты удостоверился, что сегодня я останусь жива. Хочешь чего-нибудь? Вина? Чаю? Есть мышьяк, но его я берегу на день рождения отца.
— Немного вина никогда не помешает, — заметил Винс.
— Правда, у меня нет ничего охлажденного, зато есть хорошее местное каберне.
Винс улыбнулся.
— Обожаю Калифорнию.
Энн достала пару бокалов, умело откупорила бутылку и налила вино.
— Мне нравится ваша веранда за домом, — сказал он, когда она подала ему бокал.
— С нами все будет в порядке? — спросила Энн, бросив на него взгляд из-под ресниц.
«Почти кокетливо», — подумал он. Интересно, поняла ли это она сама.
— Ты со мной, — произнес он. — И у меня оружие.
Она лукаво улыбнулась.
— Чего еще желать девушке?
Веранда за домом была зеркальным отражением передней, только была уставлена старой зеленой мебелью, заваленной подушками с цветочными узорами; комната на открытом воздухе, с мебелью, кофейным столиком и большими пышными папоротниками на стойках для цветов.
Энн села на диван в одном конце веранды, где свет был мягкий, будто от свечей, и подогнула под себя ноги. Винс сел на другом конце дивана, стараясь не стеснять ее.
— А что ты имел в виду, когда сказал Джанет Крейн, что хочешь быть частью нашего общества? — спросила она.
— Она считает меня бизнесменом, который собирается перебраться сюда, — объяснил он. — Я попросил ее показать сегодня кое-какую недвижимость.
— Тогда понятно, почему она была так рада видеть тебя.
— Неужели ей нужны только мои деньги? Мое сердце разбито.
— Ты должен быть доволен, что ей не нужен ты сам, а то она бы утащила тебя в свое логово и отложила бы в тебя яйца.
Винс усмехнулся.
— Клинический случай.
— Я ее называю по-другому, но и так сойдет. — Энн стала серьезной и отпила вина. — Что здесь творится, Винс? На прошлой неделе наш город напоминал рай, а теперь — только подумай: здесь орудуют двое убийц?!
— Похоже, что так.
Она покачала головой.
— Но такое здесь не случается.
— Случается, милая, — тихо сказал он, протягивая руку и гладя Энн по голове. Ее волосы были как шелк. — Такое везде случается.
— Такое ощущение, будто я все время смотрела на очаровательную клумбу и только сейчас заметила, что она полна змей.
— И это пройдет. Дела разрешатся и будут закрыты. Хороших людей в мире больше.
Она улыбнулась, повертев пальцами ножку бокала, но улыбка ее не была счастливой. Вино кружилось вдоль стенок бокала, сияя, как жидкий рубин в мягком янтарном свете.
— То же самое я сказала сегодня Томми: и это тоже пройдет.
Винс сел поближе к Энн. Так близко, что смог положить руку ей на плечо и участливо похлопать по нему.
— Он вернется к тебе, Энн. В семье с такой-то мамочкой у него нет поддержки. Ты нужна ему.
Она кивнула, хотя он ее не убедил. Энн больше не хотела говорить об этом, иначе ее снова охватит волнение, и она не сомневалась, что расчувствуется и расстроится. Винс подозревал, что свои чувства она держала в таком же порядке, как и свой дом. И, наверное, делала она потому, что в детстве не была счастлива. Это объясняло ее эмоциональную привязанность к Томми Крейну. Она смотрела на маленького мальчика глазами той маленькой девчушки, которой когда-то была.
От этой мысли об одинокой маленькой девочке ему захотелось обхватить Энн обеими руками и крепко обнять, чтобы она чувствовала себя в безопасности.
Она искоса посмотрела на него.
— Расскажи о себе. Я знаю только то, что ты работаешь в ФБР и ты здесь впервые.
Он улыбнулся.
— О себе? Я старый коп из Чикаго. Из большой шумной итальянской семьи. У меня есть бывшая жена и две дочери — Эми и Эмили.
— Сколько им?
— Пятнадцать и семнадцать. — Он наклонился поближе, словно собирался открыть ей секрет. — А мне сорок восемь, но это неважно.
Даже при таком скудном освещении Винс заметил, как она покраснела и нервно засмеялась.
— А мне двадцать восемь, и я встретила тебя только вчера.
— Да. А завтра кого-нибудь из нас может сбить автобус. Жизнь непредсказуема, милая. Нужно жить так, словно каждый день последний.
И будто он нуждался в напоминании — в голове словно бы произошел какой-то взрыв, небольшое короткое замыкание. У него перехватило дух, он согнулся и обхватил голову руками.
Энн сразу оказалась рядом, положив руку ему на плечо.
— С тобой все в порядке? Винс? Что такое?
— Голова болит, — напряженным голосом сказал он.
— Я могу чем-нибудь помочь? Принести лед или аспирин?
— Не надо.
Он медленно и неглубоко дышал через рот, ожидая тошноты, которая обязательно последует, и следующей волны боли, которая наступала после этого. Чертова пуля. Чертово невезение.
— Ты плохо выглядишь.
— Подожди, — сказал он, потирая пальцами затылок, чтобы промассировать голову и хоть немного снять напряжение.
— Это мигрень? — тревожно спросила Энн. — Тогда тебе нельзя красное вино.
— Это пуля, — ответил он, расслабляясь, когда боль отпустила. Он ослаб. Упал на подушки и повернул лицо к ней.
Она была в замешательстве.
— Что, прости?
— Пуля, — повторил он. — Прошлой зимой я стал частью криминальной статистики. Какой-то наркоман попытался обокрасть меня и выстрелил в голову.
— О Боже!
— Большая часть пули все еще там. К счастью, я никогда не использовал эту часть мозга.
— У тебя пуля в голове, — сказала она, будто произнесенные вслух эти слова могли как-то помочь ей понять ситуацию. — Как такое может быть? Ты разве не должен был умереть?
— Ну да. Должен, — ответил он. — Но не умер. Наоборот, я парень, у которого болит голова, и он с этим живет.
— А ее нельзя вытащить?
— Нет, иначе я стану овощем.
— Но что будет, если она там останется?
Винс пожал плечами.
— Не знаю. Случаев не так много, как ты понимаешь. Пока что единственный побочный эффект — боль. Она приходит и уходит. Ничего, с этим можно жить. Я должен был умереть в ту ночь. Теперь у меня совершенно иной взгляд на жизнь. Теперь я смотрю по сторонам, вижу, чего хочу, и добиваюсь этого. Завтра может не наступить. Есть только «здесь» и «сейчас». Я провел много лет, погрузившись в работу, — не то чтобы я ее люблю, — но я отложил столько важных вещей, полагая, что всему свое время. Теперь очень жалею, — признался он. — Я поплатился своим браком. Своих дочерей знаю как близкий родственник, а не как отец. Больше я так жить не намерен. И тебе не советую. Ты моложе меня на двадцать лет. И можешь учиться на моих ошибках.
Энн сидела перед ним, подогнув одну ногу под себя, а другую свесив на пол. Она надела толстый свитер, чтобы не замерзнуть в прохладный вечер, и теперь завернулась в него, встретив взгляд Винса своими темными глазами, полными печали.
— Моей матери было сорок шесть лет, когда она умерла, — тихо сказала она. — Я никогда не думала, что она так скоро уйдет. Я всегда считала, что отец умрет прежде и она посвятит себя мне целиком и полностью на долгие годы… Я всегда верила, что она будет на моей свадьбе, с моими детьми, со мной… А потом она ушла. Вот так.
— Жизнь — то, что происходит, пока ты строишь планы, — промолвил Винс.
Даже на расстоянии он чувствовал ее сердечную боль. Он протянул руку и прошептал:
— Иди сюда.
Энн легко подалась к нему. Оказалась рядом с ним, не желая бежать от своих чувств. Винс обнял ее и прильнул губами к ее губам. Он поцеловал ее, чтобы успокоить, отвлечь от грустных воспоминаний, заполнить опустевший уголок в ее сердце.
Он целовал ее медленно, глубоко, наслаждаясь вкусом вина на ее языке, упиваясь близостью тела. Энн таяла, погружаясь в него, по своей воле сдаваясь в его плен, принимая то, что он хотел ей дать, и отдаваясь в ответ.
Постепенно утешение уступило место желанию, а то, что предназначалось для отвлечения от грусти, стало вдруг самоцелью.
Винс откинул прядь волос с ее лица, гладя своей большой рукой скулы, шею. Дыхание Энн чуть сбилось, когда по тому же пути следовали его губы.