Интересное объяснение происшедшему мы находим в донесении Франкини послу Томаре от 18 мая 1800 г. Однако, прежде чем процитировать его, следует несколько слов сказать о позиции России в конфликте и ее отношении к наметившемуся урегулированию. Вторжение Бонапарта в Египет стало для российской дипломатии настоящим подарком, открыв путь для сближения давних соперников - Российской и Османской империй. А дружить с турками оказалось гораздо выгоднее, чем с ними враждовать: всего за год союза с ними, заключенного 3 января 1799 г., Россия обрела то, на что не могла и рассчитывать за все войны с ними, произошедшие на протяжении XVIII в.: свободный проход через Проливы, создание союзного себе греческого государства - Республики семи островов - и основание на Корфу постоянной базы для своего флота в Средиземном море{496}. Заинтересованные в укреплении и развитии связей с Константинополем, российские власти поддерживали усилия турок по освобождению Египта и даже задержали по их просьбе в Средиземном море эскадру Ушакова, чтобы оказать им в случае необходимости и военную помощь{497}. Вместе с тем, русских дипломатов не могло не беспокоить то, что все попытки примирения с османами как Бонапарта, так и Клебера имели ярко выраженную антироссийскую направленность. Оба главнокомандующих Восточной армии пытались стравить Османскую империю с Российской, предлагая первой свою помощь. Поэтому российские дипломаты и старались сделать так, чтобы освобождение турками Египта от французов не стало прологом к восстановлению франко-турецкого альянса антироссийской направленности. Надежнее всего этого можно было достичь, если бы такое освобождение произошло вооруженным путем, через разгром французов. Поэтому-то Франкини, находившийся на переднем крае дипломатического фронта и пользовавшийся большим доверием визиря, делал всё возможное, чтобы сорвать перемирие и вновь столкнуть турок с французами, о чем и докладывал послу:
«Твердое намерение великого визиря и министра не повредить французам даже ценой отсрочки эвакуации тех из Каира; сообщенные мне великим визирем приказы Османской Порты их обхаживать, хотя я настаивал на необходимости атаковать Клебера; усилия англичан, направленные на то, чтобы сохранить статус-кво, заставили меня воспользоваться единственным из имевшихся у меня в тот момент ресурсов для того, чтобы навсегда развести эти две нации.
Две тысячи цехинов, которые получил от меня ага янычар, привели к восстанию в подчиненной ему воинской части, что поставило Порту в затруднительное положение»{498}.
Впрочем, Мустафа-паша, по требованию французского командования, немедленно принял против возмутителей спокойствия жесткие меры. Несколько участвовавших в конфликте янычаров были повешены на площади ал-Азбакийя перед бывшим дворцом Алфи-бея, где теперь располагалась штаб-квартира Клебера. Остальным турецким военнослужащим было запрещено входить в Каир с оружием. Данные источников расходятся только в отношении числа казненных: ат-Турк говорит о пяти повешенных, ал-Джабарти - о шести, Мишо - о пяти повешенных и пяти, которым отрубили головы{499}. Решительные действия турецкого коменданта позволили прекратить столкновения, однако обстановка в городе всё равно оставалась взрывоопасной.
Между тем английский флот в ожидании эвакуации Восточной армии несколько ослабил блокаду, что облегчило французам связь с метрополией. 3 марта из Александрии на родину отбыли Дезе, Даву, Савари и еще целый ряд офицеров. Из Франции же в Египет 5 марта прибыл генерал-адъютант Мари Виктор Николя Латур- Мобур, привезший Клеберу официальные известия о брюмерианском перевороте и не слишком содержательное письмо от нового военного министра генерала Бертье. Бонапарт же своим бывшим подчиненным не написал ни слова.
Подготовка французов к эвакуации шла свои чередом. 8-10 марта пушки и содержимое складов из каирской Цитадели и расположенных возле города фортов были отправлены по Нилу в Розетту{500}. Клебер ждал только прибытия частей из Верхнего Египта, чтобы передать город великому визирю и двинуться к морским портам.
Оставалось всего лишь два дня до полной эвакуации французских войск{501}.
Однако 10 марта ситуация резко изменилась после того, как Клебер получил срочное сообщение от командора Смита. Выступив посредником при заключении Эль-Аришского соглашения, англичанин считал для себя делом чести его точное исполнение, а потому предупреждал Клебера о том, что командующий английским флотом на Средиземном море адмирал Кейт, руководствуясь старыми, еще ноябрьскими, инструкциями из Лондона, отказывается пропустить французскую армию на родину и готов вывезти ее личный состав из Египта только в качестве пленных. Копия соответствующего письма адмирала Кейта прилагалась{502}.
В тот же день, 10 марта, Клебер обратился к Юсуф-паше с предложением приостановить реализацию Эль-Аришского соглашения до тех пор, пока французы не получат разрешение адмирала Кейта на свободную эвакуацию{503}. Находившийся в Александрии Пусьельг отправился по совету командора Смита уговаривать адмирала Кейта пропустить Восточную армию на родину{504}. Начальник артиллерии генерал Сонжис получил от Клебера приказ вновь вооружить Цитадель и форты{505}.
Клебер не ошибся: на следующий день великий визирь в ответном письме, выразив готовность и далее соблюдать перемирие, подчеркнул необходимость точно соблюсти все пункты Эль-Аришского соглашения, включая сроки эвакуации французских войск из Каира{506}. Подкрепляя эти слова демонстрацией силы, османская армия 12 марта{507} приблизилась к городу: основные силы и ставка Юсуф-паши разместились в селении Эль-Ханка, на расстоянии четырехчасового перехода от Каира (4 лье), а турецкий авангард под командованием Насуф-паши{508} - в деревне Матария, в двухчасовом переходе от города (2 лье{509}).
Стараясь выиграть время, Клебер отправил своего начальника штаба Дама и главного финансиста армии Алексиса Глутье, преемника Пусьельга на этом посту, вести переговоры с представителями визиря, затянувшиеся до 18 марта. Параллельно шла активная военная и дипломатическая подготовка к возобновлению военных действий. Рассказывает ал-Джабарти:
«Французы использовали упомянутый восьмидневный период для того, чтобы стянуть свои войска из Верхнего и Нижнего Египта. Они раскинули свои палатки вдоль берега Нила, и их лагерь растянулся по всему Каиру - от Старого Каира до Шубра. Они вновь заняли пустовавшую крепость и с лихорадочной поспешностью днем и ночью завозили туда на повозках боеприпасы, снаряды, военное оборудование, порох, ядра, бомбы и пушки. Жители удивлялись всему этому. Мустафа-паша, комендант, и его приближенные видели всё это, но ничего не говорили»{510}.
Одновременно по заданию Клебера секретарь дивана математик Жан-Батист Жозеф Фурье через посредников тайно вступил в контакт с Мурад-беем, и тот обещал ему соблюдать нейтралитет в случае возможного столкновения между французами и турками{511}.
Когда из Верхнего Египта прибыли ожидавшиеся французские части, а форты были вновь вооружены, Клебер 18 марта прекратил переговоры с турками и велел арестовать Мустафа-пашу. Главнокомандующий издал также приказ по армии, в котором ознакомил ее личный состав с текстом письма адмирала Кейта, добавив от себя: «Солдаты, на такое дерзкое послание мы можем ответить только победами. Готовьтесь к бою»{512}. Его обращение буквально наэлектризовало армию. Разъяренные вероломством англичан, которые разом лишили их надежды на скорое возращение домой, солдаты рвались в бой. 19 марта военный совет французской армии принял план наступления. Визирю было отправлено извещение о возобновлении военных действий{513}. Тот ответил призывом единоверцев к джихаду. Главным аргументом в споре теперь становилось оружие.
В ночь на 20 марта французская армия выступила против великого визиря.
Глава 6. Гелиополис
Неизвестное сражение
В древности Гелиополисом, «городом солнца», греки называли египетский город Иуну, где располагалось главное святилище бога Ра. К концу XVIII в. от былого величия Гелиополиса сохранились лишь остатки руин близ Каира да непоколебимо возвышающийся над ними гранитный обелиск (он и по сию пору на том же месте украшает окраинный район разросшейся египетской столицы). Тем не менее именно этот давно исчезнувший город и дал название крупнейшему из сражений Египетского похода. Здесь 20 марта 1800 г. французские войска под руководством своего главнокомандующего, генерала Клебера, сошлись в бою с турецкой армией великого визиря Юсуф-паши.
Однако в дальнейшем битве при Гелиополисе так же «не повезло» в историографии, как и всей истории забытой армии. Если сражения Бонапарта в Египте и Сирии были разобраны историками во всех подробностях{514}, то победа, одержанная Клебером, до самого последнего времени {515}